Александр Богданов - Краткий курс экономической науки
Итак, машина заменяет собою работника, поскольку он является в производстве простым исполнителем, простым орудием организующей воли. Благодаря этому, на машины переносятся многие из отношений, которые прежде существовали между работниками-исполнителями мануфактуры.
Так, сотрудничеству и разделению труда между работниками мануфактуры соответствует «сотрудничество» и «разделение труда» между машинами (выражения условные, потому что «трудиться» может только человек).
Пример простого сотрудничества представляет ткацкая фабрика, которая состоит из множества механических станков, помещенных в одном здании и выполняющих одинаковую работу. Один и тот же двигатель в этом случае приводит в действие множество одинаковых машин.
«Разделение труда» между машинами состоит в том, что целый ряд различных, но находящихся во взаимной связи машин одна за другой обрабатывают один и тот же материал, пока он не получит свою окончательную форму. Там, где впервые вводится разделение работ между машинами, оно бывает приблизительно такое, как в мануфактуре, занимавшейся тем же производством. Напр., на шерстяной мануфактуре труд был разделен между шерстобитами, чесальщиками, прядильщиками и т. д. Теперь вместо этих рабочих является ряд машин — шерстобитная, чесальная и т. д. В переходной стадии одни из операций переданы уже машине, тогда как другие еще выполняются ручным трудом.
Впоследствии способ разделения работ между машинами может, конечно, измениться.
В разделении работ между машинами одна доставляет другой материал для обработки, как в мануфактуре один работник другому. И здесь в разных машинах, как там в руках различных работников, материал находится одновременно на всех ступенях своей обработки. Мануфактурной группе, т.-е. определенному отношению между числом рабочих различных специальностей, соответствует «система машин», т.-е. определенная связь между числом, размерами, скоростью движения одних, других, третьих машин; как на определенное число прядильщиков нужно определенное число ткачей, чтобы они успевали обрабатывать материал, доставляемый первыми, так на определенное число прядильных машин данного устройства должно приходиться определенное число механических ткацких станков данного устройства.
Из всего этого видно, что роль мануфактурного работника действительно была замещена в гораздо большей мере самой машиною, чем работником при машине. Последний по самому типу своей производственной деятельности значительно отличается от первого: он преимущественно управляет и контролирует, тогда как тот — исполнял. Это в высшей степени важное различие.
Впрочем, в переходных стадиях, в не достигших полного развития машинных производствах работники нужны не только для надзора и контроля за действием машин, но отчасти также и для того, чтобы непосредственно придавать механическим инструментам известное движение, к которому машина еще не приспособлена. Но развитие машинного производства стремится заменить все такие незаконченные машины автоматическими, самодействующими механизмами, в которых рабочие машины без прямого содействия человека выполняют все движения, необходимые для обработки материала. И чем в большей мере совершается такая замена, тем в большей мере труд работника при машине приобретает сходство с прежним организаторским трудом[15].
По отношению к производительности труда главное преимущество машинной работы перед ручной заключается в следующем: как бы искусен ни был работник, он не может сразу работать несколькими инструментами, так как у него только две руки, две ноги, а не больше. В Германии когда-то пробовали заставить одного работника работать на двух прядильных колесах и на двух веретенах, сразу обеими руками и обеими ногами; но это требовало такого громадного напряжения, которое вообще не по силам работнику. Машина же работает сразу множеством инструментов. Например, на современных прядильных фабриках один работник с помощью мюль-машины управляет целыми сотнями веретен (в Англии еще в 1887 г. на 1 рабочего приходилось в среднем 333 веретена, а в лучших прядильнях более 400). Если к этому прибавить, что скорость движений машины значительно превосходит скорость движений человека, то станет очевидно, какое громадное возрастание производительности труда может достигаться при помощи машин. Напр., при машинном тканье один средний работник успевает сделать столько, сколько прежде 40 хороших ручных ткачей. Уже в конце первой половины прошлого столетия высчитывалось, что полмиллиона прядильщиков, работавших в это время при помощи машин, вырабатывали такое количество пряжи, для производства которого потребовалось бы около 17 миллионов ручных работников.
Здесь уместно привести некоторые данныя, свидетельствующие об увеличении производительности труда в булавочном производстве при переходе от ремесленной к мануфактурной и, наконец, машинной работе.
Отдельный работник, выполняющий все операции производства булавок, вряд ли успел бы сделать десяток булавок в день. В мануфактуре, при разделении труда между 10-ю только работниками, ежедневный размер производства = 48.000 булавок — по 4.800 на каждого работника. Булавочная машина приготовляет 180.000 булавок в день, причем один работник может управлять одновременно несколькими такими машинами. На одной американской фабрике с 70 булавочными машинами, приготовляющими 7,5 миллионов булавок в день, требовалось всего 5 человек рабочих; следовательно, на каждого приходилось в среднем1,5 миллиона булавок в день[16].
Уже в настоящее время в распоряжении человечества находится такое количество паровой силы, которое заменяет более 1,5 миллиарда работников; между тем, число взрослых людей-работников на земном шаре не больше 500–600 миллионов.
При этом прогресс машинного производства идет с постоянно возрастающей быстротой. Заменяя в производстве силу работника силами природы, применение машин открывает безграничный простор развитию производительных сил, возрастанию власти общественного человека над природой.
в) Распространение машинного производства
Всегда ли машина полезна в производстве, всегда ли она увеличивает производительность труда? Разумеется, только тогда, когда она действительно сберегает труд.
Положим, изобретена новая машина, с помощью которой один работник выполняет то, что прежде выполнялось трудом 11 человек; следовательно, машина заменяет собою 10 работников-исполнителей. Изнашивается она, положим, в течение 300 дней; за все время своей службы она сберегает таким образом 3.000 дней труда.
Если сама машина (т.-е. вся ее постройка) стоит 3.500 дней труда, то ее, конечно, нелепо было бы вводить, так как при этом получается вместо сбережения чистая потеря 500 рабочих дней. Если даже производство самой машины стоит ровно 3.000 дней, и тогда она бесполезна — нисколько не сберегает труда.
Но если стоимость машины, напр., 2.500 рабочих дней, то машина повышает производительность труда, она полезна для производства, потому что сберегает целых 500 рабочих дней.
Однако предприниматель-капиталист, от которого зависит ввести или не ввести машину, стоит не на такой точке зрения. Для него, вообще говоря, совершенно безразлично, сберегает ли машина человеческий труд; для него важен вопрос: увеличит ли она его прибыль? Капиталист рассчитывает, сколько рублей ему надо затратить на покупку машины, и сколько рублей она должна сберечь ему на заработной плате.
Положим, машина сберегает 3.000 рабочих дней, а сама стоит 2.500; при этом стоимость рабочей силы на один день — 5 часов простого труда, что соответствует, скажем, цене в 50 коп., а вся новая стоимость, создаваемая в день работником, равняется 10 часам, что соответствует 1 рублю.
Если предприниматель покупает машину, он платит за нее другому капиталисту такое количество денег, которое произведено в 2.500 дней, ибо такова стоимость машины; эта сумма денег составляет 2.500 рублей. Если же капиталист не вводит машины, то ему приходится взамен того купить лишнюю рабочую силу на 3.000 рабочих дней, которые ему сберегла бы машина. Так как рабочая сила на 1 день стоит полтинник, то за 3.000 дней капиталист переплатит лишним рабочим 1.500 рублей заработной платы, т.-е. на 1.000 рублей меньше, чем за машину. Ясно, что вводить машину невыгодно, хотя она и повышает производительность труда. Дело сводится к тому, что, покупая машину, капиталист платит соответственно всей сумме труда, потраченной на ее производство, тогда как при покупке рабочей силы он оплачивает только часть того труда, который рабочая сила ему доставит.
Если бы машина стоила 1.500 дней труда, чему соответствует цена 1.500 рублей, то для предпринимателя бесполезно вводить машину: от нее ему нет ни прибыли, ни убытка, так как и рабочая сила на 3.000 дней стоит 1.500 рублей.
