Вадим Нагаев - Какова цель эволюции
Отсюда делается вывод о том, что невозможно в принципе ставить вопрос о каких-то конкретных путях исторического развития и что человечеству следует действовать по обстоятельствам и в соответствии со здравым смыслом. При этом подразумевается, что благодаря дальнейшим успехам науки людское сообщество все равно достигнет «царства земного», но только в том случае, если здравый смысл восторжествует. В противном случае человеческие особи уничтожат сами себя, но при таком ходе событий они именно этого и будут заслуживать.
Такая сложная форма вероятностного агностицизма, претендующая на роль общечеловеческой мировоззренческой парадигмы, представляет собой гибрид наивности и трагического оптимизма. Сама же идея, согласно которой эволюционный процесс, если бы он начался заново, пошел бы по совершенно другому, непредсказуемому пути, делает бессмысленным представление об универсальности алгоритма развития Вселенной.
Если же предположить, что такой алгоритм существует и что эволюция способна осуществляться бесконечно возможными путями, но в пределах этого алгоритма, то его выявление человеком, находящимся внутри эволюционного процесса, становится невозможным.
Идея непредсказуемости процесса эволюции родилась на почве ничем не обоснованного обобщения положений математики, нелинейной динамики и теории фазовых переходов на все явления природы. С другой стороны, эта идея является психологической реакцией на тот факт, что все основные футурологические модели будущего, которые строились во второй половине XX века, оказались не состоятельными. Вместо ожидаемого благополучия и процветания, научно-технического «царства земного» мир вступил в новую фазу напряжённости и нестабильности.
В итоге футурологию стали объявлять лженаукой, а в противовес образовавшемуся мировоззренческому вакууму строить хаотические парадигмы, предписывающие человечеству действовать по обстоятельствам.
Однако наша внутренняя уверенность убеждает нас в том, что исторический процесс не может быть совершенно непредсказуемым. Интуиция подсказывает нам, что он предрешен глубокими закономерностями, которые незримо определяют ход истории, предрешен так же, как и весь ход эволюции.
Исходя из этого, наиболее обоснованным представляется второй сценарий развития событий ближайшего будущего. Вот только глобальный катаклизм, предусмотренный этим сценарием, может приобрести совершенно неожиданные формы.
Глава II
Когда элементы в результате взаимодействия друг с другом объединяются в сложную систему, эта система приобретает специфические свойства, которыми не обладают первоначальные элементы.
Свойства отдельных клеток мозга – нейронов – изучены достаточно хорошо, однако мозг человека, состоящий более чем из ста миллиардов нейронов, сложным образом взаимодействующих друг с другом, представляет собой орган, многие свойства и потенциальные возможности которого до сих пор неизвестны науке.
Каждый нейрон – своеобразный электрохимический приемник и передатчик информации. Информация из окружающего мира и внутренней среды организма поступает в нейроны через многочисленные, очень тонкие отростки, исходящие из их тела. Посредством таких же, но более длинных отростков нейроны передают сигналы друг другу в виде электрических импульсов, организуя таким образом сложную систему, называемую мозгом.
Отдельные нейроны способны выполнять множество операций, однако в процессе развития головного мозга они начинают «специализироваться» на выполнение каких-то преимущественных операций, в результате чего происходит разделение функций между различными областями мозга, между левым и правым полушариями. Так на долю левого выпадают такие функции, как речь, чтение, логическое мышление.
На долю правого – чувственно-образное восприятие предметов и явлений внешнего мира.
В процессе роста человека его психика постепенно развивается от образного познания, присущего раннему детскому возрасту, к познанию отвлеченному, абстрактному. При этом чувственное познание всегда остается основой в построении мыслей, возникновении идей, оно лежит в основе всего логического мышления, определяя побудительные мотивы в сознании человека.
Чувства и эмоции – одна из самых загадочных сфер деятельности нашего мозга. Вдруг возникнув, они способны перевернуть сознание человека, направив мысли в совершенно неожиданную сторону.
Целая гамма непонятных таинственных чувств возникает при созерцании красочных японских картин. Особенно впечатляет их специфический цветовой колорит.
«…Так нужно рисовать женщину. Номерами обозначены цвета». Этими словами сопровождается один из рисунков трактата Ито-Сан, известного мастера японской живописи.
На рисунке графическое изображение женщины, держащей в правой руке мухобойку. Все складки ее одежды, части лица и тела разделены на пронумерованные участки. К каждому участку дается подробное описание набора красок для получения необходимых тонов и другие рекомендации.
Сам же трактат, содержащий массу сведений – от описания, как лучше держать кисть, до философских рассуждений, – напоминает рецепт патентованного средства, в котором выражено стремление поставить изобразительное искусство на постамент строгих правил и руководств. Этот трактат – один из штрихов к своеобразной, специфической психологии японцев, которая всегда отличала их от других народов.
Однажды японский ученый, профессор физиологии заинтересовался вопросом, почему в Японии нет ни одной научной школы с мировым именем, занимающейся фундаментальными исследованиями. Почему, несмотря на высокий уровень образованности и технической оснащенности, японцы проявляют способности лишь в тех областях, где требуется внедрение уже сделанных открытий и изобретений, и не преуспевают там, где необходимо их совершать.
Занимаясь исследованием этого вопроса, японский физиолог вскоре пришел к выводу, что его соотечественники практически лишены интуитивного мышления, играющего важную роль в фундаментальных науках. Именно интуитивное мышление, по словам многих выдающихся ученых, физиков, математиков, помогло им прийти к открытиям, прославившим их имена.
И поскольку эта часть мышления относится к сфере чувственно-эмоциональной, то указанная характерная черта японцев должна была быть связана именно с этой сферой.
Как ни странно, но в конечном итоге все сводилось к особенностям японского языка. Организация речи и анализ речевой информации являются важнейшей формой высшей нервной деятельности для человека. Восприятие и формирование речи играют ключевую роль в умственном развитии ребенка.
Что же касается анализатора звуковой информации, то он, согласно логике японского ученого, будучи асимметричен, постепенно ведет к асимметрии в восприятии и анализе окружающего мира. Та его часть, которая анализирует гласные звуки, расположена в левом полушарии коры головного мозга, согласные звуки анализируются другой частью, расположенной в правом полушарии. В соответствии с этим левое полушарие мозга японцев с раннего детства получает сравнительно большую нагрузку и, соответственно, большее развитие по сравнению с правым. Это связано с аномально большим количеством гласных звуков в японском языке, алфавит которого вообще не содержит согласных звуков в чистом виде.
Данное обстоятельство и формирует специфическую психику японцев – повышенную способность к логическим операциям, практичность и в то же время отсутствие интуиции как следствие недостаточно развитой чувственно-эмоциональной сферы, связанной с деятельностью правого полушария мозга.
И, несмотря на то что некоторые ученые восприняли эту теорию как курьез, японский нейрофизиолог, сам того не ведая, коснулся глобальной темы.
То, что он пытался объяснить, не является специфическим «японским» феноменом, скорее такого рода ситуация, выражаясь философским языком, есть особенное проявление всеобщего.
В начале 60-х годов известный советский музыкант-педагог, профессор Московской консерватории Григорий Коган опубликовал статью, которая впоследствии долго обсуждалась в среде музыкальных теоретиков. В ней он отмечал тенденцию нарастания рационалистических проявлений в исполнительском искусстве, когда на фоне роста исполнительского мастерства отсутствует чувственно-эмоциональное самовыражение, отражение собственной индивидуальности исполнителя в исполняемом произведении.
В те годы истоки этого явления не анализировались глубоко, и в конечном итоге все было списано на недостатки педагогического процесса. Однако сегодня вся эта ситуация представляется куда более сложной.
Тенденция, отмеченная Г. Коганом, не ограничивается исполнительским искусством, она давно уже вторглась и в творческий процесс создания музыки.
