Джон Мэк - Встречи с пришельцами
183
нила, что, войдя в комнату вместе с ней, существа разошлись по разным местам, словно каждому полагалось заниматься своим делом.
После сеанса Кэтрин стала рассуждать о реальности похищения. "Я думала, что это был сон, пока не начала плакать. Эти события пока что не ощущаются как настоящие воспоминания, например, так, как я ощущаю, что вчера была на работе". Кэтрин призналась, что она очень напугана. Она была готова признать, что случившееся на корабле не было плодом ее воображения. Эти переживания, по ее словам, объясняли многое, что с ней происходило. По определению девушки, события были "реальнее, чем сон, но не так реальны, как наша беседа". Моя пациентка сомневалась, что воспоминания, которые теперь прояснились, могут принести какую-то психологическую или эмоциональную пользу. Эта мысль очень характерна для большинства похищенных. Я, взяв на себя роль адвоката дьявола, возразил, что эти переживания могут привнести в ее жизнь дополнительный драматизм, сделать ее более интересной, привлекательной. Она возразила: "Даже если эти события такие замечательные, кому я могу о них рассказать? Ведь любой, кто о них услышит, скажет, что я рехнулась". Кэтрин призналась: "Чтобы успокоиться, я заставляю себя считать эти события вымыслом".
О том, что события не были вымыслом, говорит эмоциональная реакция, вызванная воспоминаниями. Иначе этот эмоциональный всплеск оставался бы совершенно необъяснимым. Еще одна убедительная деталь: Кэтрин вспоминает, что она против своей воли встала с постели среди ночи и вышла на мороз, в темноту. "Я не хотела это делать", - несколько раз повторила девушка. Похищение вызвало у Кэтрин чувство беспомощности, какое, как она сказала, бывает, наверное, у жертв изнасилований. И наконец, я заметил в ее плаче другой оттенок: не только обиду и страх, но и грусть. Она назвала это сожалением, но, по-моему, это было нечто более глубокое. Я бы назвал это онтологическим шоком, то есть следствием
184
разрушения укоренившихся представлений о действительности. На это Кэтрин сказала: "Я вас понимаю. Или буду вынуждена это понять".
На следующий сеанс гипноза Кэтрин пригласила для поддержки свою подругу, с которой вместе работала в ночном клубе. Во время прошлого сеанса остался невыясненным весьма важный пункт: были ли на ней в рождественскую ночь 1990 года контактные линзы. Она не помнит, чтобы их надевала, но все хорошо видела, в то время как без линз у нее перед глазами все расплывается. После прошлых сеансов в Кэтрин жила тревога: девушка никак не могла понять, случались ли похищения в действительности или приснились. Не имея конкретных физических свидетельств, подтверждающих подлинность события, она чувствовала себя уязвимой в глазах современной науки, а главное - в глазах общественности. На нее могли смотреть как на безумную, она и сама сомневалась в своем рассудке. Она сказала: "Если бы меня изнасиловали, я могла бы обратиться в полицию. Нашлись бы улики. Они могли бы взять образцы, и люди не смотрели бы на меня так, словно я лишилась рассудка".
Во время второго сеанса релаксации она вначале кратко описала то, что предшествовало медицинскому эксперименту, проведенному с ней. Она заметила, что свет стал более приглушенным, снова упомянула полную потерю собственной воли. Самый главный из пришельцев, или исследователь, был повыше остальных, но все же ниже Кэтрин. У него была очень гладкая, серовато-белая кожа и никакой одежды. "Он смотрит на меня, как мы - на лягушку, которую собираемся препарировать на уроке зоологии", - заметила Кэтрин. Исследователь что-то говорит помощнику - существу, стоящему справа от него, и помощник уходит в угол комнаты, должно быть, ему приказано что-то принести. "Исследователь кладет мне руку на ногу, на бедро, - продолжает Кэтрин. - Рука холодная, но совсем не такая, какой бывает холодная рука у человека, а гораздо холоднее. Мне это неприятно. Приходит помощник и подает шефу
185
какой-то инструмент". Мне пришлось помочь девушке рассказать, почему она не могла сопротивляться. Она жалобно плачет: "Он это делает, а я не могу ему помешать. Он кладет руку на левое бедро и держит что-то в левой руке. Это конус, но на вершине к нему прикручено что-то еще, и он собирается вставить это в меня". Последние слова Кэтрин выкрикивает, громко рыдая. У нее пресекается голос. Она продолжает: "Он вставляет этот инструмент. Инструмент - холодный, даже холоднее его руки. Я чувствую, как он проникает все глубже и глубже внутрь. Мне кажется, что он достает до кишечника. И хотя инструмент проник очень глубоко, он не причинил боли. Больно не было, мне просто было противно. Они даже не спросили моего разрешения".
Инструмент задержался в правом боку, где-то около яичника, секунд на пятнадцать, по-видимому, отбирая образцы ткани. По окончании процедуры исследователь передал инструмент помощнику, и тот его унес. Хотя Кэтрин едва ли могла сориентироваться во время эксперимента, в ней сильно убеждение, что образцы тканей отбирались из слизистой матки, из шейки матки, а также из фаллопиевых труб.
Я спросил Кэтрин, появились ли у нее теперь, то есть во время нашего сеанса, после того как она вспомнила эксперимент, какие-либо ощущения во внутренних органах. Она не могла ответить на вопрос, но, оказывается, этим эксперимент не ограничился. Теперь в ее ноздрю вставили металлический инструмент длиной дюймов шесть. Я был несколько удивлен и заметил, что при такой длине инструмент должен был проникнуть в мозг. "Он для этого и предназначен, - заметила Кэтрин. Исследователь подошел ко мне с этой штукой, держа ее за рукоятку. Инструмент был длинный, гибкий. Исследователь как бы облокотился на мое плечо, совершенно не обращая на меня внимания. Он смотрел на мою ноздрю и засунул в нее свой прибор как мог глубоко. Мне было очень противно, потому что я не могла нормально дышать, потом инструмент уперся во что-то, а исследователь продолжал заталкивать его все глубже и глубже".
186
Кэтрин с рыданиями вспоминала: "Я чувствовала, как у меня в голове что-то лопалось и трещало. То, что оказывалось на пути инструмента, просто ломалось, а трубку засовывали все глубже. Процедура была очень неприятная, но боли не причиняла. "Интересно, что они мне сломали. Я не знаю анатомии, но они что-то пробили, чтобы добраться до мозга. Я не знаю, что повреждено, я хочу знать, заживет ли то, что они пробили". В ответ я стал убеждать Кэтрин, что ей едва ли нанесли необратимое увечье. Позднее девушка призналась, что опасается, не осталось ли у нее в мозгу обломков костей. Я спросил Кэтрин, что она видела после того, как зонд убрали. Она сказала, что на инструменте и у нее на ноздре было немножко крови, но она не видела ткань, отобранную для анализа. "Исследователь передал инструмент помощнику, который отнес его в дальний угол комнаты и что-то с ним делал, но я не могла рассмотреть что". В этот момент Кэтрин сказала, что она все видит, как в контактных линзах, но на самом деле она их не вставляла. Теперь в ее памяти всплыл образ исследователя. "Он всматривается в меня, прикидывая, что еще можно сделать". Я прошу ее рассказать, какие у него глаза. Но она видит их "очень, очень туманно, они не мигают, похоже, что это вообще какие-то щели в голове. И они целиком черные. Зрачков не видно. Не видно радужной оболочки, белков - ничего. Они целиком черные". Я задал вопрос: "Что вас так насторожило в его глазах?" Кэтрин ответила, что, возможно, они так поразили ее, потому что в ней не видели личности. На нее смотрели как на подопытное существо. По словам девушки, если бы она умерла на этом столе, исследователь пожалел бы только о том, что она провалила ему эксперимент. И все это отразилось в его глазах.
Главное чувство, которое преобладало в Кэтрин, - абсолютная беспомощность. "Я напугана происходящим и тем, что мне предстоит; продолжает Кэтрин. - Они считают нас низшими существами, превосходство сквозило во всех действиях этих
187
ществ. Они даже ничего мне не сказали, не предложили залезть на стол. Отношение было, как к неодушевленному предмету", - вспоминает Кэтрин. Я спросил, все ли выказывали такое отношение. Пациентка вспомнила, что исследователь проявлял его более других, но остальные пришельцы разделяли это отношение.
После этого существа сняли Кэтрин со стола и повели в другую комнату. Она снова заволновалась, ей показалось, что перед ней - совершенный мрак. В то же время девушка чувствовала, что она что-то видела в соседнем помещении. Далее между нами произошел такой разговор:
Я: Что теперь вызывает провал в памяти?
Кэтрин (очень тихо): Я не хочу знать.
Я: Вы хотите знать? Вы не хотите знать? Извините, я не расслышал.
Кэтрин: Я хочу знать, но думаю, что это очень страшно.
Я: Страшно то, что случилось с вами?
Кэтрин: То, что я видела, было очень страшно.
Решив, что ей потребуется помощь, Кэтрин согласилась продолжить нашу игру. Она предложила заслать в комнату "агента", чтобы он по нашей команде включил на две секунды фонарь и рассказал, что он увидит при свете. Отчет нашего "агента" шокировал и Кэтрин, и меня. В комнате по стене были расставлены "ящики". Они стояли в пять или шесть рядов, друг на друге, с пола до потолка. "Агент" доложил, что ящиков - штук сорок, и в каждом что-то или кто-то есть. Отчет прервался - две секунды, отпущенные на осмотр, истекли. Мы с Кэтрин выждали еще две секунды и снова приказали "агенту" докладывать. На этот раз он увидел "этих существ, на вид - деформированных, и в каждом торчит какая-то штука". Теперь Кэтрин сказала, что она знает, о чем рассказывает наш "агент", и вызвалась вспомнить, что она видела, проходя через это помещение.
