Дмитрий Лихачев - Сказания и повести о Куликовской битве
Приспевшу же великому празднику, началному дни спасения рода христианскаго, Рождеству пресвятыя богородицы, то есть сентября 8 дня, светающу дню 61Христову воскресению62 и восходящу солнцу, бысть же того утра мгла. Начаша стези христианския простиратися, и трубы многи гласят. Уже бо руских князей и воевод и у всех удалых людей окротиша кони от глас трубных, койждо под своим знамением идяше. Полцы же, которому как повелено поучением Дмитрея Волынца уставливахуся. Часу же первому дни наставшу и начаша гласи трубныя от обоих стран сниматися. Татарския трубы аки онемеша, руския же паки утвердишася. Полцы же еще не видятся, занеже мгляно бысть. 63Но всюду земля гремит,64 а ту грозу подает на восток до моря, на запад же паки до Дуная. Поле же то Куликово пригибающися,65 вострепета лузи и болота, реки и езера из мест своих выступиша, яко николи же убо толиким полком быти на месте том.
Великому же князю преседающу на борзыя кони и ездящу по полъком своим, глаголаше со слезами: «Отцы и братия, господа ради, подвизайтеся веры ради христианския. Сия бо есть смерть не есть смерть, но вечный66 живот. Ни желайте, братие, ничтоже земнаго, ни помышляйте о богатстве, и не уклонимся, братие, на усвоение, да венцы победными увяземся от Христа бога спаса нашего Исуса Христа», утвердив же полки руския. По исправлении же сего, великий князь прииде под свое черное знамя, и сниде с коня и вседе на ин конь, и совлече с себе приволоку царскую, и во оную облечеся. Тот же свой конь даде под Михаила Андреевича под Бренка67* и ту приволоку на него же облече, иже бе любим ему паче меры, и то знамя повеле рыдалю своему возити перед ним. Под тем же знамением и убиен бысть за великаго князя.
Великий же князь Димитрий Ивановичь ста на месте своем, воздев руце свои на небо и вложи в недра своя, в них же бе живоносный крест, на нем же воображены страсти Христовы,* восплакася горко и рече: «На тебе уже конечно надеюся, живоносное древо* и честный кресте, иже сим образом явися православному греческому царю Константину* и дал еси на брань сию победу с нечестивыми битися. Неоскудным своим образом победи их, не могут бо обрезаннии человецы противу образу твоему сто-яти. И ныне удиви, господи, милость свою на рабех своих», — се же ему глаголющу.
В то же время приидоша посланнии от преподобнаго игумена Сергиа с писанием. В нем же писано сице: «Великому князю Димитрию и всем руским князем мир и благословение и всему православному христианству». Великий же князь слышав, яко от преподобнаго старца писание бе принесено, он же писание црият, а посланника того целова любезно, ж тем писанием, аки некиими бронями тверъдыми укрепися Посланный же еще даде ему дар от игумена Сергиа — хлебец святый пречистыя богома-тере.* Великий же князь снеде той хлебец святый, простер руце свои на небо и возопи велегласно: «О великое имя святыя троицы! Пресвятая госпоже богородице, помогай нам молитвами твоими и преподобнаго игумена Сергиа!».
Великий же князь вседе на коня своего и прият его в руце свои: крепко, и взем палицу свою железную, и подвигнувся из полку вон, вое-хоте прежде сам начати от горести души своея и за свою великую обиду. И мнози князи руския и воеводы одержаша его и возбраниша ему, глаголюще: «Не подобает тебе, государю, великому князю и в полку нашем быти, но подобает тебе своим полком стояти и нас расмотряти, то пред кем нам явитися биющеся. Егда упасет бог тебе, государя великаго князя милостию своею, а нам, что случит бог: кому смерть и кому живот; и ты, почему68 имаши разумети, как кого чтити и кого как жаловати. И мы готовы есмы в сий же день главы своя сложити за тебя, государя великаго князя. Тебе же, государю, подобает память творити, кто за тебе, государя, головы своя сложит, и в книги соборныя записати тех памяти ради, руских сынов, иже по нас будут, яко Олентий* царь Феодору Тирону* память творил. Аще ли же тебе единаго згубят, то от кого памяти чаяти будем? Аще и вси живи будем, а тебе единаго изгубим, то кий успех будет нам? И будем, яко стада овчая, не имуще пастыря, учнем волочитися ни на что же взирая, пришедше волки распудят нас, и кто имать нас собрата? Тебе, государю, подобает спасти себе и нас». Великий же князь прослезився и рече им: «Братия моя милая, добры ваши речи, не могу вам противу отвещати, известно бо глаголете, токмо 69о словесех ваши70* похвалю вас. Но весте и разумеете, братия моя вси, мучение страстотерпца Христова Арефы,* егда мучен Иустинианом Омиритом царем.* По многих же днех повеле его царь вывести на позорище и усещи. Доблии же воины крепкаго воеводы един пред единым спешит на смерть, и клонят главы своя под мечи, видевше живота своего конец. И той крепкий воевода Арефа возбрани своему воинству и рече: „Да ведомо есть вам возвратитеся, братие моя, яко аз у земнаго царя более вас был, и дары аз прежде вас взимах. И ныне прежде вас подобает увидети мне царя небеснаго и венец от него прияти, прежде подобает моей главе усеченней быти44. Приступль же воин главу ему усекнув, последи же пятьсот воин такожде усечени быша. Тако же и ныне, братие, кто боле мене в вас рус-ких князех есть? Но аз вам был глава и блага от бога приях! А злых ли не могу терпети! Мене бо радиединаго вся сия брань воздвижеся на Русь. И како могу видети вас побиваемых, а сам стоя и смотря? Прочее к тому не терплю, да общую чашу с вами имам питп и смертию общею с вами хощу умрети. Аще умру — с вами вместе. Ныне же, аще останемся вси, то к тому же ко своим потягнем передовым полком уступившим нам».
А передовыя полки ведет Дмитрей Всеволож, с правую же руку ему идет Микула Васильевичь с коломенцы и со иными многими. Погании же бредут71 оба полки, негде бо им разступитися, мало есть места им. Безбожный же царь Мамай выехав на высоко место с темными своими князи, зря кровопролития человеческаго.
Уже бо полцы близ себе сходишася. И выеде из полку татарскаго печенезин, пред всеми мужествуя, похваляяся, хоробруя, подобен есть древнему Голиаду. Видев же Пересвет чернец, иже в полку бе Дмитрея Всеволожа, подвигся72 из полку вон и рече: «Сей человек ищет себе подобна. Аз же хощу с ним видетися!». Бе же шелом на главе его архангелскаго образа,* схимою вооружен, по повелению игумена Сергиа, и рече: «Отцы и братия, простите мя грешнаго! Брате Ослебя, моли бога за мя и напусти мя на печенега сего. Преподобие отче Сергие, помогай ми молитвою своею». И устремися противу его. Христиане же вси крикнуша: «Боже, помози рабу своему!». Они же ударишася крепко копии, едва мало удержашася, что не проломися земля под ними. Кони же на корчи падоша. Они же оба 73 низпадоша на землю, ту и скончашася.
Наставшу уже второму часу дни, видев же великий князь, той рече ко полковником своим: «Видите, братие, гости наши к нам ближут, ту нам будет поведенная, от нея же убо испиша, веселы быша. Уже время подобно, и час прииде». И удариша кождо74 по коню своему и крикнуша вси единогласно: «С нами бог!». И паки рекоша: «Боже христианский, помози нам!». Татарове же своими языки крикнуша.
И крепко сступишася, треснуша 75 копии харалужныя, звенят доспехи злаченыя, стучат щиты червленыя, гремят мечи булатныя, блистаются и сабли булатныя. И много напрасно биющеся не токмо оружием, но и сами о себе избивахуся и под конскими ногами умираху, от великия тесноты задыхахуся, яко не мощно им бе вместитися на поле Куликове между Доном и Мечею, тесно бо им бяше на том поле; ибо силнии полцы сступишася, из них же вытекают кровавыя ручьи. И трепетали силнии молнии от блистания мечнаго и саблей булатных, и бысть аки гром от копейнаго сломления. Ужасно бо есть и страшно видети сего грознаго часа смертнаго, во едином убо часе и в мгновении ока о, колико тысящь человек погибает, создания божия! Воля бо господня совершается. В то же время тутошния реки мутны пошли, вострепеташа лузи и болота, и езера из мест своих выступиша, и протопташася холми высокия, траву же кровию подмывало, лиющимся кровем, аки речным быстринам на все страны. До пятаго часа биющеся не ослабеша христиане с татары.
Шестому же часу наставшу, божиим попущением а грех ради наших, начаша одолевати погании. Мнози же бо от велмож руских побиты суть. Удалцы руския, аки силнии древа сломишася. Не турове возреваше — мнози удалцы урывающеся76 на землю под конския копыта, мнози же сынове руския сотрошася. Самаго же великаго князя велми уязвиша. Он же уклонися с коня и съеде с побоища, едва могий, яко уже не мощно бе ему битися. Татарове же мнози стези великия подсекоша, но божиею силою не истребишася до конца, но паче укрепишася.
Се же слышахом от вернаго самовидца, глаголюща, иже бысть от полку князя Владимера Андреевича, исповедаша великому князю видение сицево: «В шестую годину icero дне видех над вами небо отверзсто, изыде багряна заря, ниско держашеся над вами. Той же облак исполнен рук человеческих, а каяждо рука держит венцы, ово же потирцы,* ово же пророческия проповеди, а иныя же, аки некия дарове неведомии. Наставшу шестому часу мнози венцы от облака того опустишася на полки руския».
