Бенедикт Сарнов - По следам знакомых героев
Холмс оборвал его:
— Благодарю вас. Остальное
Уже известно нам, мой друг.
Как только они с Холмсом остались одни, Уотсон дал волю своему возмущению.
— Неужто вы и впрямь поверили этому старому сплетнику? — кипятился он. — Да ведь он же все это выдумал! От начала и до конца! Вам, видно, опять пришла охота поиздеваться надо мною… Онегин вовсе не был тогда влюблен в Татьяну, это она в него влюбилась. И она даже не думала падать в обморок. Ваш Зарецкий все это выдумал!
— Кое-что безусловно выдумал, — спокойно подтвердил Холмс. — Кое-что слышал от других…
— Таких же сплетников, как он сам, — вставил Уотсон.
— Конечно, — согласился Холмс. — Я ведь, собственно, для того и захотел встретиться именно с ним, чтобы вы, мой милый Уотсон, собственными ушами услышали, что говорили об этой истории вокруг, как трактовало, как комментировало ее так называемое общественное мнение, то самое общественное мнение, о котором Онегин отзывался столь иронически, но от которого, как мы с вами уже знаем, он тоже далеко не был свободен… Ну а, кроме того…
— Что — кроме того?
— Кроме того, — улыбнулся Холмс, — все тут не так просто. Вот вы сейчас сказали, что Онегин тогда еще вовсе не был влюблен в Татьяну.
— Конечно, не был!
— Вы в этом вполне уверены?
— Еще бы!
— В таком случае, позвольте, я вам прочту небольшой отрывок из третьей главы «Евгения Онегина».
Взяв в руки томик Пушкина, Холмс раскрыл его и прочел:
«В постеле лежа, наш Евгений
Глазами Байрона читал,
Но дань невольных размышлений
Татьяне милой посвящал.
Проснулся он сегодня ране —
И мысль была все о Татьяне.
„Вот новое! — подумал он —
Неужто я в нее влюблен?
Ей-богу, это было б славно!
Я рад… Уж то-то б одолжил!
Посмотрим“. — И тотчас решил
Соседок навещать исправно,
Как можно чаще, всякий день:
„Ведь им досуг, а мне не лень!“
Решил — и скоро стал Евгений,
Как Ленский…»
— Что это вы мне читаете, Холмс? — удивленно воскликнул Уотсон.
— Погодите, тут всего еще одна строка, Вернее, полторы:
«Ужель Онегин в самом деле
Влюблен?..»
— Да нету в «Онегине» такого отрывка! Я точно знаю. Это вы сами сейчас выдумали.
— Вы переоцениваете мои способности, друг мой. Однако вы не так уж не правы. В каноническом тексте «Евгения Онегина» этого отрывка действительно нет. Он есть в вариантах. В так называемых пропущенных строфах. Тех, которые Пушкин либо вымарал, либо просто отбросил, решив не включать их в основной текст. Эта строфа, по первоначальному замыслу Пушкина, должна была идти под номером шесть. То есть непосредственно после пятой.
— А что там в пятой? Я не помню.
— В пятой диалог Онегина с Ленским, где Онегин высказывает свое мнение о сестрах Лариных в первый день знакомства с ними:
«Скажи, которая Татьяна?»
— Да та, которая грустна
И молчалива, как Светлана,
Вошла и села у окна.
«Неужто ты влюблен в меньшую?»
— А что? — «Я выбрал бы другую,
Когда б я был как ты поэт…»
Уже из этого коротенького диалога видно, что Онегин сразу отдал предпочтение Татьяне перед Ольгой. А дальше, по первоначальному пушкинскому замыслу, должна была идти вот эта вычеркнутая строфа, в которой он развивал тему, намеченную в строке: «Я выбрал бы другую». Так что, как видите, версия Зарецкого, будто Онегин уже тогда был влюблен в Татьяну, возникла не на пустом месте.
— Допустим, — неохотно согласился Уотсон. — Но надеюсь, вы не станете отрицать, что про обморок он все выдумал? От начала и до конца!
— Сколько раз я вам твердил, Уотсон: не горячитесь, не спешите с выводами. Сейчас я вам прочту еще один небольшой отрывок, а там судите сами.
Взяв в руки увесистый том полного, двадцатитомного собрания сочинений Пушкина, Холмс неторопливо полистал его и, найдя нужное место, прочел:
«Вдруг двери настежь. Ленский входит,
И с ним Онегин. „Ах, творец! —
Кричит хозяйка: — Наконец!“
Теснятся гости, всяк отводит
Приборы, стулья поскорей;
Зовут, сажают двух друзей.
Сажают прямо против Тани,
И, утренней луны бледней
И трепетней гонимой лани,
Она темнеющих очей
Не подымает: пышет бурно
В ней страстный жар; ей душно, дурно;
Она приветствий двух друзей
Не слышит, слезы из очей
Хотят уж хлынуть; вдруг упала
Бедняжка в оборок, смутясь,
Ее выносят, суетясь,
Толпа гостей залепетала,
Все на Евгения глядят,
И все в душе его винят…»
— Бьюсь об заклад, что у Пушкина этого нету! — воскликнул Уотсон. — Это все ваши хитрости, Холмс! Сперва вы прочли все точь-в-точь как у Пушкина, а потом вставили эту отсебятину про обморок.
— То-то и оно, друг мой, что никакая это не отсебятина. Первоначально у Пушкина этот отрывок заканчивался именно так, как я вам его сейчас прочел. Но потом он последние шесть строк вычеркнул, а вместо них написал другие, вот эти:
«Она приветствий двух друзей
Не слышит, слезы из очей
Хотят уж капать; уж готова
Бедняжка в обморок упасть;
Но воля и рассудка власть
Превозмогли. Она два слова
Сквозь зубы молвила тишком
И усидела за столом…»
— Так бы сразу и сказали, — пробурчал Уотсон. — Впрочем, я давно заметил, что вы обожаете дешевые эффекты… Однако интересно, почему Пушкин решил вычеркнуть эти строки про обморок?
— А что? Вам кажется, что это он сделал зря?
— Да как сказать, — задумался Уотсон. — Пожалуй, зря. Если бы она и впрямь упала в обморок, и все гости стали тыкать в него пальцами, считая виновником этого печального происшествия, тогда было бы куда понятнее, почему он так разозлился на Ленского, почему вдруг поклялся отомстить ему.
— Верно, — кивнул Холмс. — Если бы сцена обморока осталась, все дальнейшее поведение Онегина было бы более мотивированным. А ведь ссора с Ленским необыкновенно важна для всех дальнейших событий романа. Не будь этой ссоры, не было бы ни дуэли, ни смерти Ленского, ни отъезда Онегина, ни замужества Ольги, ни переселения Тани с матерью в Москву…
— Почему же Пушкин вычеркнул эту сцену, если она так важна?
— Во-первых, потому, что ему гораздо важнее было здесь подчеркнуть душевную силу Татьяны, ее сдержанность, ее умение властвовать собой. Вот он и сделал так, что она уже готова была упасть в обморок. «Но воля и рассудка власть превозмогли».
— Понимаю, — сказал Уотсон. — Выходит, Пушкин как бы пожертвовал Онегиным ради Татьяны. Онегин-то ведь без этой сцены и впрямь чуть ли не подлецом выглядит: ни с того, ни с сего, без всякого повода спровоцировал ссору…
— Да нет, я думаю, что не только образ Татьяны, но и образ Онегина от этого в конечном счете только выиграл. Он стал реальнее, достовернее, жизненнее. Умный читатель ведь и так поймет, что замешательство Татьяны было наверняка замечено. Никто из гостей, конечно, не тыкал в Онегина пальцами, не хихикал за его спиной. Но Онегин, увидав замешательство Татьяны, живо представил себе, как они сплетничают, шепчутся, тычут в него пальцами. Ему этого было вполне достаточно, чтобы разозлиться, вспылить, захотеть отомстить Ленскому, выместить на нем свое раздражение. Ему казалось, что теперь то, о чем знали только он да Татьяна, увидели, узнали все, вся эта компания уездных франтов, болтунов, сплетников. Если уж они и раньше сплетничали, когда для этого не было совсем никакого повода…
— А разве они сплетничали?
— Ну как же! Вспомните-ка самый первый визит Онегина к Лариным.
«Меж тем Онегина явленье
У Лариных произвело
На всех большое впечатленье
И всех соседей, развлекло.
Пошла догадка за догадкой.
Все стали толковать украдкой,
Шутить, судить не без греха,
Татьяне прочить жениха;
Иные даже утверждали,
Что свадьба слажена совсем.
Но остановлена затем,
Что модных колец не достали».
А теперь вообразите, как они сплетничали после того, как для этого и в самом деле возник пусть крохотный, ничтожный, но все-таки реальный повод… Вам никогда не приходилось слышать такое выражение: «Вычеркнутое остается»?
— По правде говоря, не приходилось, — пожал плечами Уотсон. — А что это, собственно, значит?
— А вот то и значит, что вычеркнутое из текста остается в подтексте. А иногда и не только в подтексте. Вот, например, эта вычеркнутая Пушкиным строфа о влюбленности Онегина в Татьяну. Пушкин убрал этот поворот сюжета как слишком грубый, прямолинейный. Он избрал более тонкий и вместе с тем более выразительный сюжетный поворот: Евгений отвергает любовь Татьяны, а потом роли меняются. Но в каком-то смысле этот первоначальный вариант остался и в окончательном тексте романа, оставил в нем свой ощутимый след.
