Йенс Бьерре - Затерянный мир Калахари
Людериц расположен на западном склоне голых скал, спускающихся к океану. К востоку от города раскинулось безбрежное море песка, похожее на причудливый лунный ландшафт. В городе и в его окрестностях — ни одного деревца. Кустарника тоже почти нет. Население Людерица (восемьсот человек) пьет опресненную морскую воду. Но город напоминает богатую брошь в убогой оправе: все здания в нем выстроены в стиле старой кайзеровской Германии, улицы и магазины имеют немецкие названия. После очередного самума мы вышли на главную улицу. Типичные деловые люди вежливо здоровались с нами по-немецки. Многие из них были с высокими крахмальными воротничками и внушительными усами «кайзер Вильгельм». Мы неожиданно оказались в довоенной Германии.
Интересно, что люди, которые долго прожили в уединенных местах, сплошь и рядом даже не помышляют о том, чтобы покинуть их. Население Людерица предано своему заброшенному городку.
Получив инструкции по телеграфу, мы отправились в местную контору компании, владеющей алмазными копями (нам советовали не входить в запретную зону одним и не въезжать в нее на своем автомобиле). Утром лендровер компании с двумя сыщиками повез нас в горняцкий городок Ораньемунд за триста километров от Людерица.
Мы минуем покинутый город Колманскоп, полузасыпанный наступающими песками, город-привидение с домами, мастерскими, машинами, железнодорожными вагонами, автомобилями и другими принадлежавшими людям вещами. В лучах солнца видно, как ветер сыплет песок в двери и окна домов. Кое-где полы второго этажа провалились, не выдержав тяжести песка. Раскачиваемые ветром, скрипят и скрежещут петли, доски, провода. Из песка вырастают неожиданные для этих мест силуэты мачт линий высокого напряжения, огромных маховых колес, экскаваторов, конвейеров и вагонов-самосвалов. На главной улице валяются слетевшие вывески: «Schlagterei» (мясник), «Backerei» (булочник). В Колманскопе обитало больше тысячи человек, здесь гудели машины, накапливались богатства и кипела жизнь. А сейчас лопаты валяются в песке. На рельсах стоят одинокие вагоны — все, что осталось от поезда, который так и не прибыл к месту назначения. Жизнь внезапно остановилась, и все покинули город. Только голодные, одичавшие собаки бродят среди развалин.
Колманскоп начал строиться в 1908 году, в период немецкой колонизации, когда какой-то железнодорожный рабочий нашел недалеко от Людерица первые алмазы. Алмазная лихорадка свирепствовала несколько лет. Кое-кто нажил на ней миллионы. Одна немецкая компания выплатила своим держателям акций за один только год три тысячи восемьсот процентов дохода. Но алмазов становилось меньше, в других местах находили более богатые залежи, и лихорадка пошла на убыль. Концессия в Колманскопе прекратила существование, машины остановились. Безраздельной хозяйкой в городе снова стала пустыня.
Недавно на юге пустыни Намиб были обнаружены крупнейшие в мире алмазные месторождения, скрытые глубоко под песками пустыни. Но теперь алмазная лихорадка идет под контролем одной из самых больших горнопромышленных компаний мира — «Консолидейтед дайамонд майнз». Компания выстроила в пустыне целый город, Ораньемунд, в котором живут две тысячи европейцев и восемь тысяч рабочих-африканцев.
В Ораньемунде в чанах — искусственных огородах на подкармливаемой химическими удобрениями почве — выращиваются овощи. Практически все, что есть в городе, привезено издалека, но он не чувствует недостатка ни в чем. Здесь есть площадка для игры в гольф, школа, больница, кинотеатр, плавательный бассейн, стадион. Авиалиния соединяет этот искусственно созданный оазис с большим миром. Самолеты регулярно летают по маршруту Ораньемунд — Кейптаун. Несколько раз в неделю «Скаймастер» доставляет сюда из Гротфонтейна рабочих-африканцев (главным образом из племени овамбо), с которыми подписываются контракты на полтора года.
За несколько дней, проведенных в Ораньемунде в обществе сыщика, который не спускал с нас глаз (в особенности при посещении алмазных копей), мы увидели много интересного.
Интересно, что намибийские алмазы находят среди камней и гальки, которые миллионы лет назад покрывали прибрежную полосу (для добычи алмазов на других месторождениях приходится сооружать глубокие шахты). Эти древние береговые линии лежат уступами от пяти до шестидесяти метров над уровнем моря. Древнейшие из них простираются на несколько километров в глубь континента. Гальку тысячелетиями шлифовали и стачивали морские волны. Сейчас она покрыта слоем песка до десяти метров толщиной.
Экскаваторы и транспортеры убирают песок, и начинаются поиски алмазов. Это очень трудоемкая работа. Чтобы расчистить всего триста квадратных метров, приходится снимать около двух миллионов тонн песку: подсчитано, что на один фунт добываемых здесь алмазов приходится около восьмидесяти миллионов фунтов породы! Галька перевозится электропоездами на сортировальную установку, где алмазы отделяют при помощи тока высокого напряжения. Баснословные капиталы, достижения науки, многочисленные рабочие — все брошено на то, чтобы украсть у пустыни крошечные драгоценные камешки, которые она хранила миллионы лет. И всем этим движет потребность в ювелирных украшениях для наших женщин и нужды экономики.
Как же алмазы оказались в пустыне? На этот счет существуют две теории. Одна утверждает, что они были выброшены из недр вулканическими извержениями на морском дне, после чего сильные течения и волны разбросали их по берегу. Другая теория, у которой больше сторонников, говорит, что алмазы принесла в океан из Южно-Африканского Союза река Оранжевая, а морские волны прибили их к берегу. Проходили миллионы лет, поверхность континента поднималась, и ветер постепенно покрывал древние береговые линии толстыми слоями песка. Геологи считают, что эти берега сформировались в третичном периоде, когда в процессе эволюции млекопитающие сменили рептилий. Люди, вернее их далекие предки, появились на планете гораздо позже. Да, на древнем лице Африки много морщинок!
Алмаз за сигарету! Иногда африканцы, перекапывающие гальку и гравий на открытых месторождениях, находят алмазы. Они рассовывают их по карманам, а вечером в бараке отдают сторожу в обмен на сигарету, а алмазы больше пяти каратов — за монету в шесть пенсов! Вывезти алмазы отсюда тайком невозможно, потому что все отъезжающие из Ораньемунда проходят просвечивание рентгеновскими лучами. Целая армия сыщиков и сторожей охраняет весь алмазный берег, который огорожен такими естественными преградами, как река Оранжевая, океан и пустыня. Вся запретная зона, то есть около тридцати тысяч квадратных километров, постоянно прочесывается полицейскими патрулями на лендроверах с собаками.
Как это ни странно, я чуть не до смерти напугал полицейских собак их собственным лаем! В помещении для собак я записал лай и рычание на магнитофонную пленку. Когда я начал воспроизводить запись через динамик, собаки замолкли. Я поднес магнитофон к клеткам, и собаки, скуля и приседая от страха на задние лапы, забились в дальний угол. Все-таки я не советовал бы никому идти в алмазный район, вооружившись только записанным на пленку собачьим лаем!
На обратном пути мы осмотрели еще одну достопримечательность: колоссальную скалу метров в семьдесят высотой, которая, наподобие огромной арки или ворот, уходила далеко в океан. Называется она Богенфелс (Скала-арка) и опирается на массивную колонну, поднимающуюся из моря. Арка появилась в результате эрозии, которая шла веками. На ней очень хорошо видно, каким высоким был когда-то берег и сколько песку было снесено в океан, после того как началось поднятие континента.
Скалы Богенфелс на берегу Атлантики
Не успели мы сделать несколько фотографий, как берег окутал ледяной туман. Величественную арку закрыла серая пелена. Теперь ничего не было видно, лишь слышался гул прибоя. Стало холодно, и мы направились в теплую пустыню.
Глава двадцать девятая
Человек каменного века показывает мне спутник
Назад, в Калахари, из одной пустыни в другую! На высоком плато между пустынями Намиб и Калахари сосредоточены основные обрабатываемые земли Юго-Западной Африки. Мы хотим побывать у бушменов племени ауэн на юге Калахари и записать на пленку их речь. Между прочим, их язык испытал очень сильное влияние языка готтентотов. Три дня пути — и снова длинные песчаные дюны, «красные пальцы» Калахари, и снова наши лица жжет сухой, горячий ветер пустыни.
Несколько дней мы разъезжаем по фермам, на которых пасут скот готтентоты и бушмены. Мы подавлены увиденным. Существование этих бушменов совсем не похоже на первобытную, но по-своему счастливую жизнь бушменов племени кунг на севере. Здесь бушмены чахнут. Если не будет работы на ферме, они погибнут. Они уже не могут жить по-старому, потому что богатые дичью районы с колодцами заняты либо европейцами, либо другими племенами. Здесь есть официально признанные резервации для гереро и готтентотов, есть заповедники для антилоп и газелей, но не для бушменов, которые когда-то были полновластными хозяевами этого края.
