Уильям Энгдаль - Семена разрушения. Тайная подоплёка генетических манипуляций
Президентом Фонда Рокфеллера в 1930-е годы был Уоррен Вивер, физик по образованию. Вместе с Максом Мейсоном он возглавил новую биологическую программу Фонда. Щедрая раздача их руками средств на научные исследования обеспечила Фонду чрезвычайное влияние на управление научными работами во время Великой Депрессии с помощью простого факта: они имели финансовые средства для распределения между ведущими научными исследователями в период их острой нехватки. С 1932 по 1957 год Фонд Рокфеллера раздал грантов на впечатляющую сумму в 90 миллионов долларов США для поддержки создания новой области в молекулярной биологии[216]. Молекулярная биология и сопутствующая работа с генами была творением Фонда Рокфеллера во всех смыслах этого слова.
Щедро используя предыдущие работы по расовой евгенике, ученые Фонда развивали идеи молекулярной биологии, исходя из того базового предположения, что почти все проблемы человечества можно «решить» путем генетических и химических манипуляций. В ежегодном отчете Фонда Рокфеллера от 1938 года Вивер впервые использовал термин «молекулярная биология» для описания деятельности Фонда по поддержке исследований, пытавшихся с помощью методов формальной логики и других научных дисциплин сделать биологию «более научной». Эта идея продвигалась в 1920-е годы биологом Жаком Лобом из Института медицинских исследований Рокфеллера, который на основании экспериментов сделал вывод, что личинки иглокожих могут быть стимулированы к развитию бесплодия химически, и наука, в конечном счете, получит способ контролировать базовые процессы биологии. Люди в институте Рокфеллера, и те, кто был с ними связан, увидели в этом наивысшее средство социального контроля и социальной инженерии – евгенику[217].
Уже в 1932 году, когда Фонд Рокфеллера запускал свою 25-ти летнюю программу в этой области, было ясно, что биология и медицина готовы к «дружественному вторжению со стороны физики». Согласно Уоррену Виверу,
«сегодня нам доступен способ открыть на молекулярном уровне воздействия, самом научном и точном, как на самом деле работает нервная система человека, как человек думает, учится, запоминает и забывает… Помимо притягательности самой способности получить знание о природе взаимодействия сознание-мозг-тело, практическая ценность таких исследований потенциально безгранична. Только таким образом мы получим такую информацию о нашем поведении, что сможем возглавить мудрый и выгодный контроль»[218].
Во время Второй мировой войны Вивер и Фонд Рокфеллера стояли в центре международных исследований по молекулярной биологии. Трое ученых Института Рокфеллера (сегодня Университет Рокфеллера) Авери, МакЛеод и МакКарти обнаружили новое явление, которое оказалось переносом генов из одной клетки бактерии в другую. Их коллега, позже известный исследователь в Университете Рокфеллера, генетик Феодосий Григорьевич Добжанский, в то время с большим энтузиазмом сказал:
«Мы имеем дело с подлинными случаями вызывания конкретных мутаций путем целенаправленного воздействия – искусство, которое генетика безуспешно пытается повторить с более сложными организмами».
Уже в 1941 году ученые Рокфеллера закладывали основу своих последующих разработок по генетически модифицированным организмам и Генной революции[219].
Примечательно, что в начале 1946 года, сразу после окончания войны, финансируемые Рокфеллером ученые-исследователи в новой области науки – молекулярной биологии – собрались для проведения научного симпозиума по «генетике микроорганизмов» в том же самом Колд-Спринг-Харбор, где когда-то располагалось Бюро учетных евгенических записей, финансировавшееся фондами Карнеги и Рокфеллера[220].
Упрощение жизни
Возможные риски таких работ членов группы Рокфеллера не интересовали. Их методология вернулась к тому, что Рене Декарт называл «редукционизмом», и к методу Чарльза Дарвина, а именно к тому, что живые существа – просто машины, чья единственная цель жизни – генетическая репликация, то есть вопрос химии и статистики. Методология группы Рокфеллера стала простым обобщением той теории, что рассмотрение сложных форм жизни может быть сведено к рассмотрению базовых блоков или «семян жизни», из знаний о которых могут быть заранее предсказаны все особенности конкретного организма. Вивера и остальных мало интересовало, что в мире уже отказались от идеи научного редукционизма. Но кто платит, тот заказывает музыку. У Фонда были серьезные социальные планы, и редукционистская генетика могла помочь им.
В августе 1984 года профессор Филипп Регал, критически настроенный по отношению к рискам, связанным с исследованиями ГМО, организовал первую встречу между ведущими университетскими экологами, молекулярными биологами, генетическими инженерами и представителями правительственных организаций в Банбери-Центр в Колд-Спринг-Харбор. Он охарактеризовал изъяны редукционистского подхода в молекулярной биологии следующим образом:
«Например, ДНК очень стабильна „в пробирке“. Но она нестабильна в популяциях воспроизводящихся организмов. Нельзя сводить поведение ДНК в живых организмах к ее химическим свойствам в пробирке. В живых системах ДНК изменяется или „дестабилизируется“, если будет угодно, как минимум, мутациями, передачей генов, рекомбинацией и естественным отбором. Это делает чрезвычайно сложной (если вообще возможной) задачу генетического строительства в том смысле, о котором мы говорим. Многие молекулярные биологи, конечно, „знают“ о мутациях и естественном отборе как об абстрактном факте, но не учитывают это [знание] как часть своей профессиональной сознательности»[221].
Как только идея сведения организма до генов стала популярной в научном сообществе США, было выдвинуто заключение, что организмы не имеют врожденных свойств. Все становилось «игрой по правилам». Но природа оказалась намного более сложной, чем цифровой компьютер. В одном из примеров (и на это указали биологи), хотя исследуемая молекула ДНК была стабильной в пробирке, тем не менее она оказывалась весьма нестабильной в живых организмах, вступая во взаимодействие нелинейным и чрезвычайно сложным образом. Жизнь не имела ничего общего с двоичным компьютерным кодом. Она была изумительно нелинейной и сложной, что веками подтверждали традиционные биологи[222]. Молекулярная биология Фонда Рокфеллера и их работы по генетике вполне сознательно базировались на фундаментальной научной ошибке редукционизма. Их ученые использовали термин «генетическое программирование» как метафору, связанную с компьютером, но никто и никогда не смог создать организм на основе генетической программы. Как указал один британский биолог, профессор Брайан Гудвин: «Для того, чтобы объяснить появление у организма определенной формы и внешнего вида, требуется знать не только его геном»[223].
Но такие мелочи не интересовали евгенистов Рокфеллера, которые в 1980-х годах маскировались под генетиков. Очевидно, не интересовали; многие из молодого поколения биологов и ученых, получавших исследовательские гранты от Рокфеллера, пребывали в счастливом неведении о том, что евгеника и генетика вообще как-то взаимосвязаны. Они всего лишь с трудом выбивали скудные деньги на исследования, и эти деньги слишком часто вели к Фонду Рокфеллера.
Целью исследователей Фонда было найти путь сведения бесконечной сложности жизни к простым, предсказуемым моделям. Уоррен Вивер предполагал использовать науку, а если потребуется, то и «плохую науку», чтобы загнать мир в модель Рокфеллеров. Распространителям новой молекулярной биологии сначала ставилась задача описать схему структуры гена и использовать ее для целей, которые Филипп Ригал описал как «исправление социальных и моральных проблем, включая преступность, бедность, голод и политическую нестабильность»[224]. Они будут скрывать десятилетиями то, как именно они собираются с помощью этой информации решать социальные проблемы. Ригал описал взгляды Рокфеллера следующим образом:
«С точки зрения теории редукционизма было естественным считать, что социальные проблемы сводятся к проблемам биологическим, с которыми можно бороться химическими манипуляциями с почвой, мозгом и генами. Так Фонд Рокфеллера сделал основной упор на продвижении философии евгеники, используя свои связи и ресурсы. Фонд Рокфеллера использовал деньги и свои обширные социальные, политические и экономические связи для продвижения идеи, что общество должно ждать научных открытий, которые решат все проблемы, и что изменение экономической и политической системы не обязательно. Терпение и увеличение инвестиций в редукционистские исследования принесут легкое решение социальных и экономических проблем.
