Игорь Беленький - Мэрилин Монро
В обоих эпизодах Мэрилин была той самой «обалденной блондинкой», о которой говорил Хьюстон. В этом далеко не развлекательном фильме зритель получал возможность отвлечься от мрачной истории с грабежом и убийствами; привыкший к «тяжелым» персонажам, к необходимости следить за ними и переживать за них, зритель оказывался лицом к лицу с красивой девушкой — с ее безмятежным взглядом и «легким дыханием», плавной, чувственной походкой и по-детски наивной нелогичностью, с какой она вдруг объяснила полицейскому, что в интересующий того день Эммерих вовсе не был у нее. Более от нее ничего и не требовалось, ибо таким образом наказание злодею оказывалось как бы предопределено судьбой — девушкой с ангельской простотой. Не зря ее зовут Анджела (от ангела). Легкость дыхания Анджелы в общей тяжелой атмосфере фильма, насыщенной ненавистью, страхом, расчетами и просчетами, тайными сходками и взаимными допросами с пристрастием, почувствовали и зрители, во всяком случае, первые — руководители «МГМ»: «Когда фильм показывали на рабочем просмотре, поглядеть его пришло все руководство студии. Прекрасный фильм! Я была им потрясена. Хотя остальных я же и потрясла больше всего. Публика свистела мне «волчьим посвистом»[22], радостно смеялась моим репликам, они были в восторге от меня». Фильм получил отличную прессу, чего он, безусловно, заслуживал, ибо «Асфальтовые джунгли» — действительно выдающееся произведение, где выразился дух эпохи. Свою долю похвал получила и Мэрилин: «Там есть крас1гвая блондинка, которую зовут Мэрилин Монро и которая играет роль подружки Колхерна; в отмеренной ей роли она делает максимум возможного» (Лайза Уилсон в «Фотоплэе»).
Итак, впервые в жизни Мэрилин снялась у выдающегося режиссера в выдающемся фильме. Прекрасная пресса, кассовый успех, счастливый смех руководства студии… Нужно еще что-то? Как ни удивительно — да.
«— Я не хотел бы тебя, детка, расстраивать… Но нам придется на время отступить.
— «Метро» меня не хочет.
— Ты угадала. (Джо улыбнулся мне.) Это — фантастика! Я целую неделю разговаривал с Дором Шэйри. Ему очень понравилась твоя работа. Нет, он действительно полагает, что ты сработала великолепно. Но он говорит, что в тебе нет «звездности», что ты не фотогенична и что у тебя нет внешности, необходимой для «кинозвезды»
— Наверное, он прав. То же самое говорил и мистер Занук, когда меня уволили из «XX века»
— Нет он не прав! И Занук не прав! То, что они говорят смеху подобно, и я предчувствую, как они заговорят и очень скоро!» И прав оказался Хайд. Вот как спустя годы признавался в своей ошибке Дор Шэйри, тогдашний глава производства на «МГМ»: «Существовал некогда гений, который, увидев на предварительном просмотре «Белоснежку и семь гномов», сказал, что вряд ли кто станет платить деньги за эту полуторачасовую мультяшку А мультяшка-то эта собрала двадцать миллионов долларов. Затем тому же гению выпал шанс вложить деньги в постановку «Трамвая «Желание», а он ответил, что пьеса эта худо выстроена. Между тем «Трамвай «Желание» держался на Бродвее два года. У него же была возможность заключить контракт с Мэрилин Монро, но он эту возможность упустил. Гения, который все это проделал, звали Дор Шэйри».
Для студии это было действительно серьезным промахом, ибо, что ни говори, а «звезды» как раз тем и хороши, что приносят прибыли! Так было во всей истории кинематографа, и так будет всегда. Для того и была создана «система «звезд» — рабов-идолов, торговых марок всякой солидной «фабрики снов». «Звезды» — своего рода символы, и разглядеть в человеке дар олицетворения общественных страстей и надежд суть то же, что отыскать золотую жилу (да простится мне это банальное сравнение). «Пусть Мэрилин Монро сыграла маленькую роль, — сокрушался Шэйри, — но ведь выглядела-то она в ней великолепно! А я вот «звездного» дара в ней не распознал… Занук подписал с ней контракт, и она стала исключительной фигурой в истории кино, а я еще долгие годы краснел и бледнел при одном упоминании ее имени».
Однако что же все-таки произошло и почему опытные продюсеры — создатели масштабных производств, чуть ли не ежемесячно выбрасывавших на кинорынок образцы стиля и жизненного поведения, поднаторелые продавцы грез и надежд для миллионов людей — не разглядели в будущей Королеве королевского, а в Богине божественного, то есть как раз того, о чем мечтали эти самые миллионы посетителей кинотеатров? Потому, думаю, что эти продюсеры-продавцы сами потребляли свою продукцию, они принадлежали не только своему времени, но и своему покупателю, реагировали на фильм, будто они и действительно были обычными зрителями, имевшими право счастливо смеяться при виде понравившейся им девушки на экране. В отличие от нынешних времен жизнь в те годы менялась медленно и продюсерам не было нужды (как сегодня) «держать руку на пульсе» времени. Потому столько штампов и стереотипов вкуса, не менявшихся десятилетиями, существовало в старом голливудском кинематографе. Потому неизбежно продюсеры и отставали от общественных процессов, особенно от тех, что протекали скрытно и подспудно. Обмирщение и разрушение пуританских поведенческих норм, традиционных в те годы и для Нового Света, происходили незаметно (так, впрочем, разрушаются и любые нормы), о них не объявляли по радио, а прессе оставалось лишь констатировать свершившееся. Трудный путь Мэрилин наверх — на экран и к зрителям — собственно, и обозначил начавшийся в пятидесятые годы кризис в мировом кинопроизводстве: продюсеры, реальные хозяева кино во всем мире, не заметили, как постепенно изменилась послевоенная жизнь, как она стала проще, земнее, человечнее. А когда заметили, было уже поздно — возникли независимые (без кавычек!). Чего же не заметили, не разглядели продюсеры в Мэрилин? Да чего же еще, как не предвестия той сексуальной революции (тоже, конечно, без кавычек), которая спустя десять — пятнадцать лет опрокинет и сложившуюся к тому времени культуру, и традиционную мораль! Известный голливудский журналист тех лет Джеймс Бэйкон был, мне думается, точен, когда позднее вспоминал о причинах прохладного отношения студийных боссов к Мэрилин: «Я вам скажу, что происходило в те дни на «МГМ»… У них числилось десяток или около того девочек, похожих одна на другую, — всех их называли «Дебби» — Джани Пауэлл, Энн Миллер, Дебби Рейнолдз, ну и другие[23]. Мэрилин среди них была явно лишней. Она была чересчур сексуальной!»
Впрочем, неудача на «МГМ» была относительной (хотя и не удалось заключить долгосрочный контракт, но роль Анджелы стала для Мэрилин поистине рывком вперед, выходом из болота студийных «игр») и не могла сколько-нибудь серьезно расстроить планы Джонни Хайда, знавшего в Голливуде все и вся и пользовавшегося громадным влиянием. У него была определенная цель — сделать из Мэрилин «звезду» с мировой славой, и он шел к ней, ни на что не обращая внимания. В конце концов, от него требовалось «всего лишь» придать ее движению от одной роли к другой необходимое («звездное») ускорение, чего он, как мы знаем, и добился, хотя бы ценой собственной жизни. По-видимому, права Сандра Шиви, предположив в своей книге, что Хайд умер, попросту надорвавшись, когда, одержимый глубокой, безрассудной и нерассуждающей страстью к уже было отчаявшейся Мэрилин, он чуть ли не буквально ломал недоброжелательность и кастовое презрение к ней со стороны властителей кинобизнеса. Уже зная, что представляли из себя Занук и Скурас, Кон и Шэйри (не отставали от них и сошки помельче), отдадим должное отваге, стремительности и влюбленности Хайда — того, чего он добился для Мэрилин, добиться было не просто. Не говоря даже об отношении к ней боссов, в целом ситуация в американском кино, какой она сложилась к началу десятилетия, явно не располагала к появлению на экране свежих лиц. Ошибка, в которой каялся потом Дор Шэйри, была на самом деле не ошибкой, а нежеланием рисковать. Свежее лицо на экране — всегда финансовый риск, а с общей и социальной и психологической «усталостью» американского киноэкрана тех лет (плюс наступление телевидения) поводов рисковать у киномоголов было и без того предостаточно.
В конечном итоге Хайд уломал все того же Даррила Занука на заключение с Мэрилин долгосрочного (на семь лет) контракта, и к началу декабря 1950 года, то есть фактически за три недели до смерти, подготовил все необходимые документы. В качестве условия для возврата Мэрилин в орбиту «XX век — Фокс» Занук выдвинул участие ее в одном из фильмов студии в какой-нибудь небольшой роли. Из фильмов, запускавшихся в тот год, Хайд выбрал такой, какой, в случае удачи, мог обеспечить Мэрилин требуемое ускорение. Речь идет о фильме «Все о Еве», к съемкам которого по роману Мэри Орр «Мудрость Евы» приступал Джозеф Манкиевич, год назад добившийся «Оскара» за фильм «Письмо трем женам». Настойчивый и энергичный, Хайд сначала уговорил Манкиевича включить в съемочную группу Мэрилин на проходную роль «глуповатой и циничной блондиночки» мисс Кэсуэл, а затем убедил Мэрилин в том, что синица в руках лучше журавля в небе и проходная роль в фильме талантливого режиссера всегда эффективнее любой роли в пустой картине обычной бездарности, да и ее еще надо получить[24]. Соответствующий опционный контракт (на одну неделю!) был заключен, и началась работа над фильмом.
