Колин Уилсон - Боги Атлантиды
Фробениусу стало интересно, что представляют собой приготовления к охоте, поэтому он проснулся до зари и спрятался на вершине холма. Появились все пигмеи отряда, три мужчины и женщина. Они разгладили участок песка и что-то на нем нарисовали, а затем принялись ждать. Когда солнце взошло, один из мужчин выпустил в рисунок стрелу, а женщина воздела руки к солнечному диску и стала голосить. Пигмеи быстро скрылись в лесу.
Приблизившись к рисунку, Фробениус увидел, что пигмеи изобразили на песке антилопу; стрела пробила ей горло. Позднее, когда отряд охотников приволок из чащи большую антилопу с пронзенным стрелой горлом, пигмеи поместили на изображение зверя пучки его шерсти, облили их его кровью и стерли рисунок»[75].
Джозеф Кэмпбелл комментирует: «Для пигмейского обряда решающим обстоятельством являются его проведение на рассвете и стрела, летящая в антилопу точно в момент, когда ее поражает первый луч солнца…»[76]
Размышляя над этим отрывком в книге «От Атлантиды до Сфинкса», я говорю: «Легко видеть, что использующий подобную технику кроманьонский охотник чувствует то же, что чувствует современный охотник на крупную дичь, когда в руках у него оказывается мощная винтовка с оптическим прицелом. По сравнению с этой техникой прежняя магия неандертальцев должна казаться грубой, как лук и стрелы — в сравнении с винтовкой.
Я склонен думать, что именно по этой причине кроманьонцы стали праотцами нашей цивилизации. Их власть над магией давала им оптимизм и чувство цели и контроля, каких не было прежде ни у одного животного»[77].
Какой бы нелепой ни казалась нам шаманская магия, именно с ее помощью Homo sapiens выстроил цивилизацию, ибо магия превратилась в науку, а наука сделала нас царями природы. В книге «От Атлантиды до Сфинкса» я доказываю, что шаманы, обладавшие магическими способностями, становились жрецами-вождями и создавали ранние цивилизации, такие как Шумер и Египет.
Первым западным человеком, заметившим существование шаманов, стал русский протопоп Аввакум, старообрядец, который в 1652 году противостоял попыткам нового патриарха Никона сблизить Русь с Греческой православной церковью. В 1666 году старообрядцев скопом отлучили от Церкви. Пятью годами ранее, в 1661 году, царь сослал Аввакума в Сибирь, где тот узнал о существовании шаманов. По возвращении из Сибири в 1667 году Аввакум провел 15 лет в тюрьме, где написал свое «Житие», ставшее классикой русской литературы.
Разумеется, сторонник старообрядческих догм видел в шаманах слуг дьявола. Он повествует о том, как предводитель военной экспедиции Пашков решает послать сына Еремея воевать «в Мунгальское царство» и призывает местного шамана, дабы тот дал ему совет. «Волхв же той мужик, близ моего зимовья, привел барана живова в вечер и учал над ним волхвовать, вертя ево много, и голову прочь отвертел и прочь отбросил. И начал скакать, и плясать, и бесов призывать и, много кричав, о землю ударился, и пена изо рта пошла». Шаман заверил Пашкова, что поход удастся: «С победою великою и с богатством большим будете назад». Аввакум немедленно начал молиться Богу: «Да не возвратится вспять ни един от них, и гроб им там устроивши всем, приложи им зла, господи, приложи!..»[78]
Когда Еремей возвратился из похода с единственным товарищем и рассказал о том, что монголы вырезали всех остальных, Пашков обратил свой гнев против Аввакума, и тот не был убит на месте лишь благодаря вмешательству Еремея.
Аввакума сожгли в 1682 году.
На протяжении следующих двух с половиной веков исследователи относились к шаманам так же, как протопоп. Джереми Нарби и Фрэнсис Хаксли цитируют в антологии «Shamans through Time» («Шаманы в истории») многих ученых и рационалистов XVIII века, которые объявляли шаманов самозванцами и обманщиками.
Из этой книги становится ясно в первую очередь, что шаманы по сути своей — целители. Африканских шаманов не зря именуют «колдунами-лекарями»: шаман — это врач. Основное различие между шаманами и западными врачами кроется в их образовании. Врач Запада обязан пройти четыре курса факультета медицины и усвоить обновленный вариант научного аппарата, разработанного греческим врачом Галеном. Шаман обязан пройти курс, больше напоминающий школу средневекового аскета, который бичует себя, постится и спит на доске. Кроме того, шаман не выбирает свой жизненный путь: его избирают духи, и, если он отказывается, наказанием может стать смерть.
Иногда шаман должен пройти через ужасные мучения. Он начинает терять вкус к обычной жизни и может впасть в депрессию, уйти из дома и стать странником. Он обретает безразличие к мирским богатствам. В классической работе «Шаманизм: архаические техники экстаза» Мирча Элиаде цитирует дочь чилийского рыбака из племени арауканов: «Я собирала ракушки между рифами, когда почувствовала как бы удар в грудь, и очень отчетливый голос изнутри сказал мне: «Стань мачи! Такова моя воля!» И тут от сильной боли внутри я потеряла сознание. Конечно же, это Нгенечен, владыка людей, вошел в меня»[79].
Далее Элиаде пишет про длительные бессознательные состояния и летаргический сон. Шаманы практикуют болезненную церемонию посвящения, включающую в себя символическую смерть через расчленение. Неофиту полагается голодать, пока он не окажется на грани жизни и смерти, либо пребывать на холоде, пока он не замерзнет. По словам антрополога Вальдемара Богораза, этот период жизни неофита можно сравнить с долгой и серьезной болезнью. Если он выздоравливает, на него нисходит «вдохновение», и он постигает искусство бить в барабан и петь[80].
В 1930 году Кнуд Расмуссен писал об эскимосском шамане, который рассказывал: «Осознав свое предназначение, я решил, что подвергнусь страданиям от двух наиболее опасных врагов человека: голода и холода. Сначала я голодал пять дней подряд, лишь затем мне позволили выпить глоток теплой воды… После этого я ничего не ел еще пятнадцать дней — и опять мне дали глоток теплой воды. После этого я голодал десять дней…
Дни «поиска истины» очень утомили меня: какой бы скверной ни была погода, я должен был все время идти и мог делать лишь короткие передышки…»[81]
Подобные страдания, как и муки, которым подвергают себя аскеты, направлены на то, чтобы неофит отбросил старое «я» и все прежние привычки и приобрел взамен то, что Гурджиев называл «сущностью»: твердую сердцевину реальности, сравнимую с закаленной сталью.
Шаманизм принимает существование духов как само собой разумеющееся. Этот подход в корне отличается от мировоззрения западной цивилизации, представители которой могут верить или не верить в существование духов или привидений, но никоим образом не считают эту веру фундаментом всей своей жизни. Шаманы не только верят в духов — они их видят и с ними говорят. Нет оснований считать, будто шаманы обманывают себя или предаются безудержным фантазиям. Они бы сказали, что, напротив, в пересмотре нуждается западное мировоззрение.
При изучении эволюции взглядов Запада на шаманизм по работам вроде «Шаманов в истории» меня изумляли догматичность и подозрительность, с которыми подходили к делу антропологи XIX века. В сборнике приводится запись Эверарда Ф. Турна, который в конце 1880-х годов жил в племени макуси в Британской Гвиане. Когда местный шаман («пейаман») предложил излечить его лихорадку колдовскими методами, Турн охотно согласился. После захода солнца он отправился в большой дом пейамана. Собралась толпа, желавшая поглазеть на исцеление. Во тьме Турн лег на пригорок, рядом находился переводчик, юноша из того же племени.
Шаман «неописуемо и ужасно заревел-, его крики и возгласы наполнили дом, потрясая стены и крышу, временами они переходили в звериный рык, временами же затихали, превращаясь словно бы в далекий рокот. Он ревел не останавливаясь шесть часов кряду. Громовой вопрос рождал вскрик в ответ…
Во время обряда параллельно безумному гвалту раздавался некий звук, поначалу низкий и неразличимый, затем нараставший, как если бы огромное крылатое создание слетало к дому из поднебесья, проходило сквозь крышу и опускалось тяжело на пол; проходило время — и вновь били крылья, и снова повторялось то же действо. Всякий раз, когда загадочное существо прилетало и затем исчезало, я ощущал на лице движение воздуха, будто потревоженного крыльями. То были кенаима [злые духи], что приближались и удалялись.
Их вопли были поначалу едва различимы, но делались все громче, пока дух не приземлялся на пол дома и не распрямлялся. Первым делом каждый из кенаима нарочито шумно хлебал табачную воду из бутылки на полу. Пока он пил, пейаман продолжал голосить; наконец, кенаима был готов отозваться. Он произносил свое имя, обещал не беспокоить меня и улетал, шурша крыльями. Духи принимали вид тигров, оленей, обезьян, птиц, черепах, змей, а также индейцев племен акавои и арекуна…».
