Григорий Кваша - Рождение и гибель цивилизаций
Строго говоря, это 36-летие принадлежало трем знакам — Коту, Козе и Кабану (каждому но 12 лет). Но в имперское время открытые знаки имеют значительное преимущество, ибо олицетворяют единение народа и подъем государства. Лидерство Кота в означенном 36-летии очевидно, однако не стоит все несчастья этого времени сваливать на сам знак. Коты и мучители, и мученики, и праведники, и грешники. Тяжелое им выпало время — убить крестьянскую Россию, родить индустриальную, выиграть, разделить имперскую Россию на национальные территории.
Уже 1917 год показал новый стиль российского времени: Если роль Ленина сводилась в основном к долгому дореволюционному воспитанию партии нового типа, то Троцкий (1879–1940), подобно Коровьеву, буквально «соткался из воздуха» и явился истинным гением (злым или добрым — кому как нравится) и революции, и всей Гражданской войны. Произошло это оттого, что сама стихия революции, ее внезапные повороты, кровавые вспышки, авантюризм гораздо ближе вечно бунтующему Коту, чем планомерной Лошади.
Впрочем, необходимо помнить, что прекрасный партизан, кавалерист и бунтовщик, Кот остается самым слабым полководцем, ибо не в состоянии просчитать будущее сражение, целиком уповая лишь на внезапность, смелость и везение. Поэтому, оставив полководческую славу Петухам, Змеям и Обезьянам, Кот прославился как классический комиссар. Троцкий был, по сути, комиссаром и вдохновителем всей российской армии, создав ее из ничего, подобно все тем же булгаковским специалистам по материализации чувственных идей. Па микроуровне образ классического комиссара на собственном примере вывел Дмитрий Фурманов (1891–1926), также, разумеется, Кот.
Однако истинный царь кошачьего царства не торопился выходить на первые роли. Как это и бывает в сообществе братьев наших меньших, лидером стал самый некрасивый, невоспитанный и злобный Кот. Именно Сталин (1879 1953) встал па царство, которое благополучно длилось до самого конца 36-летия.
Сталин был бездарным полководцем, бездарным политиком, да и вообще малокультурным человеком. Однако все эти недостатки ничего не стоили перед единственным достоинством — масштабом личности. Тиран и деспот, но вселенского масштаба, а стало быть, самый лучший для второй (кошачьей) фазы самого главного имперского цикла в мировой истории. Сталин и Булгаков, Сталин и Мандельштам (1891–1938) в каждой из таких нар противостояли великие глобалисты. Булгаков — венец мировой прозы, Сталин — последний всемирный деспот. Oil и не открывали новых дорог, они закрывали длинную череду мировых персонажей. Кот ведь не только завершитель, но еще и реализатор: еш дело — итоги. Кстати, разрушительный пафос легко можно увидеть и в романе Булгакова, недаром сгорает рукопись, сгорают дома, исчезают люди, но никто не рождается, ничего не возникает.
Милые кошачьему сердцу погромы можно видеть и па кинопленке. В лучшем фильме главного режиссера З6-летия Григория Александрова «Веселые ребята» то коровы громят банкетный зал, то музыканты крушат все подряд на заурядной репетиции. Фильм настолько угодил Сталину, всей стране и даже миру бесшабашной, ликующей радостью в лохмотьях, что пойманное настроение пытались удержать на все 36-летие. В «Цирке» (1936) чуть причесанная атмосфера «кошкиного дома» еще сохранилась. Но уже в «Волге-Волге» (1938) свет тускнеет, а в «Светлом пути» (1940) уже все фальшь. Впрочем, после войны у Александрова открылось второе дыхание: фильмы «Весна» (1947), «Встреча на Эльбе» (1950) — одновременно и пафосные, и игривые, одним словом, соответствующие своему времени и его главному знаку.
Еще сильнее тяга к пафосу видна у Котов-актеров. И если в другие эпохи и в другом исполнении богатыри выглядят ненатурально, то Котов патетика только украшает. Первейший в этом ряду, конечно же, Николай Черкасов (1903–1966). Его Александр Невский, вещающий лозунгами, или режиссер Громов из «Весны» — вот лицо эпохи. «Кто на Русь с мечом придет, от меча и погибнет» — разве это не главные слова 36-летия, ушедшего па подготовку к войне, войну и послевоенное восстановление? И Кот как один из самых боевых знаков лучше других показывал, как надо жить. Павел Кадочников (1915–1988) — это майор Федотов, умудрившийся в немецком застолье выпить «За нашу победу!» («Подвиг разведчика», 1947). Он же Алексей Мересьев («Повесть о настоящем человеке», 1948). Истинное народное лицо эпохи — Борис Андреев (1915–1982): Саша Свинцов («Два бойца», 1943) или Илья Муромец в одноименном фильме (1956).
Разумеется, национальный характер всего народа не может воплотить один знак, пусть даже всего на 36 лет. Нужен хотя бы один оппонент. Лучший вариант второго полюса — Кабан (в следующем 36-летии такой парой будет пара Лошадь — Тигр). Идеальную пару для всей эпохи изобразили Борис Андреев и Марк Бернес (1911–1969, Аркадий Длюбин в фильме «Два бойца»). Кот — простой, открытый, внушительный, былинный пафосный герой, Кабан — ироничный, хитроватый, скрытный, но не менее героический и самоотверженный. Кроме Бернеса, были и другие народные любимцы «кабаньего» племени — Михаил Жаров (1899–1981, Ментиков — «Петр Первый», 1937; Семибаб — «Беспокойное хозяйство», 1946), Сергей Столяров (1911–1969, Мартынов «Цирк», Алеша Попович — «Илья Муромец»). Насколько пафос пронизывал все мироощущение народа, показывает замечательный детский фильм «Тимур и его команда» (1940), поставленный Александром Разумным (1891–1972). Даже дети превращаются в пламенных трибунов, и все это натурально, без всякой фальши.
Если кино находилось в то время под строжайшим контролем государства и лично товарища Сталина, то в литературе не все было однозначно. Она жила своей жизнью, не подчиняясь указующему персту главного Кота. Кроме Булгакова и Мандельштама, активно и честно творили
Викентий Вересаев (1867–1945), Николай Заболоцкий (1903–1958), Константин Симонов (1915–1979), Михаил Светлов (1903–1964). Особое место в нашей литературе занимал Илья Эренбург (1891–1967), уникально совместивший честность пера и близость к верхам. Роль в Отечественной войне Эренбурга необычайно велика.
Удивительное дело, но даже музыка, не подверженная государственному ритму сфера, явление скорее интернациональное, все же сделала поворот в сторону «кошкиного дома». В первую очередь речь идет о гениальном Сергее Прокофьеве (1891–1953), умершем чуть ли не в одночасье с «большеусым». Другой гений — Арам Хачатурян (1903–1978), создатель «Гаянэ» (1942) и «Спартака» (1951).
Архитектурным символом эпохи стал завораживающе мрачный знаменитый «Дом па набережной» (комплекс па улице Серафимовича) архитектора Бориса Иофана (1891–1976), хотя, прямо скажем, Коты далеки от лидерства в архитектуре, в ней, как и в военном деле, лидируют логики (Петух, Бык, Змея). «Дом на набережной» — а не Кремль или университет — это и есть самый главный «кошкин дом», в котором толкают речи, веселятся, арестовывают, предают, доносят, а потом завешивают былые грехи мемориальными досками…
И все-таки самым удивительным в феномене доминирования одного знака на протяжении 36 лет является выживаемость Котов в сталинской мясорубке. То ли Сталин чувствовал своих и ire карал, то ли время их охраняло. Уж на что Мандельштам перешел все пределы возможного, а и того Сталин не велел убивать. Эренбург, единственный член антифашистского еврейского комитета, который не был расстрелян, не был даже арестован. Михаил Булгаков и белую гвардию воспел, и заграницу рвался, ни одной буквой не польстил повой власти, а остался жив и даже был опекаем хозяином страны. Как вышло, что Николай Вавилов был репрессирован, а его родной брат, родившийся в год Кота, Сергей Вавилов (1891–1951), возглавил Академию наук?
Еще загадочнее судьба некоторых Котов — иностранцев. Например, избежал преследования главнокомандующий финнов Карл Густав Маинергейм (1867–1951), воевавший против нас две войны, а в результате ставший президентом Финляндии (1944–1946). Был оправдан фашистский преступник Франц фон Лапеп (1879–1969).
Многих Котов еще можно было бы вспомнить: сталинского патриарха отца Сергия (Старогородского, 1867–1944), Николая Вознесенского (1903–1950), в 40 лет уже возглавлявшего Госплан. Ясно, что то суровое 36-летие было звездным временем Кота, знака весьма любимого в России. После 1953 года Кот заметно помельчал и стал совсем ручным, подчинившись другим, более мощным знакам. Помните, как писал С. Маршак: «Тили-тили-тили-бом! Погорел у кошки дом. Не найти его примет. То ли был он, то ли нет»…
(«Зазеркалье», 1995, № 30)
Вообще-то, «Кошкин дом» и весь цикл из четырех статей писался совсем не для того, чтобы еще раз подтвердить обратную логику. С обратной логикой автору все уже было ясно. Хотелось показать и себе, и читателю, насколько велико в Империи значение открытых знаков, насколько вся наша имперская культура, пусть и сообразно обратной логике, но завязана на стихию открытости, даже если опушен железный занавес. Открытость нашего народа мировым проблемам, вселенский масштаб имперской нации поддерживается только благодаря лидерству открытых знаков. Теория хоть и склоняет к размельчению временных отрезков, к введению все более точных градаций, может па деле и укрупнить историю, из ровной, казалось бы, последовательности знаков выделить все же самые ответственные.
