Игорь Пронин - Наполеон 2. Книга вторая: Стать богом
— Не было, потому что таких сил в одних руках ни у кого не было! — Александр все же не хотел, чтобы друзья знали лишнее. — Какой-то предмет. Мне бы его век не видеть, и не слышать о нем никогда.
Антон и Иван переглядывались и понимающе усмехались. Откуда у Остужева взялся этот предмет, оба догадывались. Между тем две недели постоянной гонки порядком измотали всех троих. Они питались, чем придется, мылись изредка, по ночам в реке. От запаха гари просто тошнило. Но хуже всего было ощущение, что их просто загонят — от усталости люди совершают ошибки.
Как-то раз вечером, в Лефортове, Гаевский зашел в кабак разжиться едой. Остужев и Байсаков затаились поблизости, раздельно, но так, чтобы видеть друг друга. По улице шел французский конвой, тоже злой от дыма и постоянной враждебности жителей. Кто-то в обносках подбежал к солдатам, и оживленно жестикулируя указал им на Байсакова, присевшего на ступени крыльца пустого мещанского дома.
— Поджигатель! — кричал бродяга. — Он поджигатель, мусью!
Французы немедленно подняли ружья и обступили Байсакова. Вышедший из кабака Антон со свертком еды в руках растерялся и попятился. Тут же и на него обратили внимание. Гаевский беспомощно обернулся к Остужеву. Дело было не в страхе, не в опасности. Просто они очень устали и надеялись отоспаться этой ночью, отдохнуть, и вот снова получалась заварушка. Александр поднялся с поломанной телеги и пошел на французов, совершенно не скрываясь.
«Вот так и наступает конец, — промелькнула мысль у него в голове. — Конец от отупения и равнодушия ко всему. Нельзя!»
— Я сдаюсь! — Он поднял руки. — Я сдаюсь, господа.
— Шутишь? — с надеждой спросил по-русски Гаевский, которого солдаты уже прижали к стене.
— Шучу, конечно, — устало согласился Александр. — Давай, Ваня, действуй!
Байсаков, которому трое французов безуспешно пытались выкрутить руки, устало вздохнул, крякнул, и начал действовать. Один солдат спустя секунду был с такой силой впечатан в забор, что вряд ли смог позже вернуться в строй. Остальные схватились за оружие, но Александр был уже рядом. Преодолевая многодневную усталость, он «включился», и на французов налетел дикий, кровожадный зверь.
Разбрасывая беспомощных солдат, словно ватные куклы, Остужев услышал выстрелы — это Гаевский, уронив сверток, пристрелил сразу двоих. Вся улица мгновенно наполнилась криками, и, конечно же, кто-то закричал: «Пожар! Горим!». Началась паника, люди выбегали из домов кто, в чем был. Оказав помощь Байсакову, Александр тут же метнулся к Антону, но тот уже справился сам, оглушив последнего из противников рукоятью пистолета.
— Бежим! — сказал Гаевский, ожидая от Александра команды.
Но Остужев, выйдя из состояния бойца, теперь всем телом и душой испытывал пьянящую слабость и лишь беспомощно озирался по сторонам. Куда бежать? К центру, к окраине, или попытаться укрыться во дворах? Подбежавший Байсаков понял состояние товарища, схватил его за руку и потянул наугад.
— Бежать — только внимание привлекать, Антоша. Уж пошли пешком.
— Сюда пошлют кавалерию, расчистить улицы! — усталый Гаевский рассуждал вслух. — Поэтому лучше бы убраться во двор, но.
Он не успел договорить, потому что в полусотне шагов от себя увидел Бочетти. В соболиной шапке и гусарской форме она вышла из дома с пистолетом руке и тоже сразу увидела Антона. От усталости он не мог сейчас поддерживать образ и был узнан мгновенно.
— Витольд! — наметанный глаз Бочетти тут же заметил в толпе и крупного Байсакова, и его товарища, которого он почти волок на себе. — Витольд, ко мне!
У Гаевского было два пистолета, но оба разряженные. Все, что он мог — выставить их перед собой в тот момент, когда графиня подняла свое оружие. Бочетти инстинктивно уклонилась, и выстрел вышел неточным. Байсаков уже тащил Остужева назад, в толпу, свободной рукой пытаясь вытащить из кармана зацепившийся курком пистолет. Выбежали из дома, гремя шпорами, помощники Бочетти. Убегая, Антон оглянулся через плечо и увидел верзилу-гусара, целившегося в него из кавалерийского карабина. Но в тот же миг гусар выронил карабин и повалился на мостовую.
— Французы впереди, Антон! — Байсаков теперь тащил Остужева во двор. — Давка будет, эх, попали мы!
Со стороны центра города, заполнив строем всю улицу от дома до дома, двигались уланы. Они сшибали людей конями, били плетьми, а офицер, привстав на стременах, с недоумением всматривался в убитого им гусара. Французы недолюбливали поляков, равно как и австрийцев, и немцев, и итальянцев. Вот и теперь командир кавалеристов предположил, что целиться гусар мог прямо в него, и решил не испытывать судьбу. Троих подозрительных оборванцев, вместе с десятками таких же кинувшихся во двор, он и не заметил в толпе.
— Повезло! — бормотал Остужев, обессиленный вспышкой звериной энергии. — Нам повезло, может быть, в последний раз. Но нас будут искать, все же целый патруль перебит. Приметы соберут.
— Ништо, Саша, пока затерялись! — прохрипел тоже донельзя усталый, в основном от голода Байсаков, протискиваясь между дровяных сарайчиков. — Вот зря ты, Антоша, харчи не подобрал. А так все пока ничего у нас, живы, да и ладно. И вот что еще: в Сокольники нам надо. Есть там один домик, от армейской разведки, мне еще Белкин о нем говорил. Вдруг цел домик-то, не найден? А больше не знаю, куда идти.
— Ну, так веди нас! — Гаевский на ходу заряжал пистолеты. — Я в Москве никогда прежде не был, да и Саша все проездом.
В тот раз им удалось вырваться. Наступила ночь, они немного отдохнули в лесу, наткнувшись на ручей, а потом снова побрели в сторону Сокольников. Местечко это было неспокойное, хватало и воров, и всякого жулья. Вполне возможно, что прямо сейчас там уже ждали беглецов завербованные Колиньи люди. Но Байсаков надеялся, что небольшой склад, оставленный русской разведкой после сдачи Москвы, уцелел. Оттуда планировалось внедрять в город переодетых во французскую форму разведчиков.
Когда они вышли на тропинку, которая должна была вывести их в дальний пригород Москвы, Гаевский подобрал какую-то бумагу. Ради любопытства он остановился, и в свете луны разглядел французскую прокламацию.
— Постойте-ка! — попросил он. — Что это. Предлагают всем шпионам сдаться и получить свободу и награду.
— Ну, и что? Я таких сотню видал! — проворчал Иван.
— Да, вот и я не вчитывался. А тут написано, что если шпионы сдадут «имеющиеся у них предметы и вещи государственного значения», то и награда соответственно увеличится, а еще шпионы могут вступить в переговоры. Это про нас. Но не только про нас: те, кто на таких шпионов укажет, тоже награду получат в случае поимки. Хитер Колиньи: порядочные люди из Москвы бежали, а мародеров да воров еще больше сюда понаехало. Вот они и стараются, не за честь, а за рубль.
— Вот эта, кажется, еще интереснее! — Остужев увидел прямо на дерево наклеенную бумагу. — Свети!
Гаевский зажег прокламацию, что была у него, и поднял повыше. На бумаге высветились два портрета, в которых без труда можно было угадать Остужева и Байсакова, только не таких заросших.
— Тебя все еще не связали с нами, — заметил Александр Гаевскому. — Впрочем, ты всегда можешь образ изменить.
— Здоровья уже не хватает, — вздохнул Антон. — А еще про Мари все время думаю. Ваня, ну где твои Сокольники? Уж хочется узнать поскорее: умереть нам сегодня, или все-таки поспать?
— Не стреляйте, господа! — отчетливо послышался в ночи чей-то голос. — Не стреляйте, я не враг.
Трое товарищей уже присели и отступили с освещенной луной тропинки в лесную темноту. Тогда незнакомец, продолжая просить не стрелять, сам вышел на освещенное пространство с поднятыми руками. Остужеву показалось, что он где-то видел это лицо.
— Господа Остужев и Байсаков, если не ошибаюсь? Мы выследили вас в Лефортово, но не успели поговорить.
— Вы здесь не один? — с угрозой спросил Александр. — Не советую с нами связываться, идите своей дорогой.
— Вы меня не помните? Я Никанор. Мы общались с вами в трактире, не так уж давно. Я еще тогда сказал, что люди, которых я представляю — ваши друзья, и могли бы оказать помощь.
Остужев, конечно, вспомнил. Подозрительный человек, назвавшийся Никанором, намекал, что является масоном. Но так же, как и тогда, Александр ничего не знал ни о Ника-норе, ни об ордене, членом которого он якобы являлся. Перед ним мог стоять обычный охотник за предметами, служивший неизвестному друзьям клану.
— Стрелять нам не очень-то выгодно, — прошептал Гаевский. — Переполошим всю округу. Иван?
— Да запросто, — ответил Байсаков. — Только не люблю я душегубства. Там французы, супостаты, а этот свой. Может, добра желает?
— Но верить нельзя, — отчеканил Остужев. — Любезный Никанор, будьте добры убраться по добру поздорову! И никогда, слышите? Никогда больше нас не ищите. При следующей встрече я вас убью.
