Борис Тарасов - Россия крепостная. История народного рабства
Так, Лев Измайлов убедительно доказывал, что в условиях российской крепостной действительности сумасбродный план гвардейского офицера, собиравшегося разводить и затем продавать собственных детей от крестьянок, не только не являлся анекдотом, но был совершенно реален. Отличие состояло в том, что богатый генерал не имел в разврате никаких меркантильных целей и стремился только к удовлетворению своих страстей.
* * *Одним из самых распространенных развлечений дворянского общества со второй половины XVIII столетия становится театр. Начавшись как забава, очень скоро увлечение театральными представлениями приобретает характер настоящей страсти. Однако, как и во всем дворянском быте эпохи крепостничества, и здесь понятие собственности, определение «свое» имеет решающее значение. Театр, конечно, хорош, но престижнее всего иметь именно собственный театр, своих актеров. Это было предметом для настоящей гордости — очевидец вспоминал, как один из таких доморощенных театралов, не сдержав распиравшего его восторга во время представления у себя в усадьбе, вскочил с места, воскликнув: «Это всемои дворовые ребята!» Другой владелец собственного театра, помещик Кологривов, нежелание посещать чужие представления объяснял с обезоруживающей искренностью: «У меня на сцене, как я приду посмотреть, все актеры и певчие раскланиваются, к вам же приедешь в театр, никто меня не заметит и не раскланяется…»
Служению искусству всецело посвящают себя аристократы и бедные помещики, не жалея ни средств, ни сил для воплощения своей мечты. Громкой славой пользовались театры Шереметева, Апраксина, Дурасова. На представлениях во дворце графа С. Апраксина собирался весь цвет московской знати, и там действительно было на что посмотреть. Перед зрителями многолюдная массовка изображала целые армии. На сцену выбегали по ходу действия живые лошади и даже олени, за кулисами гремели рога, трубы, слышался оглушительный лай охотничих собачьих свор… Кроме крепостных артистов у Апраксина в спектаклях принимали участие иностранные театральные знаменитости, актеры императорского театра и даже знатные москвичи-любители, такие как А.М. Пушкин и Ф.Ф. Кокошкин.
В подмосковном селе Люблино помещика Н. А. Дурасова давались еще более впечатляющие представления. Англичанка Мэри Вильмот, побывавшая на одном из дурасовских спектаклей, была сначала поражена роскошью декораций, костюмов и многолюдностью оркестра и актеров на сцене, а потом еще более — извинениями хозяина за бедность постановки, вынужденную тем, что большинство артистов находятся на полевых работах, и та «горсть людей», которых она видит (а их было по ее наблюдениям не меньше сотни), это, к сожалению, все, что успели собрать за короткое время.
У графа Шереметева было три театра — один в Москве и два в подмосковных селах Останкино и Кусково. Исключительное богатство Шереметевых позволило им и театральное дело поставить столь широко, что слава их представлений затмила домашние спектакли всех остальных владельцев.
Театр в Кусково представлял собой отдельный замкнутый мир со своим обширным населением и строгим управлением, вместе составлявшими сложную иерархию, но верховным господином в котором являлся, конечно, сам граф. Для персонала в имении были выстроены отдельные корпуса. Штат музыкантов и певчих, танцовщиц, актрис и актеров, рабочих, декораторов, художников насчитывал сотни людей. А по описи, составленной в 1811 году, при кусковском театре только костюмов и платья было 17 сундуков, а всевозможных аксессуаров — перьев, головных уборов, обуви и т. п. — 76 сундуков.
Большинство участников графских спектаклей были крепостными Шереметева, в том числе и главный режиссер и автор многих пьес — В. Вороблевский. Хотя в спектаклях принимали участие и приглашенные исполнители — звезды столичной сцены и приезжие иностранцы. Артистов обучали известные педагоги Дмитревский, Козелли, Сандунов. В результате постановки были не только высокого художественного уровня, но и шли рука об руку с техническим прогрессом. Специальный поверенный Шереметева закупал заграницей и присылал в Кусково или Останкино новинки театральной техники.
И все же наибольшую известность рощам Кускова и Останкина принесли не превосходно выполненные театральные представления на сцене, а умение графа повседневную жизнь превратить в театр. Шереметевские праздничные гуляния привлекали к себе все население Москвы. Число гостей на таких праздниках, только официально приглашеных от имени хозяина, доходило до нескольких тысяч, а всего в аллеях парка собиралось до пятидесяти тысяч человек, которые могли свободно прогуливаться, развлекаться и угощаться на графский счет. В гости к Шереметеву часто приезжали русские самодержцы в сопровождении правителей иностранных государств. В таких случаях стол сервировался золотой посудой, украшенной крупными бриллиантами, сад и парк ярко освещались, на пруду плавали гондолы с музыкантами, а во время фейерверка запускали разом по нескольку тысяч ракет. Рассказывали, что австрийский император Иосиф, посетив Кусково, не хотел поверить, что столь роскошное празднество может позволить себе обыкновенный подданный, и долго был убежден, что оказался в гостях у неизвестной ему могущественной венценосной особы.
Люди, менее достаточные в средствах, чем граф Шереметев, были вынуждены и представления своих домашних артистов обставлять скромнее и с меньшим изяществом. Андрей Болотов так описывал театральный вечер, проведенный в гостях у знакомого помещика: «Вздумалось другу нашему нас повеселить и позабавить. Но если бы дозволяла благопристойность, то двадцать раз поклонился бы я ему, если бы он сию забаву оставил, ибо она состояла в свисте, крике и пляске баб, девок и мужиков и всякого вздора…»
Увлечение театральным искусством было недешевым удовольствием и часто сильно подрывало благосостояние вполне богатых помещиков, а для средних душевладельцев нередко становилось причиной настоящего разорения. Отец мемуаристки Водовозовой во время своего пребывания в Варшаве «заболел» театром. Вернувшись домой, в свое маленькое поместье, он с энтузиазмом принялся за создание собственной труппы из тщательно отобранных крепостных крестьян. Постановки вскоре заслужили популярность и стали собирать посетителей-помещиков с семействами со всей округи. Водовозова пишет, что этот маленький театр, не имевший даже специального помещения и устроенный в одной из больших комнат городского дома, на сцене которого играли вместе и крепостные актеры и дети помещика, имел просветительскую функцию. Многие соседи-дворяне, посетившие спектакли, впервые узнали о существовании Шекспира и Мольера и получили возможность своими глазами увидеть «Горе от ума» — пьесу, о которой так много говорили в свое время, но толком ничего не знали.
Театральный реквизит был до крайности скромным: бумажные короны, оклеенные фольгой и цветными бусами, деревянные шпаги и сабли, незамысловатые наряды «артистов», сработанные домашними крепостными мастерицами, — все было столь самодеятельно, что, по словам мемураистки: «таким театром могли забавляться лишь дети в небогатой семье, никто бы не поверил, что образованный, серьезный человек мог отдавать ему все свои силы, душевные и материальные». И все-таки Водовозова утверждает, что даже такой домашний театр стал одной из главных причин окончательного разорения ее отца.
Сложившиеся к тому времени крепостные театральные традиции, тон которым задавали во многом богатейшие вельможи, подобно Шереметеву, обязывали хозяина сцены не только показать посетителям представление, причем, разумеется, бесплатно, но и накормить их обедом и ужином, и оставить ночевать, и заботиться об их досуге и развлечении на следующий день и далее до тех пор, пока гости не соизволят собраться в обратный путь. Но подобное гостеприимство, ощутимое даже для бездонных кошельков аристократов, затягивало петлю на шее честолюбивых дворян средней руки, желавших не отставать от знати.
Водовозова пишет об этом: «Особенно обременительны были приемы гостей, съезжавшихся иногда издалека, и не только с членами своей семьи, но и с своими гувернантками, горничными и лакеями, — всех их приходилось угощать ужинами, а некоторых содержать с лошадьми и челядью в продолжение нескольких дней. И то еще хорошо, что не все оставались гостить: театральные представления были устроены в уездном городе (где тогда жили мои родители), и на них являлись не только городские знакомые, но и знакомые семьи, живущие в своих деревенских поместьях. Гости, приехавшие издалека, за верст тридцать — сорок, не могли пуститься ночью в обратный путь при тогдашних ужасающих дорогах. Да и чего им было торопиться? Спешной, обязательной работы у помещиков не бывало. Раз приехали из своего захолустья, нужно воспользоваться случаем! На другой день после спектакля одни из гостей садились за карты, другие предпринимали увеселительное катанье куда-нибудь за город или отправлялись на охоту за несколько верст, а вечером молодежь устраивала танцы, игры, пение».
