Стентон Пил - Любовь и зависимость
Конечно, по мере того, как дети становились старше, они проводили больше времени вдали от дома. Но все же, слишком часто они реагировали на новый опыт в новой обстановке — в школе, в частности — с осторожностью, которой научились дома. Как Юлис Хенри заметил в "Культуре Против Человека", дети были проинструктированы расценивать своих одноклассников как конкурентов, тех, кому нельзя оказывать слишком большую помощь, чтобы они не получили преимущества. Им также внушали преувеличенное уважение к авторитету, который символизировал преподаватель. Собственное суждение почти ничего не значило по сравнению с тем, что "сказал учитель". Документальный фильм "Высшая школа" показывает, как отец совещается с преподавателем своей дочери в ее присутствии. Он говорит о ней так, как будто она не присутствует при беседе, принимая как само собой разумеющееся, что дочь неправа и нуждается в коррекции, и что преподаватель знает, как она должна себя вести.
Если возникал конфликт между уважением к власти и чувством собственного достоинства ребенка, власть обычно выигрывала, независимо оттого, насколько очевидно ребенок был обижен. Рассмотрим рекомендации Хейма Джинотта из книги "Между Родителем и Ребенком", одной из наиболее популярных в Америке работ по детской психологии. Речь идет о десятилетнем мальчике, расстроенном инцидентом, произошедшим в школе:
Десятилетний Гарольд пришел домой раздраженный и недовольный.
Гарольд: Что за дурацкая жизнь! Учительница назвала меня лгуном, и только потому, что я сказал, что забыл домашнюю работу. И она кричала. О, Боже, как она кричала! Она сказала, что напишет тебе записку. Мать: У тебя был очень трудный день. Гарольд: Ты можешь сказать это снова. Мать: Должно быть, это ужасно стыдно, когда тебя называют лгуном перед целым классом.
Гарольд: Так и есть.
Мать: Держу пари, про себя ты пожелал ей кое-чего!
Гарольд: О, да! Но как ты узнала? Мать: Это то, что мы обычно делаем, когда кто-то обижает нас. Гарольд: Это меня утешает.
Здесь Джинотт рекомендует матери те же самые банальные вещи, как и в случае менее важной проблемы (например, когда дождь не дает ребенку выходить из дома), когда они могут преследовать некую цель, позволяя ребенку выразить свои чувства. Но в этой истории Гарольд или был несправедливо обвинен, или, даже если он не сказал правды, был подвергнут публичному унижению, которое идет гораздо дальше того, чего заслуживает его проступок. Кажется, что гнев Гарольда должен быть в некоторой степени поддержан его матерью, и что они оба должны предпринять шаги к тому, чтобы с ним поступали более справедливо и гуманно в будущем. Вместо этого, мать Гарольда мягко подталкивает его к самоисследованию, которое позволит ему уменьшить горечь и принять то обращение, которое ее вызвало.
Под современным акцентом Джинотта на выражении чувств и мирном разрешении конфликта скрыто одобрение подчинения и самоподавления, что обнаруживает отношение, распространенное и теперь. Почему это так? Почему родители хотели, чтобы их дети подчинились установленным авторитетам? Мы должны помнить особое, подобное талисману качество, которое имела школа для родителей периода Депрессии. Для них дать своим детям должное образование было способом преодоления собственных ограничений и упущенных возможностей. Если сами они никогда не имели шанса пойти достаточно далеко
из-за недостатка образования, было тем более важно, чтобы их дети не страдали от этого. Позже родители передавали детям наследие уважения к святости школы. Преподаватели и школьные должностные лица были мощными фигурами, которые хранили ключи от того, что родители ценили настолько высоко, что не могли быть объективны. Были родители, которые жили в бесконечном страхе, что их способные дети "вылетят из школы" или не поступят в колледж.
Большинство родителей, таким образом, кончало тем, что подрывало свои собственные позиции. Хотя они действительно хотели, чтобы дети преуспели, тревога, которую они выражали, преувеличивала реальные трудности и фактически нарушала детскую способность к исполнению задуманного. В отношении школьных занятий, как и во всем остальном, для родителей было обычным делом принимать обвинительный тон, который уменьшал чувство собственного достоинства ребенка и его самостоятельность. Они не хотели калечить своих детей; они только естественным образом выражали собственное чувство, что жизнь не шутка, и что нужно упорно трудиться, а не бездельничать. Их очернение собственных детей порождалось чувством, что дети слишком дерзки, потому что еще не были побиты жизнью и обрезаны до нужного размера, что уже испытали на себе их родители.
Мы все слышали, как родители разглагольствуют перед детьми по поводу домашней работы:
— Фред, ты сделал Английский?
— Ну, я сделал все хорошо, занимаясь гораздо меньше в прошлый раз. Я учусь уже лучше...
— Не беспокоиться? Ты только думаешь, что добился большего успеха в последний раз. Ты же не получил работу назад с оценкой, не так ли? Я не позволяю тебе идти играть в футбол, пока ты не сделаешь задания. Так ты никогда не сдашь экзамены и не поступишь в университет.
— Но папа, я сказал своим друзьям, что приду после обеда.
— Забудь про это. Что более важно, задание или игра?
— Но у меня достаточно времени, чтобы сделать его.
— Ты будешь делать его прямо сейчас, и пойдешь играть, когда все сделаешь.
Отец Фреда нарушает целостность своего сына и его уверенность в себе, вмешиваясь в его обязательства по отношению к другим людям и мешая ему в его естественном плане выполнения работы. Кроме того, Фреду говорится, что нельзя убедиться в качестве того, что сделано, пока это не удостоверит кто-то авторитетный. После воспитания, подобного этому, он не сможет здраво оценивать требования задачи с точки зрения своих собственных способностей и темпа. Вместо этого, он от начала до конца будет искать чьего-то руководства. Отец Фреда может иметь серьезные основания для волнения. То, что лишено здравого смысла для нас, может быть очень разумным для него. Но Фреду от этого не легче. Его проблема состоит в том, чтобы различать неразумные распоряжения и свои реальные потребности, и развить собственный взгляд, неподвластный разрушительной силе отца, прерывающего его действия. Мы видим, что Фред, по крайней мере, сопротивляется. Где-то внутри себя он знает,
как обстоят дела. Если он сможет, вырастая, развить эту свою сторону, то ему удастся выработать разумную стратегию совладания.
Отрицание зрелостиТе же самые родительские и институциональные режимы формировали жизнь Фреда и его сверстников, когда они достигали юности. Подрастая и получая возможность развивать свои интересы и предпринимать действия вне дома, они получали строгое предостережение — не совершить чего-либо, что могло бы опозорить их или их семьи. Если они пробовали что-нибудь слишком нетривиальное, то получали наказание от своих родителей вместе с насмешками друзей и одноклассников, воспитанных так же, как они.
Даже подростков многим родителям было так трудно отпустить эмоционально, что они обращались с ними как с детьми много дольше того времени, когда это было приемлемо. Вот что Джинотт, в "Между Родителем и Подростком", рассматривал как разумный способ обращения с мальчиком-подростком:
"Наша реакция должна изменяться от терпимости до разрешения, от принятия до одобрения. Мы терпим многое, но разрешаем мало....
Один отец, раздраженный длинными волосами своего сына, сказал: "Извини, сынок. Это твои волосы, но это мои нервы. Я могу выдерживать это после завтрака, но не до него. Поэтому, пожалуйста, завтракай в своей комнате".
Эта реакция была полезна. Отец демонстрировал уважение к своим собственным чувствам. Сыну была предоставлена свобода продолжать свой неприятный, но безопасный протест.
Уважает ли человек, который общается с другим так неуважительно, свои собственные чувства - это большой вопрос. Несомненно, что его манера унизительна для развивающегося взрослого человека, который ищет собственный стиль и идентичность. Что должен делать юноша? В этом возрасте он может отвергать суждения отца, как предрассудки. Вместо них он может руководствоваться собственным опытом для оценки себя и своих действий.
Одной из причин того, почему для него может быть трудным сохранять свое поведение перед лицом родительских нападок, является тот факт, что безоговорочное уважение ко всем авторитетам, которому его научили, не исчезает, когда проходит детство или отрочество. Будучи студентом колледжа, он найдет невозможным естественно и на равных говорить с профессорами. Почти все американцы сегодня так же выказывают преувеличенное уважение к высоким правительственным и деловым функционерам. Этот рост авторитета символически отражен эволюцией полиции от нелепо беспомощных Кейстонских Копов 1910-х годов до сегодняшних устрашающе мощных автомобилей, прожекторов и оружия. Что касается непочтительности, приписываемой протестующим студентам 1960-х, то множество радикальных лидеров в то время по секрету сообщали мне, что они чувствовали неудобство, противостоя администрации колледжа. Действительно, хваленая "свинья" и другие уничижительные обращения были в реальности очень редки при прямом разговоре с правительственными и университетскими должностными лицами, особенно в сравнении с перебиванием, которое считалось нормальным и "вписывающимся в систему" на политических собраниях девятнадцатого века. Странно, что ярлык "роста неуважения к санкционированным авторитетам" был приклеен к тому, что в реальности было только слабой реакцией на относительно недавнюю психологическую зависимость.
