Роберт Силверберг - Бездна
Лоулер снял повязку, обрезая швы, удерживавшие трубку, и принялся осматривать прогрессирующий абсцесс. Кожа вокруг него покраснела и была горячей даже на ощупь.
– Жжет, сволочь! – скрипнул зубами Тальхейм.
– Да и выглядит отвратительно. Ты смазываешь опухоль той мазью, что я дал тебе прошлый раз?
– Конечно.
Что-то в его голосе заставило Лоулера усомниться в правдивости его слов.
– Нико, естественно, ты можешь поступать как тебе заблагорассудится, – предупредил друга Вальбен, – но помни, если инфекция распространится по всей руке, придется ее ампутировать. Считаешь, что сможешь работать одной?
– Вэл, это всего лишь левая рука.
– Ну, ты и шутник.
– Нет, я не шучу, – пробурчал Тальхейм, когда Лоулер вновь коснулся опухоли. – Возможно, день или два я не смазывал… Ладно, извини, Вэл. Мне очень жаль.
– Ты пожалеешь еще больше через какое-то время.
Холодно и беспощадно Вальбен занялся очисткой места абсцесса, словно обтесывая кусок деревяшки. Но Нико не произнес ни слова и не сделал ни одного нетерпеливого движения, пока его подвергали болезненной операции.
Когда же Лоулер стал вновь прикреплять дренажную трубку, Тальхейм внезапно сказал:
– Мы ведь так давно знаем друг друга, не так ли?
– Да, почти сорок лет.
– И ни у кого из нас ни разу в жизни не появилось желания переселиться на какой-нибудь другой остров, верно?
– Да мне и в голову не приходило, – задумчиво произнес Лоулер. – Кроме того, я здесь единственный врач.
– Да. А мне попросту нравилось здесь.
– Мне тоже, – согласился Вальбен и подозрительно посмотрел на друга. – Не понимаю, к чему весь этот разговор?
– Знаешь, Вэл, – признался Тальхейм, – я ведь все время думаю о нашем вынужденном отъезде. От этой мысли становится так мерзко на душе…
– Мне самому не очень-то нравится все происходящее, Нико.
– Да, да… но ты, кажется, смирился с этим?
– А разве у меня есть возможность выбирать?
– Вэл, послушай… Возможно, и есть.
Лоулер посмотрел на него, ожидая продолжения.
– Я слушал тебя на общем собрании… Когда ты сказал о безнадежности любых попыток борьбы с джилли… мне не удалось убедить себя и согласиться с тобой, но когда все обдумал, то понял – ты прав. И все же я продолжал задавать себе вопрос: «А нет ли какого-либо способа сделать так, чтобы хоть кто-то из нас смог остаться?»
– Что?!
– Я хочу сказать… Предположим, десять-двенадцать человек спрячутся на дальнем краю острова… Ну, там, где живут сейчас сестры… Ты, я, моя семья, Катцины, Хайны – это уже целая дюжина. Да и прекрасная компания при этом: никаких трений, все – друзья. Мы затаимся, не будем попадаться на глаза джилли, станем ловить рыбу на противоположной стороне Сорве и попытаемся жить прежней жизнью.
Идея оказалась настолько безумной, что застала Лоулера врасплох. На какое-то время безумие овладело и им – Вальбен воспринял сказанное товарищем как нечто разумеющееся. Выходит, есть возможность остаться на родном острове? Не бросать эти знакомые и дорогие сердцу тропинки, этот милый и безмерно любимый залив? Конечно! Ведь джилли никогда не забредают на тот край Сорве. Они даже и не заметят, если горстка островитян осталась, когда…
Нет!
Осознание абсурдности этого плана обрушилось на Лоулера, словно океанский вал. Двеллерам вовсе не нужно появляться на дальнем краю острова, чтобы знать, что там происходит. Каким-то образом они всегда знают о всех событиях в любой точке Сорве. Джилли отыщут их за пять минут и сбросят с задней стены дамбы в море – на этом все и закончится. Кроме того, даже если горстке людей удастся скрыться от всевидящего ока аборигенов, как они смеют надеяться вести тот же образ жизни, что и раньше? Ведь большей части сообщества уже не будет на острове. Нет! Невозможно и абсурдно!
– Ну, что ты скажешь? – с нетерпением поинтересовался Тальхейм.
Выждав еще несколько секунд, Лоулер ответил:
– Нико, прости меня… Но я считаю придуманное тобой не меньшим идиотизмом, чем предложение Нимбера, высказанное тем же вечером, о том, чтобы похитить одного из их идолов и утаивать его до тех пор, пока джилли не пойдут на уступки.
– Ты так думаешь?
– Да.
Тальхейм замолчал, рассматривая опухоль у себя под мышкой, пока Вальбен делал перевязку.
– Ты всегда отличался практическим взглядом на вещи, – наконец заговорил Нико. – Всегда немного холодный, но практичный, очень практичный… Таким ты был всегда. Я полагаю, тебе страшно рисковать?
– По крайней мере, не тогда, когда в мою пользу один шанс из миллиона.
– Ты считаешь, что все так плохо?
– Да не выйдет из твоей затеи ничего хорошего, Нико! Это безнадежно. Ты должен признать это! Никому еще не удавалось обвести джилли вокруг пальца. Даже сама мысль об этом смертельно опасна. Более того, самоубийственна.
– Может быть, и так, – нехотя согласился Тальхейм.
– Не «может быть», а совершенно точно.
– Пойми, Вэл, идея показалась мне такой привлекательной…
– Мы не справились бы.
– Да, да… Конечно, не справились бы. – Нико сокрушенно покачал головой. – Я ведь на самом деле хочу остаться здесь, Вэл, и не желаю покидать Сорве. Все бы за это отдал!
– Я тоже, – заметил Лоулер, – но мы уедем. Не можем не уехать.
Сандира Тейн пришла к Вальбену, когда у нее закончились запасы транквилизатора. Она своим энергичным живым присутствием заполнила маленькую приемную ваарга подобно громкому звуку трубы.
Но ее вновь мучил кашель.
Лоулер прекрасно знал причину возобновления приступов. Дело заключалось совсем не в заражении легочной ткани каким-то злосчастным грибком. Просто Тейн выглядела напряженной и подавленной. Блеск, который так оживлял сегодня ее взгляд, был порождением страха, а не внутренней энергии.
Вальбен налил в бутылочку новую порцию розовых капель, которой ей должно хватить до самого дня отъезда. После этого, если кашель не пройдет, он сможет и в дороге делиться с ней своими запасами.
– Одна из этих безумных сестер недавно приходила в наш поселок, знаете? Она говорила всем, что составила общий гороскоп, из которого явствует – никто из нас не переживет плавания к новому острову. Ни один… Так сказала она. Некоторые погибнут в океане, остальные доплывут до самого края света и закончат свой путь на небесах.
– Я полагаю, это сестра Фекла? Она считает себя ясновидящей.
– А на самом деле?
– Когда-то давно, в те дни еще не существовало их монашеского ордена, она разговаривала с мужчинами. Так вот, Фекла предсказала мне, что я дотяну до глубокой старости, прожив счастливую, полную приключениями жизнь, а теперь она заверяет всех – выходит, и меня тоже – в обратном. Один из этих двух гороскопов лжет, не так ли? А теперь откройте рот. Позвольте мне взглянуть на ваше горло.
– Возможно, сестра Фекла хотела сказать, что вы будете одним из тех, кто приплывет прямо на небеса.
– Она – слишком ненадежный источник информации, – спокойно заметил Лоулер. – Кроме того, у нее серьезные проблемы с психикой. Откройте рот.
Осматривая ее горло, он сразу же обнаружил небольшое раздражение, но не очень серьезное. Такое изменение в тканях организма, конечно, могло вызвать любой вид психосоматического кашля.
– Если бы Делагард знал, как туда плыть – ну, на небеса, – он бы давно уже отправился, не задумываясь, – сказал Вальбен, опуская инструменты в антисептик. – Нид организовал бы паромную службу туда и обратно и давно бы переправил всех наших монашек… Что же касается вашего горла, то с ним прежняя история. Напряжение, раздражение – нервный кашель. Просто попытайтесь немного расслабиться и держаться подальше от полусумасшедших сестер, которые пыжатся изо всех сил, стараясь предсказать ваше будущее.
Сандира широко улыбнулась.
– О, эти несчастные и глупые женщины! Мне так их жаль.
И хотя прием закончился, казалось, она не торопится уходить.
Сандира подошла к полке, на которой Лоулер хранил свою коллекцию земных реликвий, и какое-то мгновение рассматривала их.
– Вы обещали мне рассказать об этих вещах.
Вальбен приблизился к ней.
– Вот эта металлическая статуэтка – самая древняя… Это – скульптурка божества, почитавшегося в стране, называвшейся Египтом, которая существовала многие тысячи лет тому назад. Сие государство располагалось на берегу реки и являлось древнейшим в истории Земли. С него началась цивилизация… Это – то ли бог Солнца, то ли Смерти. Или и то и другое одновременно. Впрочем, точно я и сам не знаю.
– И то и другое? Но как бог Солнца может быть одновременно богом Смерти? Солнце – источник жизни, оно яркое и теплое. А смерть – нечто темное и мрачное. Это… – Она замолчала. – Но ведь земное солнце принесло смерть, не так ли? Ты хочешь сказать, что об этом было известно в месте, называвшемся Египтом, за тысячи лет до того, как произошла трагедия?
