Роберт Силверберг - Валентин Понтифекс
От запаха спасения не было. Он стоял над землей, как вода в паводок.
Удушливые испарения проходили через все двери и окна, добирались до винных подвалов и портили вино в запечатанных бутылках. Ими пропитывалось мясо на столах. Никакие усилия не могли избавить от вони одежду. Смрад проникал во все поры и пачкал плоть. Аксимаан Трейш уже начинала думать, что даже душа покрывается потихоньку пятнами копоти. И когда подойдет ее время вернуться к Источнику, если ей когда-нибудь вообще будет позволено завершить свою нескончаемую жизнь, Аксимаан Трейш не сомневалась, что стражники на мосту остановят ее и хладнокровно отправят назад презрительными словами: «Нам не нужен здесь скверный запах пожарища. Забирай свое тело, старуха, и уходи отсюда».
– Присядешь сюда, матушка? – спросила Хейнок.
– Мне все равно. Куда угодно.
– Здесь хорошие места. Тебе отсюда все будет слышно.
В зале возникла легкая суматоха: люди в ряду сдвигались потеснее, чтобы дать ей место. Сейчас все к ней относились как к выжившей из ума старухе.
Конечно, она стара, чудовищно стара, она пережила времена Оссьера, она стара настолько, что помнит дни юности Лорда Тивераса; но ведь ее старость – не новость, так почему же все вдруг стали относиться к ней так снисходительно? Она не нуждалась в особом отношении. Она еще могла самостоятельно передвигаться; она видела еще достаточно хорошо; она все еще могла выйти в поле в страду и собирать стручки… и собирать… выйти в… поле… и… собирать…
Почти не спотыкаясь, немного неловко Аксимаан Трейш подошла к своему месту и села. Заслышав произнесенные шепотом приветствия, она ответила на них несколько отчужденно, потому что сейчас с трудом припоминала имена тех, кого видела. Когда люди из долины в эти дни разговаривали с ней, в их голосах всегда проскальзывало сочувствие, как будто над ее семьей витала смерть. Так оно в некотором роде и было. Но не та смерть, которой она искала, не та смерть, которая от нее отказалась, смерть, принадлежавшая ей.
Наверное, тот день никогда не наступит. Ей казалось, что она обречена вечно продолжать свой путь в мире разрухи и отчаяния, бесконечно вдыхать едкую вонь.
Она сидела тихо, глядя куда-то невидящим взглядом.
Хейнок сказала:
– По-моему, он такой отважный.
– Кто?
– Семпетурн. Тот, который будет выступать сегодня. Его пытались остановить в Мазадоне, обвинив в том, что он ведет изменнические речи. Но он все равно выступил, а теперь разъезжает по всем сельскохозяйственным провинциям и пытается нам объяснить, почему уничтожен наш урожай. Сегодня здесь все жители долины. Это очень важное событие.
– Да, очень важное событие, – сказала Аксимаан Трейш. – Очень важное.
Да.
Она ощущала себя немного не в своей тарелке из-за такого большого количества людей вокруг. В городе она не была уже несколько месяцев. Она редко выходила из дому и чуть ли не целыми днями напролет сидела у себя в спальне спиной к окну, чтобы не смотреть на плантации. Но сегодня Хейнок проявила настойчивость. Она все время повторяла, что это очень важное событие.
– Смотри, матушка! Вот он!
Аксимаан Трейш едва заметила, как появился на возвышении низкорослый краснолицый человек с напоминающими звериную шерсть густыми волосами, черными и уродливыми. Как странно, подумала она, насколько за последние месяцы мне стал ненавистен вид человеческих существ с их мягкими дряблыми телами, бледной потной кожей, отвратительного вида волосами и слабыми водянистыми глазами. Человек взмахнул руками и начал говорить противным скрипучим голосом.
– Жители долины Престимион… с вами мое сердце в час тяжких испытаний… в зловещую пору, когда на вас неожиданно обрушились великие несчастья… эта трагедия, это горе…
Вот оно, очень важное событие, подумала Аксимаан Трейш, этот шум, эти причитания. Да уж, чрезвычайно важное. Вскоре она перестала вникать в суть выступления, но она явно была весьма серьезной, потому что доходившие до нее отдельные слова звучали очень весомо: «Рок… судьба… наказание… прегрешение… невинность… совесть… коварство…» Но слова, какими бы весомыми они ни казались, пролетали мимо как некие бесплотные крылатые создания.
Последнее важное событие в жизни Аксимаан Трейш уже произошло, а других не будет. После обнаружения лусавендровой ржавчины ее поля первыми подверглись сожжению. Сельскохозяйственный агент Еривейн Ноор с весьма удрученной физиономией, беспрестанно рассыпаясь в льстивых извинениях, объявил в городе трудовую повинность, приколотив объявление об этом на дверь того самого зала, где Аксимаан Трейш сидела в настоящее время, и однажды в воскресенье утром все трудоспособные жители долины Престимион собрались на ее плантации, чтобы произвести сожжение. Тщательно распределив горючее вещество по всей плантации, сделав из него кресты посреди полей, они пошвыряли факелы…
А потом очередь дошла до земли Михиэйна, затем – Собора Симитота, Пальвера, Нитиккималя…
Все пропало, вся долина почернела и обуглилась, нет больше ни лусавендры, ни риса. И в следующем сезоне не будет урожая. Зернохранилища будут пустовать, весы – ржаветь, а солнце – одаривать теплом мир пепла.
Очень похоже на послание Короля Снов, подумала Аксимаан Трейш. Когда ты погрузилась в двухмесячный зимний отдых, в твою душу закрались пугающие видения уничтожения всего, что ты создала тяжким трудом, и, пока лежала, ты ощутила на душе тяжесть дыхания Короля, которое давило тебя, сминало, нашептывало: «Это твое наказание, ибо ты виновна в прегрешении».
– Откуда мы знаем, – говорил человек на возвышении, – что тот, кого мы именуем Лордом Валентином, действительно является помазанным Короналом, благословенным богами? Разве мы можем быть уверены в этом?
Аксимаан Трейш вдруг выпрямилась, ловя каждое слово.
– Только вдумайтесь! Мы знали Коронала Лорда Вориакса, который был темноволос, верно? Восемь лет правил он нами, правил мудро, и мы любили его. Разве нет? А потом, по неисповедимой воле богов, он слишком рано покинул нас, и с Горы донеслась весть, что нашим Короналом станет Лорд Валентин, тоже темноволосый. Это известно. Он был среди нас во время великой процессии, впрочем, нет, не здесь, не в этой провинции, но его видели в Пилиплоке, его видели в Ни-мойе, в Нарабале, Тил-омоне, в Пидруиде, и был он тогда темноволос, со сверкающими черными глазами и черной бородой, и нет сомнения в том, что он был братом своего брата и нашим законным Короналом.
Но что мы узнали потом? Появился человек с золотистыми волосами и голубыми глазами и сказал народу Алханроеля, что он, мол, и есть настоящий Коронал, лишенный своего тела колдовскими чарами, а тот, темноволосый, самозванец. И народ Алханроеля сделал, все как один, знак звездного огня, склонился перед ним и восславил его. И когда в Цимроеле нам заявили, что тот, кого мы считали Короналом, вовсе не Коронал, мы тоже приняли его и поверили его россказням о колдовстве, и все эти восемь лет он владеет Замком и руководит правительством. Разве неправда то, что мы приняли золотоволосого Лорда Валентина вместо темноволосого?
– Ясно как божий день, это измена, – выкрикнул плантатор Нитиккималь, сидевший рядом с Аксимаан Трейш. – Его собственная мать, Леди Острова, признала его.
Человек на возвышении оглядел собравшихся.
– Верно, сама Леди признала его, а также Понтифекс и все высокородные лорды и принцы на Замковой Горе. Я не отрицаю этого. И кто я такой, чтобы обвинять их в ошибке? Они преклоняют колени перед златовласым королем. Он их устраивает. Он устраивает вас. Но устраивает ли он богов, друзья мои? Я прошу вас, оглянитесь вокруг! Сегодня я проехал по долине Престимион. Куда подевался урожай? Почему не зеленеют тучные поля? И я видел пепел! Я видел смерть! Посмотрите, болезнь обрушилась на вашу землю, и с каждым днем она все дальше распространяется по Рифту, быстрее, чем вы успеваете сжигать ваши поля и очищать почву от смертоносных спор. В следующем сезоне у вас не будет лусавендры. У жителей Цимроеля будут пустые желудки. Можете ли вы припомнить такие времена? Здесь есть женщина, пережившая многих Короналов, которая исполнена мудрости благодаря прожитым годам. Приходилось ли ей жить в такие времена? Я обращаюсь к тебе, Аксимаан Трейш, имя которой с уважением произносится во всей провинции, – поля твои были преданы огню, нивы уничтожены, жизнь отравлена на самом закате…
– Матушка, он говорит о тебе, – громко шепнула Хейнок.
Аксимаан Трейш непонимающе встряхнула головой. Она утонула в этом потоке слов.
– Почему мы здесь? О чем он говорит?
– Что скажешь ты, Аксимаан Трейш? Разве милость богов не покинула долину Престимион? Ты знаешь, что это так! Но не из-за твоих прегрешений или грехов кого бы то ни было из присутствующих! Я говорю вам: это гнев богов без разбору обрушивается на мир и лишает долину Престимион лусавендры, уничтожает милайл в Ни-мойе, а стаджу – в Фалкинкипе. И кто знает, какое растение будет следующим, какая напасть свалится на нас, а все из-за лже-Коронала…
