Иэн Таттерсаль - Скелеты в шкафу. Драматичная эволюция человека
В то же время нельзя отрицать, что такие перемены в окружающей среде жестоко влияли на популяцию гоминидов. В самые тяжелые времена она была разбита на небольшие изолированные группы, которые придерживались самых удобных мест для проживания, в то время как территории между ними оставались непригодными для человека. Когда условия окружающей среды улучшались, группы покидали свои убежища и воссоединялись со своими бывшими родичами. Эти постоянно повторяющиеся процессы, несомненно, тяжело переносились отдельными особями, но давали великолепные возможности для эволюции. Небольшие популяции имеют гораздо более высокую генетическую нестабильность, чем крупные, поэтому в них создаются оптимальные условия для возникновения случайных генетических колебаний, являющихся основой эволюции. Кроме того, как отмечал еще Майр, видообразование (которое, как я впоследствии понял, вовсе не является пассивным следствием морфологических изменений) гораздо чаще происходит именно в маленьких группах. Но есть и вторая часть уравнения. В зависимости от того, что происходило в период разделения, возобновление контакта могло привести к двум возможным исходам. Если изоляция привела к образованию нового вида или иным последствиям, нарушившим репродукционную совместимость, то между двумя частями популяции возникнет конкуренция, которая в итоге приведет к уничтожению или вытеснению менее приспособленных. С другой стороны, если различия между группами не включают в себя генетической дифференциации, то измененные геномы обеих популяций смешаются. В любом случае изоляция приведет к изменению.
Все эти выводы указывали на то, что эволюционный процесс (или, точнее, целый комплекс различных процессов, внесших свой вклад в эволюционные изменения) был чем-то куда более сложным и многомерным, чем механизм медленной последовательной адаптации, описываемый синтетической теорией. Это означало, что эволюционные биологи могли по-новому взглянуть на историю жизни на Земле, включая и эволюцию гоминидов. Однако многие ученые были настолько уверены в правоте градуалистского подхода, что такой новый взгляд на вещи давался им с трудом. В результате Элдриджа и Гулда (и совершенно безосновательно) незамедлительно обвинили в сальтационизме и отрицании адаптации. В этом не было ничего нового — за выходом «Происхождения видов» Дарвина тоже последовал период шока и ужаса, который через пару десятилетий сменился всеобщим принятием. Точно также в течение следующих нескольких лет после публикации работы Элдриджа и Гулда она постепенно получала признание, а ученые начинали понимать, что критическую роль в истории жизни на Земле сыграло множество факторов, не имевших никакого отношения к адаптации отдельных особей.
Новая концепция помогла эволюционным биологам понять, что эволюционная история успешных групп организмов является не только результатом медленного и постепенного процесса улучшения, но и отражает последствия природных экспериментов, приведших к возникновению наследуемых адаптаций. Тем не менее палеоантропологам было сложно принять эту теорию в основном из-за того, что их работа была сфокусирована на одном виде.
Глава 6. Позолоченный век
Еще одной причиной, по которой палеонтологи медленно реагировали на изменения в более широком мире систематики и эволюционной биологии, возможно, стало то, что в конце 1960-х — начале 1970-х годов они уже с трудом справлялись с классификацией большого количества имеющихся останков человека. По легенде, все началось с визита эфиопского императора Хайле Селассие в только что обретшую независимость Республику Кения в 1966 году. Одним из людей, которых он там встретил, был Луис Лики, с гордостью хваставшийся найденными им в Олдувайском ущелье новыми останками гоминидов. Когда Селассие спросил Лики, почему в Танзании находят прекрасно сохранившиеся останки человека, а в Эфиопии — нет, исследователь сказал ему, что, возможно, их просто никто не искал — что было правдой, если не буквально, то фактически. Вскоре после этого Лики получил императорское приглашение с предложением прояснить ситуацию.
Учитывая, что стареющий Лики был достаточно занят своими находками и поддержкой плеяды ярких молодых приматологов, он возложил большую часть ответственности за организацию полевых работ в Эфиопии на своего уважаемого американского коллегу Кларка Хоуэлла. Область страны, на которую исследователь положил глаз, находилась в нижней части бассейна реки Омо, впадающей в кенийское озеро Туркана (тогда оно называлось озером Рудольф) к северу от эфиопской границы. Учитывая то, что в 1930-е годы французский палеонтолог Камиль Арамбур также говорил о перспективности этого участка, для выполнения работы собралась кенийско-американо-французская команда. Арамбур, чья карьера уже клонилась к закату, попросил своего более молодого коллегу Ива Коппенса представлять Францию, в то время как Лики передал полномочия кенийской части экспедиции своему среднему сыну Ричарду. В то время Ричард зарабатывал на жизнь, проводя сафари-туры и работая проводником на охоте, и единственными его навыками для работы на Омо было родство с палеонтологом и признанные навыки организатора.
Международная экспедиция добралась до места в 1967 году, и каждая национальная команда работала на отведенном ей участке. С самого начала Хоуэлл мыслил широко. Для проведения раскопок на реке Омо он привлек многочисленных специалистов: геохронологов — для проведения датировки, стратиграфов — для выявления последовательности пород, палеонтологов — для изучения останков, тафономистов — чтобы определить, как они формировались и сохранились, археологов — для анализа каменных орудий труда и многих других. Так зародилась Большая Палеонтология, и с того времени подход Хоуэлла стал моделью для крупномасштабных исследований по поиску ископаемых останков гоминидов.
Как оказалось, область раскопок не содержала большого количества хорошо сохранившихся окаменелостей гоминидов. На этом месте оказалась толща породы, состоящая в основном из речных отложений, перемежавшихся с вулканическими потоками и туфами (вулканическим пеплом), которые могли быть датированы калиево-аргоновым методом. Поскольку район был геологически нестабильным, в нем произошло много разломов, что затрудняло установление последовательности пород. Эти же разломы подняли на поверхность слои и окаменелости в них, которые датировались периодом от 1 до 3 миллионов лет назад. В конце концов экспедиции Хоуэлла удалось задокументировать хорошо отсортированную последовательность представителей фауны, что позволило установить правильный порядок слоев (даже если датировка не всегда совпадала). Наиболее полезными в этом случае оказались ископаемые свиньи, изученные палеонтологом Бэзилом Куком: определив вид такой свиньи, археологи могли довольно точно сказать, с каким временным периодом имеют дело.
Так как отложения Омо находились рядом с быстро текущими потоками воды, негативно сказывающимися на сохранности окаменелостей, многие останки гоминидов, найденные командой Хоуэлла, были достаточно фрагментарными. Большую их часть составляли отдельные зубы. Однако, проанализировав свой «улов», Хоуэлл сделал вывод, что найденные останки гоминидов, относящиеся ко времени между одним и двумя миллионами лет назад, обладали широкими плоскими жевательными зубами. Он отнес их обладателей к виду Australopithecus boisei (парантроп Бойса) — это название тогда часто использовалось для обозначения найденных Луисом Лики в Олдувае полноценных гоминидов. Хоуэлл сравнил большинство зубов, датируемых 2-3 миллионами лет назад, с зубами A. Africanus из Южной Африки, а зуб возрастом около 1,85 миллиона лет счел зубом Homo habilis. Наконец, более мелкие зубы возрастом около 1,1 миллиона лет он приписал человеку прямоходящему. Для всех здесь что-то нашлось.
По схожим причинам останки гоминидов с территории французских ученых были так же фрагментарны. Особое внимание привлекла нижняя челюсть без зубов, датируемая примерно 2,6 миллиона лет. Сама по себе челюсть не была огромной, но в ней явно когда-то находились очень большие жевательные зубы. Арамбур и Коппенс решили, что эта таинственная челюсть не принадлежит ни к одному из известных видов и с французской непринужденностью (французы медленно принимали принципы синтетической теории) назвали нового гоминида эфиопским парантропом — Paraustralopithecus aethiopicus.
Между тем Ричард Лики работал на износ. Он был самым младшим из лидеров команды, и он и его люди из Кении получили на анализ наиболее перспективные останки. В 1967 году его группа нашла в районе Кибиш два частично сохранившихся черепа: один из них выглядел современно, другой — несколько старше Они сочли, что останкам около 125,000 лет, хотя сейчас эту цифру подняли до 200,000, и они являются важным звеном для понимания возникновения Homo sapiens. Однако кенийская группа не нашла никаких ранних гоминидов подобных тем, что сделали знаменитыми старших Лики, и совершенно точно ничего похожего на «раннего Homo» — Святой Грааль семьи Лики. Поэтому Ричард, которому не нравилось быть младшим во всем, позаимствовал вертолет, нанятый экспедицией. Он полетел к югу, на свою родину, в Кению, где раньше заметил осадочные породы, выступающие на восточном берегу труднодоступного озера Туркана. Приземлившись, Ричард увидел окаменелости, торчавшие из окружавшего озеро песчаника, и немедленно решил продолжить свои изыскания здесь, на родной земле. Он поставил Национальное географическое общество (и своего сопротивляющегося отца) в известность о том, что деньги, направленные на экспедицию Омо, куда лучше потратить здесь, в Кении. После этого Ричард Лики направил тайное послание правительству Эфиопии, в котором осудил американских партнеров за некомпетентность, а затем, в 1968 году, отправился со своей первой исследовательской группой в восточную часть озера Рудольф. При финансовой поддержке Национального географического общества исследование подтвердило потенциал района, и в 1969 году сборы ископаемых останков начались здесь в полном объеме.
