Николай Барсов - Славянский мир Начальной летописи
Восточную границу Киевского княжения вообще составлял Днепр, который отделял его от княжеств Черниговского и Переяславского. Левое побережье его носило название Черниговской стороны, правое – Киевской. Тем не менее и на левой, Черниговской стороне замечаются киевские владения, тянувшиеся, как кажется, узкой полосой по днепровскому берегу от устьев Десны до речки Курани, которая сливается с Днепром напротив Треполя[199]. Что же касается южного порубежья, то оно, прилегая к степям, занятым ордами азийских кочевников, не представляло для киевских владений прочных и постоянных границ: они изменялись сообразно с положением, которое принимала Русь относительно бродячего населения Западного Приднепровья, отступали или расширялись по мере его усиления или ослабления. Неизвестно, как далеко на юге простирались русские владения при первых киевских князьях Олеге и Игоре. Из договоров их с греками видна, однако, близость их к корсунским владениям греков. Днепровский лиман не принадлежал тогда Руси. Но те статьи Игорева договора, которыми Русь обязуется не зимовать «в устье Днепра Белбережи, но у святаго Елферия» и в то же время не допускать черных болгар до нападения на Корсунскую область (Лавр., с. 21, 22), – эти статьи указывают, что земли ее доходили до корсунских границ, были, по крайней мере, близки к ним и отделяли их от Болгарии. Ясно, что Русь господствовала тогда над всем течением Днепра и Восточного Буга. Это предположение подтверждается также и отношениями к печенегам, которые впервые явились у русских пределов около 918 года (Лавр., с. 18). В течение целого полстолетия они остаются безопасными соседями Руси. При первом появлении своем они заключают мир с Игорем и только по соглашению с ним открывают себе путь к Дунаю. Несколько позднее они принимают участие во втором походе его на греков, причем нельзя не заметить, что они стоят в некоторой зависимости от русского князя: он берет у них тали, или заложников, и посылает их воевать в Болгарскую землю (Лавр., с. 19). Затем о них не слышно в течение почти 25 лет. Но события второй половины X века, особенно войны Святослава в Болгарии, несомненно, должны были благоприятствовать их усилению в Западном Поднепровье, в котором они приобретают мало-помалу перевес. Прежде всего они утверждаются в поле, то есть в степях, простирающихся к югу от Карпато-Уральской гряды, образующей, как известно, днепровские пороги: Святослав думает уже обезопасить киевские владения тем, что он после первого нападения варваров на Киев «собра вой и прогна Печенеги в поле» (Там же, с. 29). Но вскоре они захватывают и Днепровские пороги. На это указывают обстоятельства смерти Святослава и прямое свидетельство Константина Багрянородного[200]. Естественным последствием их усиления было запустение Западного Поднепровья. К концу X века славянское население покинуло уже побережья Буга, Тясмини, даже Роси, сделавшиеся небезопасными. В усобицу детей Святославовых крайним на юге, ближайшим к печенежским кочевьям русским городом является Родьня на устье Роси (980 год; Лавр., с. 33). Но скоро и он исчезает из истории. Как кажется, в это время все пространство почти до самого Киева уже обезлюдело от опустошительных печенежских набегов. Для ограждения от них стольного города Владимир начал ставить города, но возведенная им линия укреплений, по прямому свидетельству летописи, не простиралась на правой стороне Днепра южнее Стугны[201]. При этом Владимир не нашел уже здесь постоянного населения и для того, чтобы заселить вновь поставленные города, был принужден «нарубати муже лучшие от Словен и от Кривичь и от Чюди и от Вятичь» (Лавр., с. 52). Архиепископ Бруно, бывший в Киеве в 1006 году и видевший порубежные укрепления, говорит, что они отстояли от города русского князя в двух днях пути, следовательно, были именно на водоразделе между Стугной и Красной с одной стороны и Росью – с другой. Энергическая борьба со степняками, память о которой сохранилась и в летописях, и в народном эпосе, доставила скоро перевес Руси над кочевниками, которые в свою очередь начинают отступать на юг. Границы Киевского княжения раздвинулись в первой половине XI века до Роси. Построение городов по побережьям ее принадлежит Ярославу, который населил их, между прочим, полоненными в походе на Польшу 1031 году ляхами. С тех пор область Роси оставалась до XII–XIV веков южной киевской украйной. Появление половцев на запад от Днепра в половине XI века произвело важный переворот и в степном населении, и в отношениях к нему русских князей. Новые пришлецы в южнорусские степи нанесли решительный удар своим кочевым предшественникам, часть которых предпочла власть русских князей подчинению половцам и заняла южное порубежье Киевского княжения. Это были торки, берендеи, коуи, может быть, ветви печенежского племени, известные под общим именем черных клобуков. Занимая все Поросье и Верхнее Побужье, они мало-помалу привыкли к оседлости и к городской жизни, и в их городках, замыкавших Киевское княжество с юга, русское население получило твердый оплот со стороны степей.
Таким образом, в эпоху Начальной летописи южная граница Киевского княжества несколько раз переменялась, сначала отступая на север к Киеву перед наплывом печенегов, затем в довольно удачной борьбе русских князей с половцами снова отодвигаясь на юг. Эти изменения оставили по себе следы в укреплениях, которые в несколько рядов тянулись от правого берега Днепра на запад к Бугу. Древнейшие из них, относящиеся ко времени Владимира Святого, находились по водоразделу между Стугной с одной, Красной и Поросьем – с другой стороны. По летописным известиям Владимирова времени, самыми крайними на юге Киевского княжения городами являются: Белгород, любимый город Владимира, в 997 году осажденный печенегами (Лавр., с. 84, 45, 55), и Василев, под которым была в 996 году битва с печенегами. Первый из них находился на реке Ирпени, на месте теперешней Белгородки, второй на Стугне, где теперь уездный город Васильков. Кроме этих городов были, конечно, и другие по Стугне и верхним течениям Унавы и Ирпени, которые летописец не имел случая упомянуть. Но, по приведенному выше свидетельству очевидца Бруно, города не составляли в то время единственного средства защиты со стороны степей. По его словам, русский князь обвел свои владения от нападений кочующего неприятеля чрезвычайно длинным и крепким частоколом, находившимся в двух днях пути от его столицы. Для проезда в степи в нем были сделаны ворота[202]. Следы этого укрепления, без сомнения, до сей поры сохранились в так называемом Змиевом вале, который тянется степью по южной части Киевского уезда от местности Триполья (при слиянии Стугны и Красны) на запад через село Барахтянскую Олыпанку мимо села Кодина и, перерезав большую дорогу, идущую из Белой Церкви в Васильков, проходит полянами селений Парадовки, Великой Скнятинки, Фастова и Павни в Сквирский уезд к селу Белки. На древность этого вала мы имеем несомненные указания в летописных известиях о битве русских князей с половцами в 1093 году у Трипольских валов и об известной Перепетовской битве 1150 года в усобицу Юрия Долгорукого с Изяславом Мстиславичем (Лавр., с. 95; Ипат., с. 62). В одной старинной записи города, лежавшие к югу от этого вала, названы завальскими и поросскими городами. Об укреплениях далее на запад при Владимире Святом нет никаких данных. Может быть, они охватывали верхнее течение Унавы, у верховьев которой находим селения Городище и Городьска (у границ Волынской губернии), Ирпени (с селом Яроповцы – древний Ярополч 1160 года (Ипат., с. 86), у истоков Ирпени в Сквирском уезде), и притоков Тетерева, где находятся теперь селения Халам-городок на Пустоле, Райгородок на Тетереве, в южной части Житомирского уезда, у подножия гряды холмов, составляющей водораздел между Восточным Бугом и днепровскими притоками. Другой ряд укреплений – города поросские – возник, как мы видели, при Ярославе. В известиях о событиях, совершившихся при этом князе, нет указаний, какие именно города были основаны им в Поросье. Важнейшим из них был Юрьев[203], которого основание, как показывает самое название его, следует приписать Ярославу и следы которого едва ли не скрываются в селениях Большой и Малый Ерчики на реке Растовеце в Сквирском уезде. Весьма вероятно, что еще Ярослав сделал этот город центральным пунктом княжеского и церковного управления всей образовавшейся при нем области в Поросье. Во второй половине XI века в Поросье упоминается несколько городов, которые могли возникнуть еще во время Ярослава. Таковы: Растовец и Ятин[204] (Неятин), окрестности которых были опустошены половцами в 1071 году[205], Святославль и Торческий (Торцинский) град, или Торческ. Положение Святославля[206] (1084–1086 годы; «Поучение Мономаха», Лавр., с. 103) неизвестно[207]; Растовец и Ятин определяются речкой Растовицей, которая, получив начало в Бердичевском уезде, протекает по Сквирскому и впадает с левой стороны в Рось, несколько ниже Сквиры. На ней надо искать летописного Растовца: на пространстве от этой реки до Повологи до сей поры сохранились еще остатки вала (в три сажени вышиной), поверх которого, по местному преданию, была когда-то стена из заостренного частокола[208]. Ятин 1071 года приурочивается с достаточной достоверностью к селу Ягнятину (на верхнем течении Растовицы), на полях которого указывают следы двух крепостей, или замков[209]. Что касается Торческа, то он мог возникнуть уже по смерти Ярослава вследствие подчинения торков русским князьям, при Изяславе, и никак не позже 1084–1086 годов, ибо «Поучение Владимира Мономаха» говорит о нем именно в изложении событий этого времени[210]. Во всяком случае, в конце XI века это был крайний порубежный город с половецкими кочевьями, может быть, на месте села Торчица на реке того же имени, с юга впадающей в Рось (в Таращанском уезде), или же там, где теперь местности Стеблев на Роси (к западу от Корсуни, в Каневском уезде), со следами древнего города[211]. Таким образом в конце XI и в начале XII века владения киевских князей не переходили на юге за холмистый водораздел между Росью, Тясминем и реками Восточно-Бужского бассейна (Тикичи Гнилой и Горской). За Росью, по Бугу, простирались уже половецкие кочевья. Об этом ясно свидетельствует Мономах[212]. Но в XII веке, как было уже замечено, обстоятельства изменились. На юг от Роси по Тясмине и ее притокам и по притокам Синюхи утвердились черные клобуки, признавшие себя в зависимости от киевских князей. На границе их владений с половецкими кочевьями, отодвинувшимися к Днепровским порогам и на Ингул, возникла целая система порубежных городков (Куныль-Такуниль, 1150 год; Ипат., с. 50; на месте теперешней Конелы в Липовецком уезде, Чюрнаев близ реки Выси, Кульдеюрев) и укреплений, остатки которых видны и теперь в непрерывном ряде городищ на юге Киевской губернии от устья Тясмины до Буга в Гайсинском и Балтском уездах губернии Подольской. Как кажется, они не причислялись и тогда к собственно киевским владениям, но под защитой их Поросье достигло значительной степени благосостояния, и в конце XII века княжеские владения в нем считаются одними из выгоднейших в пределах Киевского княжения. На запад от истоков Роси киевские владения шли к Восточному Бугу, охватывая течение бужского притока Десны, на котором уже в половине XII века мы знаем киевский город Прилук (1146 год; Лавр., с. 136) на месте теперешнего Старого Прилука (Бердичевского уезда); затем простирались по Верхнему Бугу до истоков Горыни, прилегая сначала к степям, затем к галицким владениям. Здесь Начальная летопись называет Бужский Острог, куда был выведен из Володимира Давид Игоревич известным решением Долобского съезда князей (1110 год; Лавр., с. 113), может быть, теперешнее Забузже к северу от Литина на Буге, и Выгошев[213] (1097 год; Там же, с. 115), который в половине XII века был захвачен галицким князем Владимиром вместе с другими порубежными киевскими городами – Бужском, Шумском (на Вилие), Тихомлем и Гнойницей (на Горыни, к западу от Заслава, верстах в 15–20): он был, вероятно, на месте теперешнего Вышгородка на юге Кременецкого уезда, на границе с Галицией к северо-востоку от Збаража[214]. У верховьев Горыни киевские владения сходились с волынскими. На рубеже с ними, который мы имели уже случай рассмотреть, Начальная летопись знает только Дорогобуж (1086 год; Лавр., с. 88) на Горыни, к востоку от Ровна, и Пинск (1097 год; Там же, с. 110) на Припяти. От устьев Горыни он поворачивал на запад и проходил, как можно предполагать, по Припяти к Западному Бугу, где у устьев Влодавы упирался в волынско-польский рубеж.
