Илья Рухленко - Что ответить дарвинисту? Часть II
Между тем, скорость соответствующих «эволюционных» изменений, которые продемонстрировали гуппи «над водопадом», оказалась (опять!) чрезвычайно высокой для предположенного авторами механизма эволюции (естественный отбор). Действительно, гуппи «над водопадом» на реке Aripo продемонстрировали соответствующие эволюционные изменения всего за 18 поколений. А гуппи «над водопадом» на реке El Cedro успели продемонстрировать «эволюцию» уже примерно за 13 поколений. Причем самцы гуппи над водопадом реки El Cedro опередили в этом отношении самок, и продемонстрировали «эволюцию» вообще за 7 поколений!
Стоит ли говорить, что такие молниеносные изменения вряд ли возможны в рамках естественного отбора. Для столь скоростного «естественного отбора» необходимо, чтобы преимущество в общей приспособленности, которое даёт новый признак (впервые появившийся у какой-то отдельной особи), было просто чудовищным (не менее 200–300%).[41] Между тем, в обсуждаемой статье это (воображаемое) преимущество… вообще не измерялось.
Хотя и без всяких измерений ясно, что запаздывание со временем вступления в размножение примерно на 9-20 % по сравнению с исходными гуппи вряд ли способно увеличить число потомков сразу на 200–300%. Таким образом, в лице «гуппи над водопадом», мы имеем перед собой не просто недоказанный пример «установленной эволюции под действием естественного отбора», а пример, где «эволюция под действием естественного отбора» является самым невероятным сценарием из всех возможных.
Уже понятно, какой сценарий здесь является наиболее правдоподобным. Это примерно такой же сценарий, как и в описанном выше примере с массовым укорочением ног ящериц всего за 3 (!) поколения.
А именно, столь скоростной сдвиг во времени достижения половозрелости и массы тела половозрелых особей мог быть достигнут только благодаря тому, что пересаженная часть гуппи на момент начала эксперимента уже имела достаточно много конкретных особей, которые созревали позже, чем другие особи. Например, допустим, исследователи пересадили «наверх» группу рыбок, где 70 % особей созревали на 20 % раньше, а остальные 30 % особей созревали на 20 % позже. Понятно, что «под водопадом» рано созревающие гуппи имели определенные преимущества – они успевали размножиться несколько чаще, чем поздно созревающие гуппи, до того момента, как их съедали хищники. И поэтому, допустим, в популяции и поддерживалось именно соотношение 70:30 в пользу «скороспелых» гуппи, а не меньше.
Но после того как исследователи пересадили гуппи из-под водопада туда, где давление хищников было низким, фактор времени стал играть уже меньшую роль в жизни этих маленьких рыбок. Поэтому те «долгоиграющие» гуппи, которых раньше в популяции было меньше (потому что они оставляли потомство несколько реже), в новых условиях стали оставлять потомство чаще, чем раньше. И в результате, доля таких особей в экспериментальной группе постепенно немного повысилась (в течение ряда поколений). Что и привело (в среднем) к установленному сдвигу сроков «созревания» в популяции в целом (на 10–20%). Действительно, такой сдвиг вполне мог произойти из-за небольшого изменения в пропорции «ранне-спелых» и «поздне-спелых» гуппи, уже имеющихся в популяции. Причем весьма быстро.
Таким образом, здесь мы имеем сдвиг нормы признака за счет того, что соответствующее давление естественного отбора было снято. То есть, это не пример сработавшего естественного отбора, а его противоположность.
Впрочем, можно предположить, что достижение половозрелости в ускоренные сроки имеет для гуппи определенную цену. Может быть даже, не все гуппи способны эту цену платить. Тогда в отсутствие хищников рыбки, созревающие немного медленней, получают некоторое преимущество. То есть, в рамках подобного предположения, установленный сдвиг сроков созревания можно рассматривать именно как результат естественного отбора – отбора, направленного в сторону меньшей «цены» взросления.
Но даже если этот сдвиг возник именно под действием естественного отбора», а не наоборот (не чисто автоматически в результате снятия соответствующего давления хищников), то разве этот пример является примером эволюции? Нет, не является. Потому что здесь просто произошел небольшой сдвиг признака в рамках тех значений, которые уже имелись исходно. Причем, во-первых, имелись сразу у значительного числа особей, а во-вторых, даже не в каких-то других популяциях этого биологического вида, а прямо в этой, конкретной популяции.
Все мы хорошо знаем, что у людей одни дети растут и взрослеют быстрее, чем другие. И можем предположить, что хотя бы какая-то часть этого признака имеет наследственный характер. И если вдруг произойдет что-нибудь такое, в результате чего поздно взрослеющие дети немного увеличат свою долю (например, на 20 %) где-нибудь во Владивостоке, то разве это будет означать, что люди куда-то сэволюционировали? Или это будет означать лишь то, что норма этого признака просто немного передвинулась внутри (уже имевшихся) значений, характерных для этого биологического вида?
Можем ли мы на основании подобного факта сделать вывод, что люди эволюционируют, и через сто тысяч поколений станут взрослеть, допустим, только к сорока годам? Я думаю, нет, не можем. Подобное предположение будет абсолютно спекулятивным. То есть, это что угодно, но только не «строго установленный пример эволюции».
Наконец, не исключено, что в данном случае механизмы изменений были вообще другими, не такими, как это представляется с «высоты птичьего полёта». Может быть, за произошедшие изменения в данном случае ответственны какие-то специальные приспособительные механизмы, которые у гуппи «имеются про запас» на этот случай?
Например, в ботанике известен так называемый «эффект группы» – где молодые растения, оказавшиеся в достаточно плотной группе, растут существенно лучше и быстрее, чем растения, произрастающие поодиночке.
Или гораздо более известный пример – акселерация развития у человека в течение последних 150 лет. По поводу возможных механизмов этой акселерации выдвинуто много разных гипотез. И гипотезы «естественного отбора» (быстрее созревающих людей) занимают довольно скромное место в этом ряду.
Возможно, что-то похожее имеется и у гуппи? Допустим, если гуппи живут в воде, где присутствуют химические следы опасных хищников (или даже следы «трагедий» от других гуппи, попавших на зуб хищникам), то в этих условиях развитие гуппи, может быть, несколько ускоряется?
В связи с этим очень полезно вспомнить, что в недавнем исследовании, о котором я уже рассказывал выше (Ruell et al., 2013) было установлено, что самцы гуппи в ходе индивидуального развития изменяют степень яркости своей окраски в зависимости от присутствия или отсутствия хищников. Но если гуппи могут поступать так со своей окраской, то почему бы им не поступать таким же образом еще и со скоростью своего созревания?
Тем более что в ряде других исследований (посвященных изучению других биологических объектов) подобные эффекты были реально установлены именно в отношении скорости «созревания». Например, в недавней работе (Pose et al., 2013) было установлено, что растение резуховидка Таля (Arabidopsis thaliana) вполне успешно регулирует время своего зацветания в зависимости от температуры окружающей среды. Причем механизм этой регуляции – генетический (альтернативный сплайсинг).
А раз механизм генетический, то здесь не исключена возможность эпигенетических эффектов, когда соответствующие изменения в генах могут специально закрепляться и становиться наследственными (в течение хотя бы определенного ряда поколений). В этом случае мы получим долговременную модификацию. И это было бы так похоже на «эволюцию», что дарвинисты, без сомнения, не упустили бы шанс объявить это эволюцией… Если бы такие изменения не включались (внутри организма) определенными факторами внешней среды, и если бы подобная реакция не была уже заложена в геноме биологических видов заранее.
И такие эффекты тоже были установлены. Например, в недавнем нашумевшем исследовании (Dias & Ressler, 2013) было показано, что благодаря эпигенетическим механизмам, дети и даже внуки мышей продолжают бояться того самого запаха, которым исследователи напугали еще их отцов и даже дедов. Это открытие, без сомнения, чрезвычайно интересно само по себе. А уж какие «поправки» оно может внести в теорию биологии – просто не пересказать. По сути, это оживший ламаркизм в действии.
