Юрий Емельянов - Смертельная схватка нацистских вождей. За кулисами Третьего рейха
Однако в дальнейшем соотношение между вермахтом и Красной Армии по их вооруженности менялось в пользу последней. К лету 1943 г. у Германии имелось 54 300 орудий и минометов, 5850 танков и штурмовых орудий, около 3 тысяч самолетов, а у СССР – 103 тысячи орудий и минометов, 9918 танков и самоходно-артиллерийских установок и 8357 самолетов. Очевидно, что несмотря на усилия Шпеера и других, Германия не поспевала за Советским Союзом в производстве вооружений.
К началу 1944 г. это соотношение изменилось еще больше в пользу СССР. Вермахт сосредоточил на советско-германском фронте 54 570 орудий и минометов, 5400 танков, 3073 самолетов. К этому времени на вооружении Красной Армии имелось 97 тысяч орудий и минометов, 5628 танков и самоходно-артиллерийских орудий, 8818 самолетов.
Шпеер признавал, что германское военное производство работало ниже своих возможностей: «Несмотря на технический и промышленный прогресс даже в разгар военных успехов в 1940 и 1941 гг. уровень производства вооружений Первой мировой войны не был превзойден. В течение первого года войны с Россией военное производство составляло лишь четверть уровня, достигнутого осенью 1918 года. Через три года, весной 1944 г., когда мы достигли максимального уровня производства, мы все еще отставали от уровня Первой мировой войны. И это несмотря на то, что к производству Германии добавилось производство Австрии и Чехословакии».
В отставании германской военной промышленности Шпеер винил, прежде всего, «чрезмерную бюрократизацию». 20 июля 1944 г., в день покушения на Гитлера, Шпеер направил ему меморандум, в котором, в частности, говорилось, что «американцы и русские знают, как применять простые методы организации, в то время как мы отягощены устаревшими формами организации и поэтому не можем добиться их достижений». В своих мемуарах он приводил примеры того, как пустяшная заявка на необходимый продукт могла путешествовать месяцами из ведомства в ведомство, пока потребность в изделии не пропадала. Хваленая четкость германской организации имела свою теневую сторону – чрезмерный формализм, губивший смысл деятельности, ради которой была создана организация.
В то же время, объясняя причины явного отставания военной промышленности Германии от требований Второй мировой войны, Шпеер подчеркивал, что Гитлер не решился потребовать от немцев слишком больших трудовых усилий и материальных жертв во имя победы. Шпеер писал: «Одна из странностей войны состояла в том, что Гитлер гораздо меньше требовал от своего народа, чем Черчилль и Рузвельт от своих наций… Германские руководители… пытались поддерживать моральный дух народа с помощью уступок. Гитлер и большинство его политических единомышленников принадлежали к поколению, которые, будучи солдатами, стали свидетелями Ноябрьской революции 1918 года и никогда этого не забывали. В личных разговорах Гитлер подчеркивал, что после опыта 1918 года нельзя не проявлять осторожность. Для того чтобы предотвратить недовольство, гораздо бо́льшие средства отпускались на производство потребительских товаров, на пенсии для военных или для женщин, потерявших кормильцев на фронте, чем в странах с демократическими правительствами. В то время как Черчилль обещал своему народу лишь кровь, пот и слезы, всё, что мы слышали от Гитлера во время войны это повторение его лозунга: «Победа неминуема». Это было свидетельством политической слабости. Это свидетельствовало о большой озабоченности по поводу возможной утраты популярности, что могло перерасти в бунтарские настроения».
Заняв министерский пост, Шпеер обнаружил, что в то время как во время Первой мировой войны 46,5 % производства стали шло на военные нужды, в Третьем рейхе лишь 37,5 % сталелитейного производства направлялось на военное производство. Шпеер, по его словам, «пытался осуществить заметное сокращение в производстве потребительских товаров, поскольку к 1942 г. уровень этого производства снизился лишь на 3 % по сравнению с довоенным. В 1942 г. я добился снижения лишь на 12 %». Однако вскоре партийные гаулейтеры стали оказывать давление на Шпеера. Даже Ева Браун, которая никогда не занималась государственными делами и старательно избегала общения с правительственными руководителями, написала Гитлеру протест против мер по сокращению производства косметики. В итоге 29 июня 1942 г. Гитлер распорядился «возобновить снабжение товаров широкого потребления населения». Протесты Шпеера не возымели действия.
Продолжая сравнение с Англией, Шпеер так объяснял причины, почему нацисты не пытались осуществить необходимую для военных условий мобилизацию трудовых резервов Германии: «Разрыв между тотальной мобилизацией труда в демократической Англии и небрежным отношением к этому вопросу в авторитарной Германии доказывал, что режим боялся изменений в настроениях народа…» В своей записке Заукелю от 28 января 1944 г. Шпеер писал: «Из сообщений печати я узнал, что занятость женщин в Англии продвинулась гораздо дальше, чем у нас… Из 17,2 миллиона женщин 7,1 миллионов работают полный рабочий день, а 3,3 миллиона заняты неполный рабочий день. Таким образом, 61 % заняты. Для сравнения, в Германии из 31 миллиона женщин в возрасте от 14 до 65 лет лишь 14,3 миллиона заняты полный или неполный рабочий день. Это означает 45 %».
Хотя 26 января 1943 г. Шпеер поставил задачу «перевести один миллион немцев в военную промышленность», она осталась невыполненной. Он привел следующие статистические данные по распределению рабочей силы в ряде отраслей, за счет которых могла быть решена эта задача.
Еще более разителен был контраст в мобилизацию трудовых ресурсов в Германии и СССР, о чем умолчал Шпеер. Несмотря на то, что с начала Октябрьской революции принцип «кто не работает, тот не ест» был закреплен в Конституции социалистической страны, несмотря на массовую мобилизацию трудовых сил страны в годы сталинских пятилеток, а также ужесточение трудовой дисциплины с 1940 г., 13 февраля 1942 г. был издан указ Президиума Верховного Совета СССР «О мобилизации на период военного времени трудоспособного городского населения для работы на производстве и строительстве». На основе этого указа для работы в промышленности, на строительстве и транспорте было мобилизовано в городах 565 тысяч человек и в сельских местностях – 168 тысяч. В течение 1941–1942 гг. 16 раз проводилась мобилизация молодежи в учебные заведения трудовых резервов. В 1941–1942 гг. трудовые резервы дали для промышленности свыше 1 миллиона квалифицированных рабочих. В 1942 г. женщины составляли 52 % от общего числа занятых в промышленности (в 1940 г. на их долю приходился 41 %).
Чтобы компенсировать нехватку рабочей силы, правительство Германии использовало людей, угнанных из оккупированных стран. Как указывалось в приговоре Международного военного трибунала, Шпеер направлял генеральному уполномоченному по использованию рабочей силы Фрицу Заукелю «заявки на общее число необходимых ему рабочих… Шпеер… знал, что они будут удовлетворены за счет иностранных рабочих, работавших по принуждению… Он участвовал в совещаниях от 10 и 12 августа 1942 года вместе с Гитлером и Заукелем, на котором было решено, что Заукель должен был насильственным порядком привозить рабочих с оккупированных территорий в том случае, когда это было необходимо для удовлетворения потребностей в рабочей силе тех отраслей промышленности, которыми ведал Шпеер. Шпеер также участвовал в совещании в ставке Гитлера 4 января 1944 года, на котором было принято решение, согласно которому Заукель должен был набрать «по меньшей мере, четыре миллиона новых рабочих с оккупированных территорий» с тем, чтобы удовлетворить требования Шпеера на рабочую силу».
В приговоре отмечалось, что «на совещании 1 марта 1944 года заместитель Шпеера очень подробно расспрашивал Заукеля о том, почему ему не удалось выполнить требование на 4 миллиона рабочих, которые должны быть доставлены с оккупированных территорий. В некоторых случаях Шпеер требовал рабочих из определенных зарубежных стран. Так, на совещании 10–12 августа 1942 года Заукеля было поручено доставить Шпееру «еще миллион русских рабочих для германской промышленности вооружения до истечения октября месяца 1942 года». На заседании центрального управления по планированию 22 апреля 1943 года Шпеер обсуждал планы набора русских рабочих для использования их в угольных шахтах и категорически отклонил предложение пополнить дефицит в рабочей силе на этих предприятиях за счет немецких рабочих».
В приговоре подчеркивалось, что Шпеер знал о жестокостях, применяемых «при проведении программы рабского труда. Так, например, на совещаниях центрального управления по планированию его информировали, что его заявки на рабочую силу столь велики, что они вызывают необходимость в применении насильственных методов при наборе рабочих. На заседании центрального управления по планированию 30 октября 1942 г. Шпеер высказал мнение, что многие из угнанных рабочих, которые утверждали, что они больны, на самом деле были симулянтами, заявил: «Нельзя ничего возразить против того, что СС и полиция предпринимают решительные меры и направляют увиливающих от работы в концентрационные лагеря».
