Юрий Росциус - Дневник пророка?
Возможно, что немцы будут брать наши особенно крупные города путем обхода и окружения, но в это я верю лишь в пределах Украины, ибо, очевидно, главные удары противника будут обрушиваться на наш юг, чтобы лишить нас наиболее близких к границе залежей криворожского железа и донецкого угля. Тем более немцы могут особенно нажимать на Украину, чтобы не так уж сильно чувствовать на себе крепость русских морозов, ибо война обернется в затяжную борьбу, в чем я сам лично нисколько не сомневаюсь. А известно, что на Украине сильные морозы редкое явление.
Обходя, например, Киев, германские войска могут захватить по дороге даже Полтаву и Днепропетровск, а тем более Кременчуг и Чернигов. За Одессу как за крупный порт мы должны, по-моему, бороться интенсивнее, чем даже за Киев, ибо Одесса ценнее последнего, и я думаю, одесские моряки достойно всыпят германцам за вторжение в область их города.
Если же мы и сдадим по вынуждению Одессу, то с большой неохотой и гораздо позже Киева, так как Одессе сильно поможет море. Понятно, что немцы будут мечтать об окружении Москвы и Ленин града, но, я думаю, они с этим не справятся; это им не Украина, где вполне возможна такая тактика. Здесь же дело касается жизни двух наших главнейших городов — Москвы как столицы и Ленинграда как жизненного промышленного и культурного центра.
Допустить сдачу немцам этих центров — просто безумие. Захват нашей столицы лишь обескуражит наш народ и воодушевит врагов. Потеря столицы — это не шутка!
Окружить Ленинград, но не взять его фашисты еще смогут, ибо он все же сосед границы; окружить Москву они, если бы даже и были в силах, то просто не смогут это сделать в области времени, ибо они не успеют замкнуть кольцо к зиме — слишком большое тут расстояние. Зимой же для них районы Москвы и дальше будут просто могилой!
Таким образом, как это ни тяжело, но временные успехи немцев в территории непредотвратимы. От одного они не спасутся даже во времени этих успехов: они как армия наступающая, не заботящаяся о человеке, будут терять живые и материальные силы, безусловно, в больших масштабах по сравнению с нашими потерями. Наступающая армия всегда способна встречать больше трудностей и способна терпеть больше потерь, чем армия отступающая, — это закон! Я, правда, не собираюсь быть пророком, я мог и ошибиться во всех этих моих предположениях и выводах, но все эти мысли возникли у меня в связи с международной обстановкой, а связать их и дополнить мне помогли логические рассуждения и догадки. Короче говоря, будущее покажет».
В приведенном без купюр отрывке дневника (кстати, впервые опубликованного!) нет ни одного утверждения, которое не исполнилось бы в течение последующих четырех лет предсказанной Левой Федотовым войны. Поразительно емки и точны его строки, в которых раскрыт основной смысл, содержание, сущность захватнического плана «Барбаросса» и дан блестящий детальный прогноз будущего, показана ущербность и бесперспективность этого плана, составленного крупнейшими военными специалистами рейха, неизбежность краха германских военных устремлений.
Рассуждая о неизбежной грядущей войне, Лева Федотов учитывает возможность ее вмешательства в повседневные мальчишеские дела.
Задумав в конце учебного года с приятелем Димой пеший поход по маршруту Москва — Ленинград, который они намерены были осуществить после сдачи экзаменов, он пишет:
«05.6,41… Мы уговорились выйти в конце этого месяца, ибо по сводкам в это лето должна быть почти всегда хорошая погода. Продвигаясь в день обычным шагом, делая по 40–50 км, мы могли бы достичь Ленинграда за 12–15 дней.
Тщательно все разработав, мы увидели, что безумства и ухарства в задуманном нами предприятии нет.
Но дома мною овладела тревога: я вспомнил о моих рассуждениях о возможности войны с Германией, ибо очутиться во время военных действий где-нибудь в дороге мне не улыбалось, так как тогда бы мы встречали совершенно иные трудности, к которым мы не были бы готовы. Рисковать же ради риска — нет смысла: от этого никому особенной пользы не будет. Но потом я успокоился на этот счет, так как мы с Димкой задумали двинуться в путь на грани июня и июля, а война, скорее всего, должна будет возникнуть в двадцатые числа июня или в первые числа июля, следовательно, она нас предупредит, если только она, конечно, начнется. А уверенность в близкой войне у меня почему-то сильно укрепилась.
Ну вот наконец-то я дошел до сегодняшнего дня. Сегодня утром я сдал географию, как уже раз упоминал, и очутился на полнейшей свободе. Георгий Владимирович (наш Верблюд) был в хорошем настроении. Я еще в начале учебного года писал, что наш географ изменился и стал очень хорошим человеком, не то, что в прошлом учебном году.
Мне повезло: я выудил билет, в состав которого входила кое-какая часть Италии, которую я знаю еще с давних пор из-за своего письменного доклада по ней. Я натрепался, что знал, и меня оставили в покое.
Димка сразу же после экзаменов сообщил мне, что он уже послал письмо в Ленинград своему дяде, где сообщил ему о возможной встрече в это лето. Дома, придя из школы, я написал обещанное мною Рае и Моне послеэкзаменационное письмецо, где сообщил также адресатам о моем предприятии, задуманном вместе с товарищем. Желая скорее получить ответ, чтобы узнать мнения своих ленинградцев, я очень просил их хотя бы открыткой ответить в день получения моего письма. Таким образом, через четыре-пять дней я уже могу ждать ответа.
Я как бы вскользь заметил в письме, что мое стремление попасть таким интересным способом в Ленинград очень велико, и если не какое нибудь из ряда вон выходящее событие, то я могу смело уже говорить об этом лете как о проведенном в городе Ленина. Я не пояснял этой своей мысли в письме, но под этим „событием“ имел в виду войну Германии с нами!
„Может, уже Мишке (Михаилу Коршунову, закадычному другу Левы — ныне детскому писателю. — Ю. Р.) не придется в Крыму долго быть!“ — подумал я, возвращаясь с почты домой, когда сплавил письмо в почтовый ящик. Ведь если грянет война, то нет сомнения в том, что он вернется в Москву».
Вот так обыкновенно, буднично Лева говорит о грядущей войне, как о чем-то естественном, очевидном, возможном, как о реальном факто ре, вмешательство которого в повседневную жизнь весьма вероятно. Его влияние Лева учитывает практически во всех своих повседневных делах и мыслях о летнем отпуске друзей. Стоит обратить внимание еще на одну деталь. Лева не афиширует свои мысли о неизбежности скорой войны, не делится ими ни с кем.
Вновь к теме войны в дневнике он обращается лишь в записи от 21 июня 1941 года.
Часть II (Тетрадь XV)
«21 июня 1941 г. Теперь, с началом конца этого месяца, я уже жду не только приятного письма из Ленинграда (от родственников, ответ на письмо от 5.6.41.— Ю. Р.), но и беды для всей нашей страны — войны Ведь теперь по моим расчетам, если только действительно я был прав в своих рассуждениях, т. е. если Германия действительно готовится напасть на нас, война должна возникнуть именно в эти числа этого месяца или же в первые числа июля. То, что немцы захотят напасть на нас как можно раньше, я уверен: ведь они боятся нашей зимы и поэтому пожелают окончить войну еще до холодов.
Я чувствую тревожное биение сердца, когда подумаю, что вот-вот придет весть о вспышке новой гитлеровской авантюры. Откровенно говоря, теперь, в последние дни, просыпаясь по утрам, я спрашиваю себя: „а может быть, в этот момент уже на границе грянули первые залпы?“ Теперь нужно ожидать начала войны со дня на день. Если же пройдет первая половина июля, то можно уж тогда будет льстить себя надеждой, что войны в этом году уже не будет.
Эх, потеряем мы много территории! Хотя она все равно потом будет взята нами обратно, но это не утешение. Временные успехи германцев, конечно, зависят не только от точности и силы их военной машины, но также зависят и от нас самих. Я потому допускаю эти успехи, что знаю, что мы не слишком подготовлены к войне. Если бы мы вооружались как следует, тогда бы никакая сила немецкого военного механизма нас не страшила, и война поэтому бы сразу же обрела бы для нас наступательный характер, или же по крайней мере твердое стояние на месте и непропускание за нашу границу ни одного немецкого солдата.
А ведь мы с нашей территорией, с нашим народом, с его энтузиазмом, с нашими действительно неограниченными ресурсами и природными богатствами могли бы так вооружиться, что плевали бы даже на мировой поход капитализма и фашизма против нас. Ведь Германия так мала по сравнению с нами, так что нужно только вникнуть немного, чтобы понять, как мы могли бы окрепнуть, если бы обращали внимание на военную промышленность так же, как немцы.
Я вот что скажу: как-никак, но мы недооцениваем капиталистическое окружение. Нам нужно было бы, ведя мирную политику, одно временно вооружаться и вооружаться, укрепляя свою оборону, так как капитализм не надежный сосед. Почти все восемьдесят процентов наших возможностей в усилении всех промышленностей мы должны были бы отдавать обороне. А покончив с капиталистическим окружением, в битвах, навязанных нам врагами, мы бы смело уж тогда могли отдаваться роскоши.
