Слуцкий - Элементарная педагогика, или Как управлять поведением человека
Георги Данаилов, человек очень умный, был тем не менее настолько ослеплен любовью и восхищением к учителю, что ему не только не пришла в голову эта мысль в лет, но и через лет, когда он писал свою книгу. Вот уж действительно удивительно мощное «педагогическое» воздействие!
К сожалению, история, рассказанная Г. Данаиловым, типична. В самом деле, влияние на ученика авторитетного учителя есть своего рода гипноз, и это влияние весьма часто мешает ему правильно сориентироваться в жизни, вообще заставляет поступать не так, как считает нужным он сам, а так как считает нужным авторитетный учитель.
Впрочем, легко видеть, что такой бытовой гипноз есть только одна из форм подчинения человека человеком. На это не обращают внимания в большинстве случаев по той причине, что подчинение это имеет внешний вид полной добровольности.
Действительно, любимый учитель Данаилова не приказывал своему ученику поступать на химический факультет, не убеждал его в этом, не просил и даже вообще не говорил ему об этом. Где же тут принуждение?
А принуждение заключается в том, что Данаилов находился под столь сильным влиянием своего учителя, что оказался неспособным идти туда, куда ему нужно было. А это есть форма подчинения, форма власти, хотя и завуалированной.
Что такое, собственно говоря, «авторитет»? Какой учитель становится авторитетным? Тот, который обладает большей духовной силой, большей силой воли. Дети же, чувствующие силу или слабость человека, склонны всегда подчиняться силе. Некоторые считают, что духовная сила хороша уже потому, что она духовная, что это некая благородная, чистая (в отличие от физической) сила, и что поэтому хорошо, когда человек подчиняется этой силе. Так ли это?
Я думаю, что как постыдно физически более сильному принуждать физически более слабого ради своей выгоды, так постыдно и духовно более сильному пользоваться своей силой для подчинения духовно более слабого. Никакой качественной разницы здесь нет. То и другое только разные формы подчинения.
Человек должен совершать тот или иной поступок не вследствие влияния на него внешних причин, людей и т. п., а вследствие внутреннего побуждения, исходящего из Осознанной необходимости данного поступка, из убеждения в его истинности. Первое есть рабство, второе свобода. Цель нормального воспитания состоит, таким образом, не в том, чтобы ученик слушался какого-то, пусть самого прекрасного учителя, а в том, чтобы он слушался себя.
Как же его научить этому? Человек не может научиться поступать правильно, если не дать ему возможности делать ошибки. Однако роль воспитателя состоит в том, чтобы, с одной стороны, исключить возможность серьезных, роковых ошибок, и здесь несомненно возможно и нужно применять принуждение в какой угодно форме; с другой стороны, в том, чтобы облегчить путь научения, ускорить его.
Одна из распространенных ошибок состоит также в том, что положительные плоды воспитания авторитетных учителей видят в том, что у них на занятиях дети ведут себя хорошо. Но на занятиях у слабого учителя эти же дети ведут себя отвратительно, зачастую просто издеваются над этим учителем, т. е. эти дети (которые являются объектом труда, объектом воспитания «авторитетного» учителя) приучаются подчиняться сильному и издеваться над слабым.
В этом и состоит, собственно говоря, главный итог воспитания, основанного на авторитете.
Итак, мягкая подсистема авторитарной системы - это и есть подавление с помощью интеллекта, духовной силы, силы воли и тому подобными «чистыми» методами. Суть, однако, та же.
Что же, авторитет не нужен? Нужен. Но авторитет - средство воспитания, а любое средство хорошо тогда, когда оно правильно применяется. Авторитет - это средство, которое, так сказать, должно стремиться к самоуничтожению, или, вернее, к само неприменению. Он нужен лишь до тех пор, пока воспитанник еще не умеет пользоваться своей свободой; когда же он этому научается, авторитет становится ненужным: он остается, но уже не применяется. У нас же, к сожалению, авторитет часто превращается в самоцель и не служит свободе, а отучает от нее.
В дополнение к тому, что уже сказано об авторитарной системе, несколько цифр американского психолога Курта Левина: драки между детьми в «авторитарных» классах происходят в раз чаще, чем в «демократических». Тот же Левин отмечает: в «авторитарных» классах дети раздражительны, эгоистичны, классы расколоты на группировки, часто враждебные; авторитарные классы отличаются «грязным» отношением мальчиков к девочкам.
И самая главная особенность авторитарной системы - в том, что не учитель существует для ученика, а, наоборот, - ученик для учителя.
Сущность либеральной системы совершенно та же, что и авторитарной: заставить ребенка делать не то, что ему нужно, а то, что хочется учителю; облегчить «труд» учителя, т. е. фактически то же завуалированное подавление.
В самом деле, часто говорят, что основные орудия воспитания - это кнут и пряник (на самом деле это, конечно, не так). Такой концепции придерживаются как авторитарная, так и либеральная системы воспитания; разница же между ними состоит в том, что авторитарная делает преимущественную ставку на кнут (не гнушаясь и пряником), а либеральная - на пряник (иногда прибегая и к кнуту). Вот почему выделение этой системы как особой системы воспитания, по-моему, является по сути ошибочным.
Демократическая система воспитания является единственной подлинно научной системой воспитания. Основные теоретики - Локк, Руссо, Макаренко, Сухомлинский. В чем же ее отличие от авторитарной и либеральной систем?
Демократическая система полагает, что никакое средство воспитания не может быть хорошим или плохим само по себе, любое средство можно применять, оправданность применения того или иного средства определяется результатом. Нельзя делать ни того, что хочется педагогу, ни того, что хочется ребенку; а необходимо делать только то, что объективно нужно для счастья, для духовного здоровья ребенка. Кнут и пряник являются несовершенными, весьма второстепенными средствами воспитания, их постоянное применение является ошибочным. Главными орудиями воспитания являются человеческие отношения и условия жизни человека - те орудия, .которые не находятся непосредственно в руках педагога и не им выдуманы, но существуют объективно. Педагогическая позиция воспитателя в этом случае скрыта от воспитанника, воспитанник не знает, чего от него хочет педагог (лучше всего, если вообще не знает, что его воспитывают).
Демократическая система является единственной, которая учит детей не быть орудием в руках других людей, а сознавать свои нужды, силы, способности и свободно определять свое поведение (это есть не условие, а результат воспитания).
ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ ЗАКОН И ЕГО СЛЕДСТВИЯ
Что есть благо? Знание. Что есть зло? Незнание.
Л. А. СенекаМы часто недоумеваем по поводу того, что ребенок вырастает не таким, каким его хотели воспитать родители и т. п. Причем если ребенок этот оказывается плохим, мы ничтоже сумняшеся виним в этом его самого. Почему это неверно? Потому что люди не живут в вакууме. Потому что человек влияет на человека, определяя тем самым его поступки и саму его личность.
Но как влияет? В чем заключается механизм этого влияния? Я называю этот механизм Педагогическим законом. Педагогический закон - это стержень теории воспитания; вся она, как ветки на стволе дерева, держится на нем. Закон этот один, но следствия его многочисленны. Впервые он был четко сформулирован выдающимся советским психологом Л. С. Выготским.
Звучит он так: «Через других мы становимся самими собой. Личность становится для себя тем, что она есть в себе, через то, что она предъявляет для других». По сути своей этот закон не что иное, как формула внушения.
Скажем проще: человек становится для себя тем, чем он является для других.
Как же действует этот закон?
Вы познакомитесь с тремя совершенно разными историями, происшедшими в разное время и с разными людьми; но все они являются иллюстрациями к этому закону.
История первая. Слово талантливейшему русскому поэту первой половины XIX века, другу Пушкина Евгению Абрамовичу Баратынскому.
В конце года из Реченсальма (Финляндия), где расквартирован был его полк, Баратынский пишет письмо своему другу и покровителю Василию Андреевичу Жуковскому:
Вы налагаете на меня странную обязанность, почтенный Василий Андреевич; сказал бы трудную, ежели бы знал вас менее. Требуя от меня повести беспутной моей жизни, я уверен, что вы приготовились слушать ее с тем снисхождением, на которое, может быть, дает мне право самая готовность моя к исповеди, довольно для меня невыгодной.
В судьбе моей всегда было что-то особенно несчастное, и это служит главным и общим моим оправданием: все содействовало к уничтожению хороших моих свойств и к развитию злоупотребительных. Любопытно сцепление происшествий и впечатлений, сделавших меня, право, из очень доброго мальчика почти совершенным негодяем.
