Николай Сперанский - Ведьмы и ведьмовство
защиту. Один аббат из Моримунды, рассказывает Цеза–рий, во дни своей юности был студентом в Париже. «Будучи туп умом и слаб памятью, так что ему донельзя трудно было что–нибудь понять или запомнить, он был для всех посмешищем и всеми почитался за идиота. От этого он начал приходить в смущение, и сердце его терзалось жестокою печалью. Однажды ему случилось прихворнуть, и вот к нему является сатана и говорит: Vis mini facere hominium, et ego tibi dabo scientiam omnium litterarum[24]. Услышав это, юноша затрепетал и на соблазны дьявола ответил: Redi post me, satanas, quia nunquam eris dominus meus, neque ego homo tuus»[25]. Как видим, обе стороны выражались совершенно определенными терминами феодального права. Цезариевым современникам случалось видывать и подлинные грамоты, где было писано подобное homagium. В городе Безансоне, как рассказывал Цезарию один монах очевидец, — появилось раз двое еретиков, которые совсем было склонили народ отпасть от церкви своими удивительными знамениями: они ходили по полу, усыпанному мукой, не оставляя никакого следа, они путешествовали по воде, как по суше, и выходили невредимыми из пламени. Народ стоял за них горой, и епископ безансонский, «муж добрый и ученый», совсем не знал, как ему с этими злодеями бороться. Тогда он призвал к себе одного из клириков, «великого искусника в чернокнижии», и приказал ему узнать у дьявола, что это за люди, откуда они явились и какой силой творят свои чудеса.
Клирик сказал: «Владыко, я давно отрекся от такого искусства». Епископ отвечал: «Ты видишь, в каком я положении. Мне придется или согласиться с их учением, или быть побиту камнями. Итак, я приказываю тебе с отпущением грехов, чтобы ты мне в этом повиновался». Повинуясь епископу, клирик вызвал дьявола и на вопрос того, зачем он призван, отвечал: «Я каюсь, что отступился от тебя. И так как впредь я обещаю тебе быть послушнее прежнего, то прошу тебя, скажи мне, что это за люди, что за учение их и какой силой они творят такие чудеса». Дьявол сказал: «Они мои, мною они посланы и проповедуют то, что я им вложил в уста». Клирик спросил: «Почему же ничто не может им причинить вреда, почему они в воде не тонут и в огне не горят?» На это демон ответствовал: «Грамотки мои, на которых написана их верноподданническая клятва, зашиты у них под мышкой, между телом и кожей. Их силою они творят чудеса; от этого ничто им и повредить не может». Клирик осведомился: «А если их оттуда удалить?» Дьявол ответил: «Тогда все будет, как у других людей». Выслушав это, клирик поблагодарил демона и сказал: «Теперь поди, я тебя после снова позову».
Узнав от клирика такую тайну, епископ стал действовать следующим образом. Он предложил народу, чтобы еретики при нем показали свои знамения, обещаясь уверовать, если увидит их чудеса воочию. На площади зажжен был костер. Но, прежде чем пустить на него еретиков, епископ пригласил их к себе, чтобы освидетельствовать, нет ли на них какого талисмана. Еретики охотно согласились подвергнуться такому освидетельствованию. Но предупрежденные епископом «ликторы» немедленно заглянули им под мышки, нащупали рубцы, взрезали их ножами и извлекли зашитые там грамоты. Тогда епископ вышел с еретиками к народу и предложил им становиться на костер. Те стали теперь отказываться; епископ же объяснил народу, в чем заключалась их хитрость, и предъявил снятые с них грамоты. Охваченный яростью народ тогда сам бросил в приготовленный огонь этих служителей дьявола.
Искусство «чернокнижия», о котором тут, как и во множестве других рассказов, с полною верою поминает Цезарий, тоже представляет собой характерное явление разбираемой нами эпохи. Как наряду с традиционным «положительным» богословием она увидела новое «рациональное» богословие, так наряду с традиционным волшебством теперь родилась или, вернее, возродилась «рациональная», ученая, систематическая магия. На быстрое ее развитие особенное влияние оказали опять–таки живые сношения западных стран с арабами и евреями в Испании, на юге Италии и в Палестине. От евреев Европа заимствовала Каббалу — это учением, выросшее из слияния Библии с античным неоплатонизмом и допускавшее возможность для человека являться повелителем мира стихийных духов. Арабы, со своей стороны, которые при фаталистической окраске ислама, не видели ничего преступного в гаданье, усиленно занимались в ту пору такими науками, как астрология, некромантия, геомантия и т. п. Римская Церковь равно проклинала и «оперативную», и «дивинаторную» магию. Но притягательная сила этих запретных дисциплин была настолько велика, что целые вереницы клириков даже из отдаленных местностей непрерывно тянулись в XIII столетии за Пиринеи в арабские и еврейские академии — особенно в пресловутый Толедский университет. Оттуда кое–кто из них приносил с собой и теоретические трактаты касательно истинного устройства мироздания, которые еще в XVI столетии оказывались способны кружить наклонные к мистицизму головы. Но большинство довольствовалось усвоением прикладной части еврейской Каббалы и арабской мантики, и, сливая ее затем с традиционными приемами западноевропейского волшебства, оно дарило соотечественников многочисленными Libri praestigiorum, imaginum et ligaturarum — «черными книгами», этими энциклопедиями мирового суеверия. Здесь содержалось подробное описание мира духов с точными указаниями, «чего какой демон желает, чего страшится, каким именем призывается, каким принуждается» — вопросы, которыми ученая магия стала заниматься еще во времена бл. Августина. Здесь объяснялся смысл «большого и малого круга», здесь содержалась далее и техника гаданья при помощи зеркал — вид волшебства, в основе которого лежало, по–видимому, знакомство с особенностями гипнотического состояния — при помощи мечей, иголок и шариков из слоновой кости, при помощи воды, огня и свинца, при помощи мертвых голов и т. п. Здесь были и снотолкование, и рецепты для приготовления любовных напитков, формулы наговоров и средства для открытия кладов и т. д., и т. д. Все это списывалось и изучалось в тех же монастырях и духовных школах, которые одни служили тогда рассадниками книжной премудрости, и все это с бродячими клириками, странствующими проповедниками–монахами и рассылавшимися по глухим приходам на пастырскую должность школьными недоучками мало–помалу разбредалось по лицу Западной Европы, проникая в самые глубокие общественные слои. Очень характерно то указание, которое содержат по этому поводу позднейшие исповедальные книги. При грехе суеверия, говорят они, не должно считаться оправданием то, что так часто приходится слышать от простых людей: «меня–де выучил этому один монах».
Die Zaubcrci ist Gott unwcrt.
Sic sagcn wohl: Mich hats gelchrt
Ein Monch, wic mocht's da bose scin?
Da sag'ich auf die Trcuc mcin,
Dass man solchen Monch oder Pfaffen
Also sollt strafen,
Dass sich Zchne sticssen daran,
Denn sie sind allesamt im Bann.[26]
Так со своей стороны возмущался на это один из светских поэтов XIV века.
Как рисовались воображению добрых католиков деяния совершенного в своем искусстве чернокнижника, покажет нам отрывок из одной хроники XIII века. В город Мастрихт, повествует летописец Альберих, приехал однажды из Толедо некий тамошний магистр, чернокнижник, совершенно преданный дьяволу, и, сидя с клириками за столом, стал показывать им свою силу: при нем могли есть лишь те, кому он позволял, а других он тут же за столом погрузил в сон.
Тогда к нему пристало восемь легкомысленных клириков, прося, чтобы он им помог в достижении их желаний. Он им ответил, что этого не сделаешь без круга, и начертил огромный круг с таинственными знаками, куда и поместил всех восьмерых. Внутри того же круга с одной стороны он поставил три кресла и сказал клирикам, что там воссядут три евангельские волхва. Вне круга же он устроил высокое седалище и пышно убрал его цветами. Когда наступила полночь, он начал свои действия. Он ободрал одного кота и пополам разрубил двух голубок. Потом он вызвал тех трех демонов, которых он выдавал за волхвов, а следом за ними и могучего их князя, которого он именовал Эпаномон. Он сказал демонам, что пригласил их на малое угощение, чтобы они помогли присутствующим клирикам достичь своих желаний. Кота он дал трем демонам в кругу, и тс его в одно мгновение проглотили, голубок же он преподнес великому демону, который тоже их немедленно пожрал. У него с собой был хрустальный пузырек, и он заклятиями принудил великого демона стать крошечным и войти в пузырек, после чего воском запечатал пузырек, написав на печати альфу и омегу. Затем клирикам было предложено выразить свои желания. Один пожелал любви какой–то знатной женщины, и ему это было обещано. Другой сказал, что хочет быть в милости у герцога Брабантского, и получил на это обещание и т. д… После того в присутствии клириков магистр стал толковать со своими демонами о Христе и о всех христианах, говоря самые непозволительные вещи, чем были развращены и клирики. Из круга же он их не выпускал до солнечного восхода. Да и тогда, переступая круг, каждый должен был говорить: «Deus homo factus est, in hoc honore vivo»; иначе демоны его бы утащили. И выходило, что тот, кто побуждал клириков отрицать таинство воплощения, не мог их вывести в целости из круга без исповедания этого таинства. Тот, кто мне это передавал, говорил, что слышал все это от двоих или троих из этих самых клириков.
