Элизабет Эбботт - История целибата
Константина, Мария Египетская и Хелия никогда в действительности не существовали и, тем не менее, как это ни парадоксально, заслужили право называться матерями Церкви – названием, воздающим должное за то большое влияние, которое они оказали на миллионы женщин (и некоторых мужчин), создавших из них себе кумиров. Подвиги и великие свершения героинь средневековых произведений житийной литературы – этого «расхожего чтива» эпохи Средних веков – поражали читателей, которые из каждого жития извлекали для себя уроки веры, индивидуальной независимости, преданности, жертвенности и славных благочестивых воздаяний.
На протяжении столетий судьбы этих матерей Церкви занимали ведущее место в житийной литературе даже после того, как ученые доказали, что в их портретах сочетаются черты разных вымышленных героинь. Даже чрезвычайная схематичность их историй – лишь общие контуры ключевых эпизодов – очаровывала женщин, которые домысливали их в своем воображении и в литературных произведениях. Каждая из них рисовала эти образы в соответствии со своими фантазиями, отражая собственные представления об их характерах. В каждой скупой фразе, сказанной этими женщинами, ей виделись события собственной жизни, которые она яркими нитями горя и радости вплетала в кружево повествования, тем самым делая его еще прекраснее. В мистическом смысле она как бы превращала Константину, Марию и Хелию в своих близких подруг.
Царственная Константина и благородная Хелия представляли общество и семьи, которые мы хорошо можем себе вообразить, – традиционные, рациональные, обеспеченные, благоустроенные. Мария же принадлежала разгульному полусвету – бесстыдному, беспорядочному, бросающему пыль в глаза и изменчивому, как позолоченное колесо для белки, в котором она вертится день и ночь. Несмотря на различия между ними, их объединяли вера, сила, непокорность независимых женщин, выбравших непорочность и отстоявших свое решение как перед любимыми родителями, так и перед обществом, относившимся к ним с подозрением. «Восстановленная» непорочность Марии была явлением того же порядка – она стоила ей единственного ремесла, которым та владела, ее единственного источника существования с тех пор, как ей исполнилось двенадцать лет.
В реальной жизни христианки вполне могли применить их опыт на практике. Если они были обращенными в христианство из языческих семей, их расхождения с традиционным язычеством являлись достаточно спорными. Когда язычник, отец Перпетуи, просил ее отречься от христианства, он рыдал, но вместе с тем «бросался на меня, как будто хотел мне выцарапать глаза»[189]. Видимо, одним из самых невыносимых следствий перехода из язычества в христианство был разрыв семейных связей.
Многие новообращенные девушки расстроили родственников еще сильнее, дав обет вечно соблюдать целибат. Если у девственницы не было собственных средств, на что она должна была жить? Об оплачиваемой работе и речи быть не могло, поскольку в языческом обществе ни в какие деловые отношения с женщинами, кроме жриц, вступать было не принято, с путешествовавшими женщинами никакие сделки не заключались, как и с теми, кто пытался работать на себя, а не на семью. Девушкам-христианкам в этом отношении было немного проще, если их решение принимала семья и соглашалась их поддерживать.
С другой стороны, у самой Церкви был мотив поддерживать девственниц в их стремлении вечно соблюдать целибат и посвящать себя религии, который ничего общего с религиозными причинами не имел. К III в. в монашеских конгрегациях состояло много женщин, что вело к существенным финансовым последствиям. Бедные девственницы либо продолжали оставаться бедными, либо на них тратились средства Церкви, которая все в большей степени процветала. Но богатые девственницы и соблюдавшие целибат вдовы, унаследовавшие собственность, были ценными объектами, которыми не стоило пренебрегать, поскольку они часто завещали Церкви свои земные блага. «Идеализация непорочности и неодобрительное отношение ко второму браку обрекало Церковь на победу в гонке за наследствами»[190], – отмечает в этой связи Лэйн Фокс.
Кто знает, сколько девиц и вдов последовали примеру Константины, Марии и Хелии и дали обет вечно жить в безбрачии? С уверенностью можно лишь сказать, что на протяжении столетий они привлекали к себе внимание и их страстная защита непорочности и целибата волновала, побуждала, а нередко убеждала и обращала женщин в христианство. Тем самым они меняли мир холостых отцов Церкви, которые женщин и в грош не ставили, на восхитительную, манящую вселенную, где девственниц почитали, где они также могли обладать властью и где любовь Господня возвышала самую скромную женщину (на которую ни одна из наших героинь даже отдаленно не походила). А Мария, кроме того, являла собой живое опровержение утверждения отца Церкви Иеронима о том, что даже Господь не мог восстановить падшую девственницу – на самом деле Он мог.
Три матери Церкви не только отстаивали и защищали девственность. Они пользовались ею для того, чтобы вести необычную для женщин тех времен независимую жизнь. Константина прославилась как мастерица византийских интриг, направленных на распространение целибата. Хелия могла бы посрамить своим красноречием любого невежественного в юриспруденции иезуита. А Мария, нагой блуждавшая в пустыне, не уставала поражать почитательниц своей святостью. Все они прекрасно знали, что делают, были уверены в себе, пользовались глубоким уважением людей и в своих начинаниях достигали успехов. Все это становилось возможным, конечно, потому, что они соблюдали целибат.
В частности, это проявлялось в том, что они вели себя с мужчинами как равные, в их обществе чувствовали себя совершенно естественно, и отношения с ними нашим героиням были не в тягость. Константина очень неплохо себя чувствовала со своим бывшим отвергнутым поклонником Галликаном и поддерживала тесные, доверительные отношения со слугами Иоанном и Павлом. Мария как с равным держала себя с Зосимой, а он вел себя с ней как со старшей даже тогда, когда прикрывал ее наготу своим плащом. Хелия приняла вызов враждебно настроенного против нее судьи, и ничто из сказанного им не смогло поколебать ее решимость.
Эти женщины были чрезвычайно сострадательны, но судить других избегали. Несмотря на приверженность целибату, они с уважением относились к тем, кто предпочел ему брак и материнство. Таких женщин они рассматривали как по-своему плодовитых и никогда не возлагали на них ответственность за совершенные прегрешения. В конце-то концов, разве не мужчины обычно несли ответственность за грехи на сексуальной почве? В отличие от святых отцов, эти женщины без ненависти воспринимали сексуальные отношения. Следуя прозорливому замечанию Василия Анкирского: «На свое приданое женщина покупает себе хозяина»[191], они понимали, что сексуальные отношения становились для женщин ловушкой, которая навечно заточала их в темницу ответственности и работы. Гордо и решительно отказываясь от половой жизни, они как бы заявляли о собственном освобождении от бремени такого рода забот. Избирая себе мужем Христа – точнее говоря, навсегда провозглашая себя невестами Христовыми, – они утверждали свою беззаветную веру и преданность Ему.
Монахини в мужском обличье
[192]
Истории реальных христианок нередко были полны не менее невероятных приключений, чем те, которые довелось пережить матерям Церкви, поскольку они тоже стремились к целомудренной и независимой жизни. К числу наиболее поразительных из них относились события, пережитые четырьмя монахинями в мужском обличье, успешно противостоявшими окружавшему их миру и добивавшимися для себя права на независимость и удовлетворение своих потребностей, которые, как правило, были предназначены мужчинам. Ниже приведены их краткие жизнеописания, первое из которых принадлежит Евфросинии[193].
Евфросиния была единственным любимым ребенком богатой и богобоязненной христианской супружеской четы. К тому времени, когда она стала входить в возраст, вся Александрия была в восторге от ее удивительной мудрости, преданности учению и поразительной красоты. Ей не нужно было беспокоиться о будущем, поскольку самые знатные и состоятельные семьи соперничали между собой, стремясь заручиться согласием родителей выдать ее замуж за кого-нибудь из их сыновей. В конечном итоге отец девочки Пафнутий договорился о том, что выдаст дочь замуж за отпрыска наиболее влиятельного семейства в Александрии. Они обменялись подарками, и помолвка очаровательной Евфросинии состоялась официально.
Незадолго до свадьбы, когда Евфросинии было восемнадцать лет, Пафнутий взял ее с собой на три дня в монастырь. Прекрасная девушка как зачарованная слушала речи настоятеля о девственности, непорочности и страхе перед Господом. «Благословенны все, живущие в этом месте, – думала она. – Они как ангелы, непрестанно восхваляющие Господа. А после смерти эти люди будут удостоены вечной жизни».
