Светлана Барсукова - Неформальная экономика. Курс лекций
В последние годы в экономической социологии сети пользуются особым вниманием. По сетям курсируют ресурсы, не сводимые к материальной форме, но включающие информацию, совет, готовность поделиться успехом, повышенную доверительность отношений и лояльность к участникам сети, что формирует структуру отношений, амортизирующих жесткость товарного обмена или приказного порядка. В рамках сетевого подхода подчеркивается, что сети существуют не только и не столько как антитеза плану или рынку, а как скрытый структурный элемент в механизме как плановой, так и рыночной экономики . То есть представителей сетевого подхода объединяет готовность видеть в сетях основной структурный элемент современного мира, включая практики рыночного или иерархического типа.
Если помните, К. Поланьи выделял четыре принципа экономической организации, три из которых лежат в основе социальной интеграции общества – это ценообразующие рынок, редистрибуция и реципрокность [Поланьи, 2002]. За «бортом» осталась домашняя экономика, которую он считал принципом экономической организации, не создающим основы для объединения общества. Каждому типу социальной интеграции, согласно Поланьи, соответствует определенная структурная основа: свободные товаропроизводители – рынкам, централизованность – редистрибуции, сети – реципрокности [Поланьи, 2004]. Заслуга сетевого подхода состоит в доказательстве того, что реальные проявления рынка и приказной иерархии немыслимы без сетевизации рыночных и плановых структур [34] .
Реальные рынки нигде и никогда не являются практической реализацией логики товарного обмена. Рынок, равно как и плановое хозяйство, погружен в социальные сети. Правда, сетевизация рыночной среды обычно трактуется как механизм повышения гибкости рынка, уменьшения риска его участников, тогда как роль сетей, пронизывающих разные уровни дистрибутивной системы, часто оценивают негативно, с наклеиванием ярлыков типа «коррупция», «блат», «патрон-клиентизм» и проч. Но, несмотря на моральное осуждение этих практик, объективно они смягчают дефицит, создают платформу для увязывания интересов групп влияния, формируют причудливые контуры «административного рынка» [Найшуль, 1990]. Модифицируя вертикаль власти, такие сетевые структуры, как и в случае с рынком, повышают гибкость системы и тем самым укрепляют командную иерархию, т.е. иерархические структуры используют сетевые элементы в качестве средства стабилизации. Впрочем, в кризисных ситуациях сети способны подменять собой иерархию и при определенных обстоятельствах трансформироваться в новую иерархическую структуру [35] .
Особенно велика роль сетей в транзитной экономике, характеризуемой высокой степенью неопределенности. «В условиях постсоциалистического трансформационного кризиса фирмы подобны скалолазам, карабкающимся по ненадежному склону, а межорганизационные сети напоминают страховочные канаты, удерживающие их в единой связке» [Старк, 2002, с. 75].
Роль сетей в рыночном обмене трактуется двояко. С позиций институционализма (О. Уильямсон) значение сетей сводится к уменьшению трансакционных издержек, поскольку в силу формируемого в рамках сетей доверия можно отказаться от формальных и неформальных страховок поведения партнера. С позиций же новой французской социологии (Л. Тевено), гибкость любой организации укоренена в компромиссе нескольких «порядков обоснования ценности», включая «домашний способ координации». Доверие деловых партнеров – суть процесса, когда приверженная традициям и локальности домашняя логика накладывается на рыночную логику, представленную единообразием цен, а также индустриальную логику, предполагающую определенную степень стандартизации [36] .
Попытку формализовать прежде расплывчатые разговоры о сетях, перевести их в русло научной традиции с устоявшейся терминологией и понятийным аппаратом предпринял М. Грановеттер [Granovetter, 1973]. В частности, он, изучая поведение на рынке труда, придал образному выражению «слабые и сильные» сетевые связи вполне конкретное значение. Слабые связи – вовсе не те, что редко задействуются или дают малую отдачу. Слабые связи являются «мостами» между тесно связанными кластерами социальной структуры. То есть слабые они в том смысле, что обеспечивают взаимодействия с теми, кто не имеет связи между собой, т.е. разделяем «структурными дырами» в терминологии Р. Бурта [Burt, 1995]. В этом случае возникает максимально широкое информационное поле. Именно так надо понимать название статьи М. Грановеттера «Сила слабых связей». Сильные же связи – или «избыточные» в терминологии Р. Бурта – предполагают не изолированность, а наоборот, взаимосвязь контрагентов. В силу этого информационные возможности суживаются, но растет возможность лоббирования силами сети.
Итак, о важности сетей написано достаточно. Но остается главный вопрос – на чем держится сетевое взаимодействие? Ведь обещания внутри сетей не обязательно заверяются нотариально, а сделки не всегда оформляются контрактами. Хрестоматийные рыночные обмены держатся на калькуляции выгоды и уповании на органы контроля за добросовестным поведением контрагента. Взаимодействия внутри иерархии поддерживаются формальной должностной структурой и внутриорганизационными формальными санкциями. А что делает возможным сетевые контакты? Ответ при всей сложности редуцируется к одному слову – доверию.
Доверие: сущность и видовое разнообразие
Изучение доверия в социальных науках хронологически совпало с развитием теории принятия решения и вероятностных суждений в математике. Определение поведения в условиях неопределенности составило один из интеллектуальных нервов эпохи модерна. За этим стояло усложнение общества, когда «риск превратился в неотъемлемую часть ролевых ожиданий после того, как трансформация социальных ролей и возникновение ролевой сегментации положила безусловный предел системно определенным ожиданиям ролевого поведения. По мере возрастания ролевой сегментации и усложнения ролей возросла и вероятность появления обусловленных системной дифференциацией «мертоновских диссонансов» между различными аспектами ролевого поведения личности» [Селигмен, 2002, с. 197]. То есть доверие возникло как реакция на рост неопределенности, как способ противостояния рискам усложненной социальной системы.
Что же такое доверие? Польский социолог П. Штомпка дает наиболее простое и емкое определение: «Доверие – это пари относительно будущего возможного поведения других» [Sztompka, 1999, p. 25]. Доверие противостоит надежде как пассивному, рационально необоснованному чувству, а также вере как апелляции к трансцендентной сущности. Доверять – означает не просто надеяться на лучшее, а иметь под оптимизмом рациональное обоснование, касающееся поведения другого человека. Для иллюстрации функциональной значимости доверия часто прибегают к игровой ситуации, смоделированной математиком А. Таккером. Парадоксальность игры состоит в том, что попытки игроков основывать свою стратегию на рациональном расчете никогда не дают оптимального результата. Оптимальный результат достижим лишь в том случае, если, умудренные опытом предыдущих попыток, игроки изберут «нерациональную» стратегию и, рискуя проиграть, научатся доверять друг другу.
Подчеркнем, что социальные науки не рассматривают «доверие вообще». Корректно говорить о множестве видов доверия, различающихся условиями формирования и социальной сущностью. В нескольких словах обрисуем видовое разнообразие этого понятия.
Возможно межличностное доверие, которое является предпосылкой формирования малых групп. Такое доверие складывается в ходе непосредственного общения и распространяется только на узкий круг знакомых, т.е. является побочным продуктом дружбы и приятельства. Помимо него существует деперсонализированное (или институциональное) доверие, которое складывается в результате функциональной взаимозависимости и разделения труда [37] . В этом случае доверяют человеку не как личности, а как представителю социального института, сертифицирующего полномочия своих представителей. Например, мы доверяем врачу, поскольку его диплом служит маркером профессиональной состоятельности, и доверяем в той мере, в какой имеем представление о функционировании института здравоохранения и механизмах контроля, встроенных в него. Различие между этими видами доверия можно найти у Ф. Тенниса в его учении о Gemeinschaft и Gesellschaft , а также в противопоставлении Э. Дюркгеймом механической и органической солидарностей. Существует также обобщенное доверие. Это понятие ввел в научный оборот Э. Гидденс для обозначения своеобразного защитного кокона в виде системы релевантностей, что позволяет индивиду строить картину мира в условиях принципиальной неполноты информации. В соответствии с контурами обобщенного доверия события делятся на существенные и несущественные, а не соответствующие этой картине события отбрасываются как недостоверные.
