Ярослав Шимов - Австро-Венгрия: судьба империи
Исключение из правила – отношение Будапешта к супруге Франца Иосифа, императрице Елизавете, или, по-венгерски, королеве Эржебет. Она подолгу гостила в Венгрии, часто останавливалась в подаренной ей местной шляхтой летней резиденции Гёделлё под Будапештом. В молодости Елизавету связывали теплые отношения (степень их близости историки оценивают по-разному) с графом Дьюлой Андраши, который начал политическую карьеру с участия в революции, а продолжил на посту министра иностранных дел Австро-Венгрии, отстаивавшего международные интересы Габсбургов. Елизавета симпатизировала венграм, вероятно, потому, что рыцарственность, выставляемая здешней знатью напоказ, импонировала романтической натуре королевы, а совсем не показное веселье шляхты помогало развеять невротическую меланхолию. По настоянию супруги Франц Иосиф в 1867 году амнистировал бунтовщиков 1848-го, более того, распорядился оказать помощь семьям расстрелянных участников восстания против его же власти. Мадьярофильство унаследовал от матери и несчастный кронпринц Рудольф. Венгрию он называл “Англией Востока” и даже считал эти свои будущие владения образцом для либерального переустройства всей огромной и сложной империи: “В Будапеште жизнь, уверенность в себе, вера в будущее – особенности, которые приносит с собой эпоха свободы и которых нет на других желто-черных[35] территориях”.
Проспект Андраши. Фото 1896 года.
Метро в Будапеште. Открытка начала 1900-х годов.
Будапешт помнит и любит Эржебет. Один из дунайских мостов назван ее именем (соседний мост Франца Иосифа давно переименован в мост Свободы), а сама печальная бронзовая королева примостилась у подножия холма Геллерт. В Пеште вы можете прогуляться по бульвару Эржебет, в одном из парков Буды – подняться на башню Эржебет, в большом книжном магазине – купить биографию Эржебет с сентиментальным заголовком “Одинокая императрица”. К площади Эржебет (отчего-то посередине этой площади установлен фонтан с Нептуном) сходятся чуть ли не все главные дороги Пешта, а летними вечерами здесь, у клуба Gödör, собирается столичная молодежь – потанцевать, погалдеть, покурить травку. Портреты Елизаветы на туристических лотках красуются рядом с ликами венгерских героев и картами несчастливо утраченных Венгрией территорий. Королева Эржебет (в отличие от Вены, в Будапеште ее не называют фамильярно Сисси) стала и секс-символом венгерской истории, и примером романтизации прошлого силами масскульта, и даже парафразом грустного венгерского счастья.
В отличие от центральных кварталов других европейских столиц, облик которых складывался веками, венгерский город будущего строили одним историческим махом и фактически по единому плану. К середине XIX века в Пеште регламентировались и высота зданий, и параметры фасадов, и размеры окон. Оттого по городским проспектам и бульварам гуляешь как по огромной квартире, меблировка и оформление которой продуманы хозяевами до мелочей. Восхищаешься не стариной, а тем смирением, с каким архитекторы подчиняли фантазию модным в пору будапештского полудня неоренессансу и неоклассицизму. Строили не кто как хотел, а в соответствии с национальной идеей о красоте преуспевания. Получилось богато и стильно. Нарядные столетние четырехэтажки на авеню Андраши (в начале 1950-х эта улица носила имя Иосифа Сталина) – вот розовая с виньетками над окнами, вот зеленая с пилястрами во весь фасад, вот бежевая с кариатидами у подъездов – и теперь тщательно подогнаны одна к другой. По широкому проспекту вплываешь на восьмиугольную площадь Октогон (в 1930-е годы, когда Венгрия дружила с фашистской Италией, – площадь Бенито Муссолини) на пересечении с бульварным пештским полукольцом: все просторно, все воздушно, все размеренно. Еще через квартал – нарядная Опера: попроще парижской, поменьше миланской, поизящнее венской. В 1895 году по этому проспекту с ветерком пронесся первый в Будапеште автомобиль марки Benz. До 1941 года дорожное движение в Венгрии было левосторонним. Кое-кто из историков считает, что и таким образом Будапешт стремился подчеркнуть независимость от Вены. Возможно, сказалось также традиционное англофильство венгерской элиты.
Вдоль парадной авеню Андраши (вернее, под ней) к празднику Тысячелетия протянули четырехкилометровую линию подземки. Первый в континентальной Европе метрополитен – восемь подземных и две надземные станции от площади Гизелы[36] (ныне площадь Михая Верешмарти) до зоологического сада, открытого еще в 1866 году, – планировали инженеры немецкой компании Siemens & Halske AG. Смешные вагончики и теперь курсируют от центра до площади Героев – через станции, стены которых по старой моде облицованы узорчатой глазурованной плиткой. Но в конце XIX века подземка не могла вызвать у будапештцев снисходительных улыбок, напротив, только чувство гордости. Такого чуда в ту пору не видывали ни Вена, ни Париж, ни Нью-Йорк, своим метро мог похвастать только Лондон.
ПОДДАННЫЕ ИМПЕРИИ
АБРАХАМ ГАНЦ,
владелец заводов
Абрахам Ганц родился в 1814 году в Швейцарии, кажется, специально для того, чтобы тридцатью годами позже открыть в Буде слесарную мастерскую, которая с годами превратилась в крупнейшее предприятие венгерской промышленности. Через два десятилетия производство Ганца снабжало колесными парами 60 железнодорожных компаний многих стран Европы. Абрахам Ганц, страдавший психическим заболеванием, совершил самоубийство в 1867 году, как раз дожив до эпохи дуализма и успев отпраздновать выпуск на своем предприятии стотысячного железнодорожного колеса. Миллионное колесо на заводах Ганца выпустил его младший партнер Андраш Мехварт. На предприятиях Ganz в нескольких областях Австро-Венгрии строили подводные лодки, дредноуты, речные суда, выпускали паровозы, вагоны метро, трамваи, мостовые опоры, артиллерийские орудия, мельничное оборудование и технику для электростанций, двигатели. Здесь работали талантливые менеджеры и инженеры. В 1959 году после национализации предприятия Ganz стали частью концерна Ganz-MAVAG.
К концу XIX века в Будапеште выстроили три огромных железнодорожных вокзала, настоящие дворцы транспорта. С платформ Южного вокзала вечерний экспресс компании “Дунай – Сава – Адрия” ежедневно уносил в Венецию молодые пары, решившие провести в комфортабельном купе спального вагона первую брачную ночь. Таким был буржуазный шик эпохи будапештского полудня. Еще одной парадной витриной стала дунайская набережная, вдоль которой чинно выстроились роскошные отели. В пору строительства это были неизбежные Carlton, Bristol, Hungaria, Ritz, все – с уличными кафе и уютными террасами. По элегантному корсо в начале 1900-х годов, к неудовольствию любителей прогулок, проложили трамвайную линию – “двойка” до сих пор катает по ней пассажиров. Гостиничную красоту зимой 1945 года превратило в руины яростное сопротивление венгерских и немецких войск при штурме Будапешта Красной армией. При послевоенном восстановлении города туристическую идею сохранили, но новые огромные коробки из стекла и бетона не облагородили дунайскую панораму. Теперь в неизменно дорогой цепочке – Marriott, Intercontinental, Kempinski.
Своей архитектурной целостностью Пешт отчасти обязан тому, что в начале XIX столетия в придунайском селении, только что срывшем оборонительные стены, под перестройку годилось немногое. Новый город и возвели заново, порой жертвуя тем ценным, что сохранялось веками. При строительстве моста Эржебет едва уцелела старая Приходская церковь, на месте которой располагался храм с мощами одного из главных венгерских святых, Геллерта. Бенедиктинский монах из Венеции Джорджо Сагредо, ставший епископом Герардом (Геллертом) Венгерским, был умучен язычниками за пропаганду веры Христовой и погиб лютой смертью. Легенда гласит, что враги сбросили проповедника в Дунай с горы в бочке, усаженной изнутри шипами. На месте казни несчастного (неподалеку от бронзовой Эржебет) стоит бронзовый Геллерт, осеняя Будапешт крестом и глядя через реку на ту самую церковь, где некогда покоились его собственные останки. Многократно перестроенное храмовое здание пожалели, но выглядит оно, задавленное мостовой рампой, невыразительно.
Вряд ли, впрочем, церковники так уж роптали: в ту пору они уже готовились к освящению главного столичного храма – тяжеловесного собора Святого Иштвана, маковка которого поднялась на 96 метров, на высоту шпиля другого сакрального будапештского здания – парламента, Országhaz, “дома страны”. Собор возвели довольно быстро, за полвека, но в муках: в 1868 году – только успела образоваться Австро-Венгрия! – дурным предзнаменованием обрушился храмовый купол. Стройку пришлось начинать заново. Собор и парламент, духовный и политический компасы нации, поделили главные венгерские реликвии: в одном хранятся мощи короля Иштвана (его правая рука), а в другом – двухкилограммовая золотая корона этого монарха, возложенная впоследствии на чело почти всех 55 правивших Венгрией монархов – и Арпадов, и Ягеллонов, и Анжу, и Габсбургов[37]. Не повезло за тысячу лет только двоим, Венгрией официально не коронованным. Иосифа II, которому по стечению политических обстоятельств королевство досталось без короны, здесь называли “монархом в шляпе”.
