Коллектив авторов - Беларусь на пути в будущее. Социологическое измерение
С конца 1980-х годов – на третьем этапе развития теории модернизации – признается возможность национальных проектов модернизации, осуществляемых на основе накопления технологически и социально передовых опытов и их внедрения в гармоничном сочетании с историческими традициями и традиционными ценностями незападных обществ (А. Турен, Ш. Айзенштадт). При этом признается, что модернизации могут осуществляться без навязывания западного опыта, а нарушение равновесия между современностью и традиционностью приводит к острым общественным конфликтам и неудачам модернизации. Суть преодоления традиций видится не в том, что они принципиально отвергаются, а в том, что в некоторых ситуациях, которых со временем становится все больше, социальными регуляторами выступают не традиционные жесткие социальные нормы и модели поведения, обусловленные религией или общинными прецедентами, но вызванные нормами индивидуального выбора, а также личными ценностями и преимуществами. И эти ситуации в процессе модернизации все больше из сфер производства перемещаются в повседневную жизнь, чему способствуют уровень образования, информированность и изменение ценностей в обществе.
Нынешняя теория модернизации освободилась от всех наслоений эволюционизма и теории развития; она уже не настаивает ни на единственной конечной цели, ни на необратимом характере исторических изменений. Модернизация рассматривается как исторически ограниченный процесс, узаконивающий институты и ценности современности: демократию, высокие жизненные стандарты, ценности образования, свободу личного выбора и др.
Возрождение теории модернизации с 1980-х годов связано со стремлением постсоветских обществ «войти» или «вернуться» в современный западный мир. Были выдвинуты проекты «теории неомодернизации» (Э. А. Тириакьян) и «теории постмодернизма» (Дж. Александер). В свете опыта постсоветских государств возникла необходимость пересмотра теории модернизации и видоизменения ключевых положений этой теории. Польский исследователь П. Штомпка сводит пересмотренные положения теории модернизации в единую систему, из которой мы попробуем выделить те, что наиболее значимы для постсоветских обществ[29].
В качестве движущей силы модернизации уже не рассматривается политическая элита, действующая «сверху». В центр внимания ставится мобилизация масс, т. е. деятельность «снизу», которая часто противостоит инертным и консервативным государственным органам.
Модернизация не трактуется как решение, принятое образованной элитой и навязанное сопротивляющемуся населению, которое цепляется за традиционные ценности и уклад жизни. Речь идет о массовом стремлении граждан изменить условия своего существования в соответствии с западными стандартами под влиянием средств массовой коммуникации или личных контактов.
Вместо единой, универсальной модели современности (в классической теории это модель США), в научный оборот входит идея «движущихся эпицентров современности» и как венец ее – понятие «образцовые общества», введенное Э. А. Тириакьяном. Постсоветские страны не обязательно должны следовать американской модели, и в целом западная модель развития – не единственный образец, которому нужно подражать.
Унифицированный процесс модернизации заменяется ее более разнообразными, многоликими процессами. Все яснее осознается, что темпы, ритм и последствия модернизации в разных областях социальной жизни различны и что в реальности наблюдается отсутствие синхронности в усилиях по модернизации. Р. Дарендорф предостерегает против «диалектики трех часов», обращенных циферблатом к постсоветским странам. Если для осуществления конституционной реформы достаточно шести месяцев, то в экономической сфере может не хватить и шести лет. На уровне глубинных пластов жизни, отношений и ценностей, составляющих современное «гражданское общество», обновление может затронуть несколько поколений.
Если раньше эффективность модернизации выводилась почти исключительно из экономического роста, то теперь признается важная роль ценностей, отношений, символических смыслов и культурных кодов, того (по выражению Штомпки) «неуловимого и неощутимого», без которого модернизация не может быть успешной. Понятие «современная личность» не рассматривается более как символ желаемого эффекта модернизации, а признается, скорее, непременным условием экономического старта.
Антитрадиционалистские рефлексии ранних теорий корректируются теперь указанием на то, что местные традиции могут таить в себе важные модернизационные потенции. Поскольку отказ от традиций может спровоцировать мощное сопротивление, постольку предлагается использовать их. Необходимо выявлять «традиции модернизации» и брать их на вооружение для дальнейших преобразований.
Таким образом, теория модернизации вновь обрела жизнеспособность, выступая в качестве совокупности средств истолкования и конструирования феномена постсоветского переходного периода. Анализируя проблему модернизации, широко обсуждаемую в России, российский социолог О. Н. Яницкий обращает внимание на то, что современной постановке вопроса модернизации в российском дискурсе недостает системности и последовательности. Он выстраивает свою логику анализа этой проблемы в жанре свободной дискуссии, рассматривая (применительно к России): «стартовые возможности» российского государства; его активы и пассивы; коридор возможностей модернизации[30]. Сам порядок обсуждения модернизационных процессов уже требует размышлений. Попробуем реализовать предложенную модель модернизации с позиций экономического социолога, с выделением характерных для этой дисциплины научно-технических и социальных проблем развертывания модернизационных процессов.
Различают два типа модернизации – органическую и неорганическую. Первичная, органическая модернизация проходила в тех странах, которые были новаторами на этом пути, и разворачивалась благодаря внутренним факторам, в частности, коренным изменениям в сфере культуры, ментальности, мировоззрения. Ее становление связывают с появлением национальных централизованных государств, зарождением буржуазных отношений, в частности капиталистической кооперации и мануфактуры, формированием раннемодерных наций, а подъем – с первой промышленной революцией, разрушением традиционных наследственных привилегий и внедрением равных гражданских прав, демократизацией, становлением национальных суверенных государств.
Вторичная, неорганическая модернизация происходит как ответ на внешний вызов со стороны более развитых государств и осуществляется преимущественно под влиянием заимствования чужих технологий и форм организации производства и общества, приглашения специалистов, обучения кадров за рубежом, привлечения инвестиций. Ее основной механизм – имитационные процессы. Начинается же она не в сфере культуры, а в сфере экономики и/или политики и в последнем случае определяется как «догоняющая» модернизация, или «модернизация с опозданием». В рамках парадигмы «вызов-ответ» такая модернизация представляет собой своеобразный «вызов», на который каждое общество дает свой «ответ» в соответствии с принципами, структурами и символами, заложенными в достижениях его длительного развития. Поэтому ее итогом является не обязательно усвоение социальных достижений Запада, но совокупность качественных изменений традиционного общества, в той или иной степени адаптированных к постиндустриальному производству.
В целом, модернизация рассматривается как процесс позитивных изменений государства и общества, основанный на экономических, политических и культурных инновациях и ведущий, в конечном счете, к смене типа его экономической и социальной структуры, политической организации, повышению благосостояния всех слоев населения, развитию культуры, науки и техники и сбережению природы. Модернизация имманентно присуща процессам мирового экономического развития, поэтому актуализируются вопросы: в какой точке процесса мировой модернизации находятся Беларусь и Россия? Каковы активы и пассивы этих стран? И наконец, каков «коридор экономических и социальных возможностей» модернизации в Беларуси и России?
Место нахождения в процессе мировой модернизации (стартовые позиции) определяется тем, что Беларусь, как и Россия сегодня, – страны с незавершенной индустриализацией, обремененные наследием распада советской системы. Если США и ЕС находятся в фазе перехода от пятой к шестой форме модернизации (т. е. от информационной к биотехнологической), то Беларусь пребывает в четвертой (индустриальной) фазе. Каждый технико-технологический этап модернизации имеет свой потенциал и предел эксплуатации как в экономическом, так и в социальном плане. Затягивание перехода к новому укладу, откладывание процессов модернизации имеют не только технико-технологические последствия, как может показаться на первый взгляд, но и социальные. Так, в Беларуси (как и в России) затягивались процессы модернизации, имеющиеся у экономики ресурсы шли на поднятие заработной платы работников, хотя это не было обусловлено ростом производительности труда и эффективности производства. Основные промышленно-производственные фонды предприятий устаревали (износ оборудования доходил до 80 %), технологии и продукция теряли конкурентоспособность на мировых рынках, что обусловило ряд кризисных явлений и в экономике (девальвацию рубля, инфляцию, закрытие ряда предприятий в сфере малого бизнеса, неполную занятость и т. д.), и в социальной сфере (снижение уровня жизни и обеднение средних слоев, резкое падение индекса социального оптимизма и т. д.).
