Михаил Жутиков - Проклятие прогресса: благие намерения и дорога в ад
Экономически, как представляется, все дело в том, что прибыль измеряется нарезанной бумагой (с «глазом» или без, покрашенной в тот или иной цвет) – не стоящей почти ничего (ее номинал удерживается на межбанкирской договоренности), а невосполнимость живого ресурса природы не измеряется ничем! Наличие в экономических расчетах неоцененного, дармового «входа» (потребляемого кислорода, воды, леса, биологических популяций, – жизненного ресурса) сводит к нулю достоверность ценностного «выхода» (сосчитанной себестоимости и т. п.) – экономические категории повисают, по существу, без своего обоснования. Задача научной экономики может состоять, таким образом, в том, чтобы выработать принципы и критерии оценки этого ресурса, найти количественную меру его невосполнимости, с резким падением «выгоды» при наличии ее, и вытекающие из них практические требования, вплоть до инструктивных ограничений и ужесточений, применительно к хищничеству, вроде ныне повсеместно происходящего, к заселению зеленых зон, отравлению почвы и воды, ограничений потребления энергии, промышленного и военного развития, и т. д. Это, в свою очередь, потребует такой проработки технологических процессов, при которой утилизация самого оконечного продукта (и оборудования, и тары и т. д.) потребует столь серьезных экологических затрат, что сделает (в добрый час) экономически бессмысленным самое производство. Приоритет интересов природы – это суровая программа, требующая своего рода ясно видимой железной «руки» экономических методик, не имеющая каналов для государственных, корпоративных или свойских поблажек, так как в противном случае она бессмысленна.
Могут возразить, что за нарезанными купюрами и акциями стоят технологии, в том числе «высокие» – но технологиям (как раз высоким) через год-два бывает грош цена, а земля, реки, лес, океан – со своим зверьем, рыбами, земноводными, планктоном и один Бог знает кем – останутся в той же живой ценности и через тысячу лет. А коль скоро речь идет о демонтаже технологий, ценность сделок за счет природы становится попросту отрицательной.
Помимо создания соответствующего научно-математического формализма, необходимо целенаправленное восстановление религиозного отношения к Жизни (при любом мнении на этот счет, уж, во всяком случае, созданной не нами) – при каковом производство потребительского технического мусора – самолетов, автомобилей, средств связи и т. п. является прежде всего злом для самого человека (человека, не потребителя). Злом, – потому что эта самая Жизнь погубляется ради соответствующих производств!
Но за что же в таком случае платить работнику, на что ему жить?? – А что, если за демонтаж (например) целлюлозного комбината (атомной электростанции, завода полимеров и т. д.)? – платить той же нарезанной бумагой (деньгами), за которой, как и сегодня, ничего не стоит?! Ведь мы едим (повторюсь) не акции, не гептил, не стиральные порошки, не линолеум, не порнопродукцию издателей, не интегральные даже (вероятно, необходимые) микросхемы, – примерно, как байкальский омуль не питается целлюлозой… Что до паразитической, кровососущей экономики, в духе изобретателей финансовых подлостей, – владеющей на деле как раз ресурсными производствами – то им ровным счетом все равно, на чем паразитировать – была бы нажива; хлопотать о них не нужно, – они ровно с тем же (в добрый час) успехом примутся паразитировать на демонтаже… Ведь на самом деле понятно же и им, что нынешнее развитие не имеет длительной перспективы, что даже очень большая гора долларов не заменит Байкала.
Торможение и демонтаж – не шуточные слова: уничтожители мертвечины в природе не менее важны, чем опылители – а нынче мертвечины технологий накоплено с тем запасом, который позволяет говорить о горизонте, о перспективе развития: это вектор, а не этап «перестройки». Речь вовсе не идет о каком-то тотальном запрете, о катастрофе сродни большевизму – но о торможении системном, расчисленном… Это научная (между прочим) проблема… Другими словами, вопрос в том, возможна ли научная «экономика демонтажа» – или восторжествует тривиальное саморазрушение, Большой Хаос, когда нынешняя индустрия, говоря почти не фигурально, зарастет лопухами?
Что до того, что только крупные хозяйства могут быть производителями (например) товарного хлеба, – так ведь в том и состоит трудность отделения технологической мертвечины от жизненной необходимости, – либо уж не производить и товарного хлеба!
Нужно отчетливо осознать, что идеи кейнсианской индустрии, «раскручивающие» производство по принципу «лучшее – враг хорошего» (в свое время спасшие капитализм), находятся в жестоком антагонизме с жизненными процессами Земли, – ее экспансия агонически продлевается лишь территориальными захватами (сегодня – установлением контроля над Россией, обладающей наибольшей в мире территорией, около трети которой относительно здоровы). В этой связи вообще актуален пересмотр понятия так называемого оптимального качества изделия – по наибольшей выгоде производителя, заинтересованного в том, чтобы изделие ломалось и устаревало, дабы потребитель пришел за новым. По существу, необходимо восстановление доиндустриального представления о качестве, когда основная утварь служила семье век и больше – не устаревая «морально», а прибавляя в цене. К слову сказать, в самом «цивилизованном» мире это и по сей день так, и какие-нибудь каминные щипцы Елизаветы II перешли к ней от прабабки Виктории, а к той, быть может, еще от Плантагенетов. Это же было и в традиционных хозяйствах России, пока они не были разрушены усилиями ее врагов, ее дураков и ее Белинских. Нам эти «цивилизации» будут навязывать как раз непрерывные перемены, рассматривая нас как рынок для сбыта технического и химического хлама. В результате, сейчас мы фактически работаем для Запада как искусственное сердце, «раскручивая» его производителя. Давление телерекламы показывает отчетливый вектор заинтересованности именно в этом. Мы же гоним туда лес, – да еще за бесценок, да еще сырьевой, да еще левый. (Экспорт леса и лесоматериалов из России в каком бы то ни было виде – это вообще самое первое, что должно быть категорически, в максимально жесткой форме запрещено.)
Все это должно быть осознано как можно скорее – в конце концов, осознавший это раньше других окажется впереди и в «экономическом смысле», если уж другого смысла не дано осилить нашей ограниченности. Понятно, новая аксиоматика в экономике не может состояться иначе как общепризнанная – и в этом (только в этом) смысле международная. Мыслимо ли это – см. (как при всех подобных сомнениях) наш диагноз. Стимул хозяйственной выгоды вступает, следовательно, – в том же масштабе – в схватку (или сделку) со стимулом доселе неведомым, именуемым Выжить-Совместно-с-Природой: отдельно от нее, как ни жаль, не суметь. И потому неизбежна смена главной надэкономической категории – категории цели. Цель (всегда и повсюду) определяется ресурсом, а ресурс жизнеопасно подорван! А потому интересы (в прежнем смысле) «царя природы», человечка в «Боинге» или «Су», уходят в историю, как бальзамирование египетских кошек.
4. Энергетика и технологии: слово о кругообороте
Отрыв сверхкрупных массивов льда от антарктической шапки, о котором уже упоминалось, систематические зимние наводнения в Европе, ряд других симптомов планетарного потепления свидетельствуют о резком нарушении в земной атмосфере кругооборота энергии. Насколько невинно подобное нарушение – и верно ли, что главные проблемы заключены в материальных и иных затратах на адаптацию человека к новому климату?
Если бы даже дело состояло в одной перемене климата, то и тогда приспосабливаться к нему придется не одним нам, но и еще великому множеству биологических видов во главе с микроорганизмами, а также жизненных процессов во главе с фотосинтезом. Так ли много мы знаем о бесчисленных взаимосвязях в природе, чтобы усыплять публику суждениями облегченного, а то и шутовского характера? (К примеру, ежегодное январское потепление в средней полосе России с таянием снега приводит не только к затяжной «второй зиме». Оголение земли, не укрытой снегом, приводит к вымораживанию почвы со всем живым, что в ней укрыто. Действуя как мощный охладитель, оголенная мерзлая земля вынуждает увеличивать энергетические затраты и т. д.) А ведь потепление – далеко не все. Ширятся своим чередом механическое загрязнение, химическое отравление и радиационное заражение воды, воздуха и почв как следствие, в сущности, перепроизводства той же энергии, только с акцентом на нашей неспособности справиться с проблемой кругооборота веществ, выделяющихся в процессе ее получения и использования. Как получается, что на фоне таких свидетельств по меньшей мере кризиса перепроизводства то и дело приходится слышать о недостаточности производства энергии, чуть ли не о хронической ее нехватке?
