Дмитрий Лихачев - Сказания и повести о Куликовской битве
По малех днех по глаголех сих перевезеся8 великую реку Волгу со всеми своими силами, иных же много отряди и присовокупи многи орды, глаголя им, яко: «Обогатеете рускпм златом». И поиде на Русь, ревый яко лев и пыхая яко неуталимая ехидна. Доиде устья реки Воронежа* и рос-пусти облаву свою и заповеда улусом своим всем яко: «Ни един хлеба пе панш — да будете готови на русские хлебы».
Слышав же то Олег Рязанский,* яко царь Мамай идет ратию на Русь, а стоит на Воронеже, а идет на великого князя Дмитрея Ивановича. Скудость же бе ума в голове у Ольга и сатанина ухищрения в сердцы его. Послал пасла своего к Мамаю со многою честию и дары, а ярлык свой ииса к нему сим) образом: «Восточному царю царем Мамаю! Твой поса-женик и преселник Олег Рязанский много тя молит. Слышах, господине, яко хощеш итти 9на Русь10 на своего служебника* Дмитрея Московского, огрозитися с ним. А ныне, господине, приспе ти время, яко злата и сребра наполнися земля та. Вем бо, светлый царю, яко кроток есть Дмитрей. Егда же слышит издалеча царствия твоего и ярости твоея, то отбежит далеча от того, где же есть место пусто и неключимо, злато же, царю, все в руце твоей будет. Мене же держава твоя- пощади, царю. Аз бо ти вельми11 страшу Русь и князя Дмитрея Ивановича. Еще, царю, молю тя: яко оба есмя раби твои, но и яз обиду велику приях от него, от того же Дмитрея. Еще не то одно: и егда о своей обиде, царю, твоего царствия имянем погрожу ему — он же о том не радит. Еще град мой Коломну взял за собя.* О том о всем, царю, молю тя!».
Другаго вестника скоро посла к великоумному и велеречивому Ольгерде Литовскому.* Последища явившесь безумна, яко детище младо. Писа же к нему послание сицево: «Мудру и премудрому в человецех, Ольгерду Литовскому, великому князю и кралю милостивому и честну, многым12 землям государю, Олег Резанский радоватися пишу! Вем бо, яко издалеча еси мыслил московского князя Дмитрея згонити, а Москвою владети. Ныне же нам приспе время. Аще есть ведомо твоей милости, аще ли ни, то аз возвещу: царь великий и сильный царем царь, грозный Мамай, идет на его землю. А ты ныне приложися к нему. Тебе даст Москву и иных ближних градов, а мне Коломну и иные близь мене: Во-лодимерь и Муром. Аз дары ему послах, еще ты к нему пошли своего посла и кацы имаши дары и пиши к нему книги, елико сам веси паче мене».
Ольгерд же, слышав се, рад бысть вельми, а захвали другу своему повелику и рече предстоящим паном пред ним: «Милыи мои велицыи па-новя, слышите великую, крепкую13 любовь милого друга моего князя великого Ольга Резанского, видите, како един Олег владети Москвою не восхоте, но и мне, другу своему, поведати, яко и аз с ним владети имам Москвою». Яко безумнии, не ведят, что глаголют. Предстоящий же паны прикликнувши и реша к нему: «Подобно есть, государю, милости вашей владети Москвою, а сего гусаря Дмитрея згонити, а вся грады его себе разделити, злато же и сребро и все узорочие Московские земли пре-дати великому государю Мамаю. И рука ваша безмятежна царствовати имат». Слышав же сия словеса Ольгерд от панов своих, рад бысть зело и рече к ним: «Много отечества и имения имам даровати в земли Мос-ковстей». Они же падше14 покланишася ему. Паки же посла Ольгова почти честию великою и дав ему дары многи и отпусти его и рече: «Рци 15 милому другу моему, великому князю Ольгу Резанскому — ныне тя, друже, нарицаю господином единой земли Рязанстей, по малех же днех будем государи всей земли Московстей и тамо видетися имам, яко брата любезна. Землю же Московскую под нашу державу разделим, сами же радостно и безмятежно царствовати имам».
О горе безумным 16сим властелем,17 яко не разумеюще писания, еже отричет во главизне псаломстей: «Въскую шаташася языцы и без ума по-учишася тщетных, царие и князи*…». Ему же хощет бог, да вручит царьство.
По сем князь великий Ольгерд Литовский скоро отряди посла своего к Мамаю именем Бартяша,* человека родом Чесские земли, мужа мудра. И посла его скора и дав ему дары бесчисленны и многия, дары драгии зело. И книгу посла к нему сицеву: «Великому и грозному царю царем всесветлому царю Мамаю! Ольгерд, литовский князь, про твою милость присяжник, многа тя, припадая, молит. Слышах. господине, яко хощеши казнити улусы* своя и московского князя Дмитрея. Того ради моля тя* царю, яко велику беду сотворих твоему улуснику, Ольгу Резанскому, и мне тако же пакости дея. Молим тя оба, да приидет держава твоя царствия твоего, да от таких сих да видит смотрение нашей грубости».
Все 18 же сие глаголаху лестию на великого князя, а ркуще себе оба смеющеся: «Егда слышит Дмитрей имея нашу присягу к нему, то отбежит в Новгород Великий или на Двину, а мы сядем на Москве й на Коломне. Да егда же царь приидет, и мы ему все злато и сребро и все узорочие Московской земли царю изнесем и срящим его яко дары пред ним предложим. Се же взем царь, возвратитися, а мы княжние Московское разделим — ово к Литве,* ово к Резани,* а царь нам ярлыки* подает, нам и родом нашим по нас». Не ведяху бо, что глаголаху, яко не-смысленнии младии дети, аки не ведуще божия силы и владычня смотрения. Поистинне бо рече: «Аще бо кто держится добродетели — не может быти безо многих враг».
Князь же великий Дмитрей Иванович образ смиренномудрия нося, и смирен в высоких ища, а не чюя бывших сих ни единого совета, еже совещаша ближнии его о нем. О таковых бо пророк рече: «Да не помысли суседу своему зла, да не постигнет тебе кончина».* Давид же ясно глаголет в книзе псаломстей: «Изры, ископа яму, впадется сам в ню».*
По словесех сих приидоша книги от Ольгерда Литовского и от Ольга Резанского к безбожному царю Мамаю и дары ему вдаша от них и писание от треклятых царю поднесоша. И возрев царь в писание. И чая19 в себе обольсти пишут к нему в писании сем, и сице нача глаголати с- темными своими. И рече царь: «Разумею, яко сии писания облесть есть. Слышите, яко оставшим Дмитрея и обратися противу своея веры?». Они же разумеша, яко истинна, рекоша ко царю: «Ты, царю, во веки царствуй, мы разумеем, яко несть льсти от них. Но и боятся имени твоего грозного, а сий Дмитрей Московский и пред ними предступи и обиду им сотвори». Царь же к ним рече: «Аз мнех, яко во едином совокуплении будут на мя, ныне же разнество межу има. Имам бо присно на Русь быти». И писа20 писание им21 сицево: «Ольгерду Литовскому и Ольгу Резанскому! Елико писасте ко мне, на дарех ваших хвалю вам. Елико хощете22 отчины руские — тем дарю вас, но токмо присягу имейте ко мне. И ныне срящите мя со своими силами елико где успеете, да одолеете 22а своему недругу. А мне ваша пособь не удобна. Аще бы хотел своею силою, то бы древний Иерусалим пленил, якоже халдейский царь,* и на отчине вашей и вас рядих. Но моим именем,23 а вашею рукою разспу-жен будет Дмитрей, князь московской, да огрозится имя ваша в странах ваших. Мне бо, царю, достоит победити подобна себе и довлети ми царские почести. Сице тако ко князем своим рцете».
Послы же их возвратишася к нему и сказаша, яко: «Царь здравит вельми вам и захвали по велику». Они же скуднии умом возрадавашася о суетном совете, аки не ведый бога: кому же хощет, дает власть.
Не вем, что нареку. Аще быша были врази себе, то бы особь брань себе сотворили. Ныне же едина вера и едино крещение, а ко24 безбожному приложились, въкупе гонити хотят православную веру.
По сем же Ольгерд Литовский нача вопрошати посла своего Бартяша. И рече Ольгерд послу своему: «Вем тя, яко муж еси тверд разумом, воинская же приправления вся знаеши и много царства обычна ти есть. Каков есть великий царь Мамай? Мню, яко страшен есть вельми видети и воинство его крепко и много зело?».
Бартяш же к нему рече: «Милостивый государь мой! Аще ми пове-лиши, вся о нем истинне повем. Царь Мамай, господин, человек серед-ней возростом, разумом же не вельми тверд, в речи не памятлив, но горд вельми, воинство его бес числа много множество, но вси яко овцы бес пастыря, гордостию превознесени. Аще ли, господине, устремится противу их Дмитрей, князь московский, мню, господине, яко распудит их». Ольгерд же, слышав то слово, напрасно вскочи от места своего и приим в руце, сердитуя, меч свой, хотя убити Бартяша, посла своего, глаголюще: «Како смееши такие словеса глаголати про такого великого царя? Сему весь свет не может стояти противу».
Пановя же ею скоро сунувшеся 25и удръжаша26 Ольгерда, рекущи: «Престани, господине!». Бартяша отхватиша от него. И рече: «Что серди-туеши, господине, яко вопрошал еси сам об нем, и аз ти всю истинну изрекох про него!». Мнози же пановя ужасошася сердцем, слышавше о царе Мамае, яже сказаша им Бартяж всю истинну, «по видя и что слыша. Ольгерд же князь сердцем желая к Мамаю. И Олег тако же внимая. О таковых убо написа блаженный Лука евангелист во апостольских беседах и рече: «Жестоковыии, необрезанныи сердцем и ушесы, вы убо противистеся духу святому, каменносердечнии и коснии умом».* О сих же есть писано в книзе пророчестей, яко «отсекошеся от своея масличны и присадишися к пустынной лозе горцей и неплодной».*
