Е Басаргина - Жизнь за гранью жизни
Харон. Откуда ты выкопал, Гермес, эту собаку? Всю дорогу он болтал, высмеивал и вышучивал всех сидевших в лодке, и, когда все плакали, он один пел.
Гермес. Ты не знаешь, Харон, какого мужа ты перевез? Мужа, безгранично свободного, не считающегося ни с кем! Это Менипп! Харок. Если ты мне попадешься в руки... Менипп. Если попадусь, любезный: только два раза я тебе не попадусь.
Ахилл и Антилох
1. Антилох. Ахилл, что это ты говорил недавно Одиссею о смерти? Как это было неблагодарно и недостойно обоих твоих наставников, Хирона и Феникса! Я слышал, как ты сказал, что хотел бы лучше живым служить поденщиком у бедного пахаря, который скромным владеет достатком, чем царствовать над всеми мертвыми. Такие неблагодарные слова приличны, быть может, какому-нибудь трД-"у фригийцу,
чрезмерно привязанному к жизни, но сыну Пелея, храбрейшему из всех героев, стыдно иметь такой низменный образ мыслей. Этого никак нельзя согласовать со всей твоей жизнью: ведь ты мог бы долго, хотя без славы, жить и долго царствовать во Фтиотиде однако ты добровольно избрал смерть, соединенную со славой.
2. Ахилл. О сын Нестора! Тогда я еще не ведал, как здесь живется, и эту жалкую, ничтожную славу ставил выше жизни, так как не мог знать, что лучше. Теперь же я понимаю, что сколько там, на земле, меня ни воспевают, все равно от славы мне никакой пользы нет. Ведь среди мертвецов равноправие: нет больше ни моей красоты, Антилох, ни силы; все мы лежим, покрытые одним и тем же мраком, совсем одинаковые, и ничем друг от друга не отличаемся. мертвые троянцы не боятся меня, а мертвые ахейцы не оказывают уважения; мы все здесь на равных правах, все мертвецы похожи друг на друга "и трус и герой у них в равном почете". Вот это причиняет мне страдание, и мне досадно, что я не живу на земле, хотя бы как поденщик.
3. Антилох. Но что же нам делать, Ахилл? Так постановила природа, что все непременно должны умереть: нужно повиноваться этому закону и не противиться предустановленному. А затем, ты видишь, сколько нас, твоих товарищей, с тобой здесь, скоро и Одиссей, наверно, прибудет к нам. Пусть послужит тебе утешением общность нашей судьбы; утешайся тем, что не с тобой одним это случилось. Посмотри на Геракла, на Мелеагра, и других великих героев; из них ни один, я думаю, не согласился бы выйти на свет, если бы его посылали служить поденщиком к простому, нищему человеку.
4. Ахилл. Ты меня утешаешь, как друг, меня же не знаю как удручает воспоминание о жизни; думаю, что и все вы чувствуете то же самое. Если вы со мной не согласны и спокойно можете переносить это, - значит, вы хуже меня.
ЛУЧШЕ НЕТУ ТОГО СВЕТА?
Антилох. Наоборот, Ахилл, мы лучше; мы понимаем бесполезность наших слов и решили молчать терпеть и переносить свою судьбу спокойно, чтобы не смешить других, высказывая такие желания, как ты.
Диоген и Александр
1. Диоген. Что это, Александр? И ты умер, как все?
Александр. Как видишь, Диоген. Что же в этом удивительного, если я, человек, умер?
Диоген. Так, значит, Аммон солгал, говоря, что ты - его сын? Значит, на самом деле ты сын Филиппа?
Александр. Наверно, Филиппа: был бы я сыном Аммона, я бы не умер.
Диоген. Но ведь и про Олимпиаду рассказывали, будто она видела на своем ложе дракона, который сошелся с ней: от него-то, говорят, она и родила тебя, а Филипп обманывался, думая, что ты его сын.
Александр. И я тоже слышал об этом, но теперь вижу, что и мать, и прорицатели Аммона говорили вздор.
Диоген. Однако их ложь пригодилась тебе для твоих дел: многие трепетали перед тобой, считая богом.
2. Но скажи мне, кому ты оставил свою громадную державу?
Александр. Сам не знаю, Диоген: я не успел на этот счет распорядиться; только, умирая, передал мое кольцо Пердикке. Но чего же ты смеешься, Диоген?
Диоген. Я вспомнил, как поступала с тобой Эллада, как тебе льстили эллины, лишь только ты получил власть, - избрали тебя своим покровителем и вождем против варваров, а некоторые даже причисляли тебя к сонму двенадцати богов, строили тебе храмы и приносили жертвы, как сыну дракона.
3. Но скажи мне, где тебя македоняне похоронили? Александр. Пока я лежу в Вавилоне, уже тридцатый день, но начальник моей стражи Птоломей обещал, как только покончит с беспорядками, которые возникли после моей смерти, перевезти меня в Египет и там похоронить, чтобы таким образом я сделался одним из египетских богов.
Диоген. Как же мне не смеяться, Александр, в" дя, что ты даже в преисподней не поумнел и думаешь сделаться Анубисом или Осирисом? Брось эти мысли, божественный: кто раз переплыл на эту сторону озера и проник в подземное царство, тому больше нельзя вернуться. Жак ведь очень внимателен, да и с Кербером справиться не так легко.
4. Мне было бы приятно узнать, как ты себя чувствуешь, когда вспоминаешь, какое блаженство ты оставил на земле: всяких телохранителей, стражу, сатрапов, груды золота, и народы, боготворящие тебя, и Вавилон, и Бактрию, и зверей громадных, и почести, и славу, и торжественные выезды в белой диадеме на голове и в пурпурном платье. Разве тебе не больно, когда ты все это вспоминаешь? Чего же ты плачешь, ты, глупец? Даже этому не научил тебя мудрец Аристотель - не считать прочными дары судьбы?
5. Александр. Мудрец? Он хуже всех льстецов! Позволь уж мне знать все, что касается Аристотеля: чего он требовал от меня, чему меня учил, как он злоупотреблял моей любовью к науке, льстя мне и восхваляя меня то за красоту, которую он называл часть, добра, то за мои деяния, то за богатство; он Доказывал, что богатство - тоже благо, чтоб ему, таким образом, не было стыдно принимать подарки. Настоящий шут и комедиант! Все, чему научила меня его мудрость - это скорбеть, будто по величайшему благу, по всему перечисленному тобою.
6. Диоген. Знаешь, что сделать? Я посоветую тебе средство против скорби. Так как у нас не растет трава, что служит лекарством против безумия, тебе
ЛУЧШЕ НЕТУ ТОГО СВЕТА?
не остается ничего другого, как пить большими глотками воду из Леты, пить, и снова пить, еще. почаще; таким образом ты перестаешь скорбеть по Аристотелевым благам. Но смотри: Клит и Каллисфен и с ними целая толпа, все бегут сюда, хотят тебя растерзать в отмщение за то, что ты с ними сделал. Уходи же скорей по другой дороге и почаще пей воду Леты, как я тебе посоветовал.
Диоген и Мавзол
1. Диоген. Чем ты так гордишься, кариец? С какой стати ты посягаешь на первое место среди нас?
Мавзол. Оттого, синопец, что я - царь, царствовал над всей Карией, владел частью Лидии, покорил некоторые острова и подчинил себе почти всю Ионию вплоть до Милета. К тому же я был красив и высок ростом и в военном деле искусен. Особенно же значительно то, что в Галикарнасе надо мной возвышается громадный памятник, какого нет ни у кого из мертвых, ни с чем по своей красоте не сравнимый: кони и люди с поразительным искусством высечены на нем из прекраснейшего камня! такое великолепие нелегко найти даже среди храмов. Разве я не прав, что горжусь этим?
2. Диоген. Своим царством, ты сказал, своей красотой, и тяжестью надгробного памятника? Мавзол. Конечно, этим.
Диоген. Но, прекрасный Мавзол, у тебя нет больше ни твоей силы, ни красоты. Если бы мы обратились к кому-нибудь, чтобы он рассудил, кто из нас красивее, я не знаю, на каком основании он мог бы твой череп поставить выше моего: оба они у нас плешивы и голы, одинаково у нас обоих обнажены все зубы, одинаково пусты глазные впадины, одинаково мы сделались курносыми. Что же касается твоего памятника и великолепных мраморов, то они, могут для галикарнасцев служить предмето^^
гордости перед чужестранцами, что, дескать, у них стоит такое громадное сооружение; а тебе, милейший, что пользы в том, я не знаю, разве только что ты, лежа под такой каменной громадой, выдерживаешь на себе большую тяжесть, чем мы.
3. Мавзол. Значит, все это ни к чему? Мавзол будет равен Диогену?
Диоген. Нет, не равен, почтеннейший, совсем нет. Мавзол будет плакать, вспоминая земные блага, которыми он думал насладиться, а Диоген будет над ним смеяться. Мавзол скажет, что его могилу соорудила в Галикарнасе его супруга и сестра Артемисия, а Диоген не знает даже, есть ли у его тела вообще какаянибудь могила: он об это не заботился. Зато после себя он оставил среди лучших людей славу человека, жившего, о последний из карийских рабов, жизнью более высокой, чем твой памятник, и основанной на более твердой почве.
В царстве Осириса
Теперь рассмотрим подробнее воззрения египтян на смерть и загробную жизнь. Представления о загробном мире в одной части страны существенно расходились с бытовавшими в других ее областях. Менялись они и на протяжении веков.
По представлению египтян, человек состоят из тела - "хэт", из души "ба", из другой души "хайбет" - тени, затем из мумии (сах), которую делают после смерти, из имени "рэн" и, наконец, из "ка". Что касается "ка", то она соответствует по своей форме двойнику человека. "Ка" рождается вместе с человеком, сопровождает его в течение всей его жизни, всюду следует за ним, составляет часть его сущности, его личности и после его смерти продолжает жить с ним в могиле. В египетских гробниЦах самый гроб, в котором помещалась мумия, представлял собою копию изображения самого человека;
