Яков Раз - Мой брат якудза
Чего он так на меня пялится? Если я сейчас просто уйду, я — не мужчина. Как я посмотрю в глаза пацанам, что я им скажу? Но босс не разрешает. Говорит, нельзя затевать личных драк. Наказание будет суровым. Но я ведь не могу уйти сейчас. Этот урод, конечно, из Ямада-гуми, сябу так и прет из этих мерзких ноздрей. Босс запретил, ну и что? И вообще, эти боссы сегодня слишком уж дипломатичные, слишком уж мягкотелые. Соперник готов на меня напасть, вот он идет на меня, сейчас достанет нож. Как я могу продолжать просто идти? Нет, я не боюсь, я его разорву, я разорву его.
И они сцепились. Человек рвет кожу на человеке, оголяется мясо, и кровь капает на дорогу, разрастаясь в большую лужу посреди асфальта. И ни души вокруг. Оба валяются на дороге. Их кровь перемешалась, и непонятно, что происходит.
И вот кто-то кому-то рассказал, возник переполох. Молодые парни с обеих сторон раздирают друг друга. Их матери ничего об этом не знают, но молятся божеству Каннон, чтобы оно смилостивилось над этим безжалостно пылающим огнем. О Каннон! Пожалуйста!
Так начинается война. На следующий день двое нападают на офис босса из соперничающей семьи и обстреливают символ семьи. На другой день двое нападают на группу молодых парней из этой семьи в одном из переулков на Синдзюку. Еще немного, и начнется настоящая война. Нельзя знать, куда она приведет.
И тогда — телефонный разговор между двумя боссами. Они понимают. Да, да, эта современная молодежь. Извините. Нет, это я должен извиняться. Нет, нет, это я… Мы ведь за мир. А как поживает ваша дочка? Да, у меня все в порядке. Да, спасибо, спасибо, до встречи на похоронах Номуры.
Босс звонит своему сыну, который оповестит своего младшего брата, который оповестит своего младшего брата, который скажет своему молодчику, затеявшему драку, что тот совершил необдуманный поступок, что в якудза так не поступают. И тогда…
В тот же день молодчик приходит в офис семьи. Глубоко кланяется всем присутствующим. Просит большой кухонный нож, садится за стол, достает белую салфетку, кладет левую руку на стол. Расставляет пальцы своей красивой, гладкой и молодой руки. Дрожащей правой рукой обвязывает салфеткой мизинец. Смущенно смотрит вокруг. Присутствующие смотрят на него решительными взглядами. Делай то, что нужно сделать, говорят эти взгляды, и хватит дрожать. Чем быстрее ты это сделаешь, тем легче будет, дурень.
Никто из них не стоит рядом с ним. Они знают, что произойдет.
Парень отодвигает мизинец от остальных пальцев. Берет большой кухонный нож, который познал уже очень много мизинцев. Кладет острие ножа слева от мизинца, напротив первого сустава.
Парень кричит: «Оябун!! Простите меня за причиненный стыд! Простите меня!!!»
Он закрывает глаза и с криком «ООО!!!» одним взмахом резко опускает нож на сустав мизинца.
Сустав отлетает, и из пальца хлещет кровь, как из трубы, которую прорвало. На парне нет лица. Все вокруг него расплывается, и в глазах темнеет. Он пытается завязать то, что осталось от пальца, но теряет сознание. Красное пятно раскрашивает салфетку и становится все больше и больше.
Кто-то берет обрубок, заворачивает его в белую материю, кладет рядом с парнем. Кто-то брызгает на него водой, кто-то бьет его по щекам, кто-то трясет его. Вставай, мужик!
Когда парень очнется, то пойдет к дому босса. Он встанет на колени и глубоко поклонится, стоя у двери, даже если там никого не будет. Он оставит обрубок мизинца, завернутый в белую ткань, и нож, покрытый коричневыми пятнами. Он уйдет оттуда, гордый и униженный.
Босс возьмет обрубок мизинца. Кто-то промоет этот образец и поместит его в маленькую бутылочку с формалином. Босс поставит бутылочку на полку рядом с пятнадцатью такими же. Он был бы рад отменить этот устаревший обычай, он ведь понимает, что надо шагать в ногу со временем.
— ?
— Я помещаю обрубки мизинцев в формалин и расставляю их в шкафу, в бутылочках от лекарств. Ряд за рядом, как вы видите, там, наверху. Нужно сначала смыть с них кровь и затем поместить в жидкость. Раз в несколько месяцев я нахожу их у двери, но меня уже давно не тошнит.
Об этом мне рассказывает «мама» Миоко, подруга Тецуя и мать его ребенка.
— Это поступок мужчины, который проштрафился, как говорят они, мужчины. Но ведь мужчина без мизинца не может по-настоящему держать большой самурайский меч. Может быть, это уже неважно, потому что на мечах уже давно никто не дерется.
Сейчас я сама как мужчина. Много лет назад я была танцовщицей в ночном клубе в городе Сэндай. Я пела, танцевала, иногда исполняла стриптиз. Это было до того, как встретила Тецуя и ступила с ним на этот путь. Он уходил и приходил, уходил и приходил. Исчезал без предупреждения и возвращался через много дней. Уставший, иногда с новыми шрамами. Спрашивал о моем самочувствии, тревожился за ребенка. Но никогда не говорил ни слова о том, что произошло там, в тех потемках, куда он уходит. И сегодня он уходит и приходит, уходит и приходит. И нет предела одиночеству, написанному у него на лице, когда он возвращается из этих поездок, о которых нельзя спрашивать.
Ко мне приходят его сыновья-кобун, когда у них появляются проблемы или когда они боятся Тецуя. Я навещаю их в тюрьме, ношу им передачки, их любимые газеты. Улыбаюсь им. Ведь у большинства из них нет матери, которая придет навестить. И даже если она придет, то не будет улыбаться, а будет только молчать или плакать. Я улыбаюсь им. Даже когда они вырастают, то все равно остаются маленькими детьми, поверьте мне.
…Никогда не спрашивайте женщину якудза, счастлива ли она. Очень редко я встречаюсь с женщинами других якудза. Но в основном я общаюсь с мужчинами. Знаю всех мужчин — сыновей, братьев, дядьев, босса Окаву. Иногда я сама становлюсь мужчиной. А когда Тецуя сидит в тюрьме, я становлюсь сильным мужчиной.
Исповедь босса ОкавыВоспринимайте нас, как обычный мир. Обычный, понимаете. Точно такой же, как и ваш. И в нашей среде порой необходима дипломатия. В начале восьмидесятых я понял, что положение в нашем районе Токио невыносимое. Шли войны за обладание землей. И под конец появились враги извне, Ямада-гуми из Кансая, которые до того момента не осмеливались внедряться сюда. Они начали угрожать нам. Надо было что-то предпринять до того, как мы все друг друга перережем и полиция найдет повод испортить нам жизнь.
Я сделал два хода, уладил вопрос с полицией и между нами. Это заняло годы, долгие годы разговоров и убеждений, как внутри, так и снаружи. Я хотел, чтобы они смотрели вперед. Все, включая полицию. Чтобы смотрели в будущее. Я проводил долгие заседания с главами токийских семей, в особенности с боссом Инагавой, главой самой большой семьи в Токио. Надо было срочно восстановить мир.
В последние время, когда полиция начала строить препоны бакото, азартным игрокам во всем, что связано с игорным бизнесом и другими их делами, они начали внедряться в дела нашей семьи. Начались проблемы и войны. И вот тогда я вмешался.
С помощью различных дипломатических мер мне удалось уговорить всех крупных глав семей на обговоренное распределение районов и префектур на всей территории Канто. Мне также удалось разработать механизм контроля и связи между главами семей с целью предотвращения ненужных войн, которые развязываются из-за мизерных ссор между представителями двух разных семей.
Раз в год, двадцатого февраля, мы, главы больших семей, собираемся в гостинице «Нью-Отани». Конечно, полиция в курсе дела, ведь нельзя же провести такую встречу секретно. И там, во время большого праздничного обеда, мы обновляем наше соглашение. Тецуя, принеси фотографии! Договор о мире, который я составил пять лет назад, обновляется каждый год официально. С тех пор как был подписан этот договор, в районе Токио не было ни одной войны. Зато посмотрите, что происходит в районе Кансай!
Помимо ежегодной встречи, есть ежемесячные встречи небольшого масштаба. Они являются чем-то вроде механизма сохранения договора, контроля и координации движений между большими семьями Токио и его окрестностей. Посмотрите, вот фотографии. Это главы больших семей Токио.
Полиции я предложил сотрудничество в тех областях, где это было возможно. Например, порядок на улицах. Мы очень часто помогаем им в этом вопросе. А также смотрим за состоянием улиц, их видом. Например, наши офисы. Из-за того что наши офисы находятся в офисных зданиях, которые иногда расположены в жилых районах, я установил правила поведения в офисах. Офис открыт с десяти до шести, мои сыновья-кобун ходят туда в костюмах и при галстуках. Нет криков, нет необузданного поведения, нет девочек. Мы не мешаем окружающим, и у них нет повода мешать нам.
Или, например, церемонии выхода из тюрьмы. В прошлом, если освобождался человек высокого ранга, мы приезжали в тюрьму на десятках машин, перекрывали движение в районе, вели себя громко и нагло. Это служило полиции достаточным поводом для того, чтобы помешать нам. Сейчас же мы проводим церемонии рано утром, паркуем машины вдали от задних ворот тюрьмы, без шума. Так мы пошли навстречу полиции и обществу. Если нет необходимости, то не беспокоим их. В этом смысле мы ведем себя, как наши предки, жившие в период Эдо. Они говорили: «Когда катаги идет по правой стороне дороги, уступи ему место и иди по левой стороне». Мы должны делать свои дела тихо и без лишней показухи. Это более разумно, порядочно и прибыльно.
