Роберт Каплан - Муссон. Индийский океан и будущее американской политики
На Аравийском побережье Пакистана издавна кипят сепаратистские страсти. И белуджи, и синдхи – этнические и географические образования, имеющие историю богатую и почтенную. Внутри этих народов гораздо меньше противоречий, чем внутри государства, существующего на их земле с 1947 г. И для белуджей, и для синдхов независимость от Великобритании обернулась горькой иронией: сопротивляясь пенджабскому засилью долгие столетия, они внезапно очутились под властью пенджабцев, когда возникло новое государство – Пакистан. Если пенджабцы чтили историческую память о древних могольских правителях, то белуджи и синдхи рассматривали Великих Моголов как угнетателей – ибо, исключая периоды владычества Моголов, средневековых арабов и, в качестве краткой интерлюдии, Махмуда Газневи (XI в.), синдхи, например, оставались независимы; их страной, именовавшейся Синдху-Деш, правили местные династии [7].
Возобновились разговоры о грядущей конфедерации белуджей и синдхов. Их ненавязчиво поощряла Индия. Две области как бы дополняют друг друга: Белуджистан обладает природными ресурсами, а Синд – промышленной базой. За последние десятилетия 6 млн белуджей поднимали четыре восстания против пакистанской военщины, экономической и политической дискриминации. Самое страшное из четырех вооруженных столкновений, в котором сражались примерно 80 тыс. пакистанских солдат и 55 тыс. белуджских воинов, длилось с 1973 по 1977 г. Белуджи вспоминают о тех временах со страхом и гневом. Как пишет Зелиг С. Гаррисон, эксперт по южно-азиатским вопросам, в 1974 г. пакистанские войска, «разъяренные неспособностью обнаружить партизанские отряды белуджей, укрывавшиеся в горах, бомбили, расстреливали с воздуха и жгли напалмом поселки, где жило примерно 15 тыс. белуджских семей… пока не вынудили партизан покинуть свои убежища, чтобы встать на защиту женщин и детей» [8].
То, что Гаррисон определяет как «ползучий геноцид», продолжалось и в нынешние дни. Белуджи тысячами бежали в 2006-м из селений, атакованных пакистанскими реактивными истребителями F-16 и боевыми вертолетами «Кобра». Затем начались многочисленные, организованные правительством похищения молодых белуджей, исчезавших без вести. Совсем недавно по меньшей мере 84 тыс. людей стали беженцами в результате продолжающегося конфликта [9]. В том же 2006 г. пакистанские военные убили белуджского предводителя Акбар-хана Бугти. Коль скоро правительственная тактика ужесточилась, белуджские воины сплотились в истинное национально-освободительное движение. Пришло новое, лучше вооруженное поколение – образованных, зажиточных белуджей, выходцев из тамошней столицы, Кветты, и других городов. Средствами их снабжали соплеменники – белуджи, обитающие в странах Персидского залива. Этим бойцам удалось в существенной степени покончить с вековым проклятием белуджей, племенной междоусобицей, которую умели раздувать себе на пользу и пенджабцы из числа пакистанских военных, и другие притеснители.
Как сообщает International Crisis Group, Группа борьбы с международными кризисами, восстание вышло за региональные, племенные и классовые рамки [10]. Согласно заявлениям Пакистана, индийская разведка содействовала и поныне содействует белуджам, поскольку индийцы, безусловно, выигрывают от того, что пакистанские вооруженные силы скованы, противодействуя мятежникам-сепаратистам [11]. В качестве ответной меры пакистанские военные столкнули радикальные исламские партии со светскими националистами-белуджами. В регионе, где фундаменталистские страсти буквально кипят, «Белуджистан предстает, – по словам одного из белуджских деятелей, – единственной светской областью между Афганистаном, Ираном и Пакистаном; землей, где никогда не было религиозного экстремизма» [12].
Белуджи составляют лишь 3,57 % от 172 млн жителей Пакистана, но львиная доля пакистанских полезных ископаемых, включая медь, уран, перспективные нефтяные и газовые месторождения, находится в Белуджистане. Хотя свыше трети пакистанского природного газа добывают именно здесь, Белуджистану достается лишь малая толика – из-за бедности; а ведь пакистанская экономика зависит от природного газа чуть ли не больше любой другой [13]. Вдобавок, поясняет Зелиг Гаррисон, верховное правительство не просто скудно платило провинциям за добытый природный газ, а еще и отказывало им в средствах, нужных для промышленного и общественного развития.
Получается, что скандал с гвадарскими земельными участками и боязнь того, что город приберут к рукам пенджабцы, завершают долгую повесть об угнетении. Желая попробовать происходящее на вкус, я повстречался в Карачи, на противоположной оконечности Макранского побережья, с одним из белуджских вождей-националистов.
Местом первой встречи стала закусочная Kentucky Fried Chicken в Клифтоне, одном из районов Карачи. У входа маячил наемный охранник, вооруженный дробовиком и резиновой дубинкой: в такие заведения фастфуда, от которых так и тянет американским духом, террористы уже бросали бомбы. Внутри сидели молодые люди, одетые как на западный лад, так и в отглаженные белые камизы и шальвары. Одни были свежевыбриты, другие, согласно мусульманским религиозным правилам, отращивали длинные бороды. При этих различиях на всех молодых людях лежал отпечаток цивилизованности. Перед каждым стояла жареная курица и стакан пепси. Молодежь почти не прекращала разговаривать по сотовым телефонам и набирать эсэмэски. Из громкоговорителей дребезжали гитары и гремели барабаны: звучала «бхангра», поп-музыка индо-пакистанских пенджабцев… В этот приют рафинированного общества нежданно ворвались пятеро белуджей, на которых были мятые и грязные камизы, тюрбаны и пробковые шлемы. Под мышками у каждого были зажаты пачки газет, журналов и брошюр – в том числе и выпуск The Herald с редакционной статьей о Гвадаре.
Группу возглавлял генеральный секретарь Белуджского общества благосостояния Низар Белудж. У него были непослушные черные волосы и густые усы, а пальцы выбивали дробь на столешнице, пока Низар просвещал меня.
– Пакистанская армия, – начал он, – самый крупный захватчик земель. Она за гроши отдает пенджабцам все побережье Белуджистана. Пенджабские вояки носят мундиры, а на самом деле они – обычные террористы, – продолжил мой собеседник. – В Гвадаре их армия орудует как мафия: подделывает земельные реестры. Они говорят, будто у белуджей нет бумаг, подтверждающих землевладельческое право, – а мы здесь живем долгие столетия.
Низар добавил: он вовсе не против строительства и расширения, он сторонник диалога с пакистанскими властями, но…
– Но если мы заявляем о своих правах, они твердят: работаете на Талибан! Мы угнетенный народ…
Низар не повышал голоса, но выбиваемая пальцами дробь делалась чаще и громче:
– …Дальше можно только сражаться, другого выхода нет. Весь мир сейчас говорит о Гвадаре. Все высокопоставленные политики этой страны замешаны в совершаемых тут преступлениях.
Затем он заявил:
– Как бы ни пытались они сделать из Гвадара второй Дубай – не получится. Встретят сопротивление. Будущим трубопроводам, протянутым в Китай через белуджские земли, несдобровать. Коль скоро нарушаются наши права, ничему и никому несдобровать.
Это не было случайной, пустой угрозой. Другие националисты говорили, что восставшие белуджи примутся подкарауливать и убивать едущих сюда китайских рабочих – и тогда всей гвадарской затее конец [14].
Наш разговор подготовил меня к встрече с Навабом Хаир-Бакш Марри, вождем белуджского племени марри, без малого 60 лет сражавшимся против правительственных войск. Незадолго до того пакистанские солдаты убили его сына[29]. Марри принял меня в Карачи, на своей роскошной вилле: толстые внешние стены, исполинские растения, богатая и вычурная мебель, слуги и телохранители, отдыхающие на коврах, постеленных в саду. Марри был стар и сморщен, опирался на трость, носил длинное одеяние и бежевый пробковый шлем с широкими выемками, отличавшими его от шлемов, которые носят синдхи. Он угощал меня разнообразными местными лакомствами и говорил на грамматически правильном английском языке, слегка запинаясь и чуть шепелявя. В сочетании с одеждой и обстановкой это придавало Навабу известное величественное обаяние.
– Если мы продолжим сражаться, – мягко сказал он, – вспыхнет интифада, подобная палестинской. Меня ободряет и утешает мысль о том, что молодое поколение белуджей продолжит партизанскую войну. Пакистан не вечен. И вряд ли просуществует долго. Британская империя, Пакистан, Бирма – все это государства преходящие. После того как в 1971-м Бангладеш отделилась от Пакистана, – так же мягко и наставительно продолжил Марри, – единственным живым началом в стране осталась империалистическая мощь пакистанской армии. Восточная Бенгалия [Бангладеш] была важнейшей составной частью Пакистана. Бенгальцев было достаточно много, чтобы противостать пенджабцам, но вместо этого они отпали, зажили самостоятельно. И теперь белуджам осталось только драться.
