Дэниэл Смит - Думай, как Эйнштейн
И вот наконец в 1915 году он разгадал все тайны Общей теории, распутав клубок взаимоотношений пространства, времени, энергии и материи. И сам назвал свое детище «теорией несравненной красоты». В ньютоновском мире пространство и время были неизменными, а сила гравитации неким мистическим образом существовала отдельно от них. В эйнштейновском мире, однако, и пространство, и время изменялись под действием гравитации и сами же влияли как на нее, так и на все объекты и события в пределах ее господства. Как писал Макс Борн, эта теория – «величайший подвиг человеческого мышления перед лицом природы, самое удивительное сочетание философского постижения, физической интуиции и математического мастерства».
Прикрывай спину
Нобелевская премия – если мы разведемся и если я ее получу – будет полностью передана тебе.
Альберт Эйнштейн, 1918Упорство, с которым Эйнштейн формулировал Общую теорию относительности, – лишь очередное доказательство его способности потрясающе стойко переносить все трудности и препоны злодейки-судьбы. Инстинктивная вера в то, что он на верном пути в развитии своих идей, всегда оказывала ему неоценимую службу.
Непонятно, впрочем, сражался ли он с этими трудностями как-то осознанно. С ранней юности он с удовольствием пробирался по жизни своим, никем не проторенным путем, преследуя собственные интересы и не боясь громко заявлять миру о намерениях – как, например, в случае с его решением отказаться от немецкого гражданства, не дожив и до двадцати лет. Уже став взрослым, он заводил широчайший круг друзей и знакомых, где бы ни доводилось жить, и, как мы уже не раз замечали, не испытывал особых проблем в общении с противоположным полом.
Цитата, вынесенная в эпиграф этой главы, – возможно, самая яркая демонстрация его напускной храбрости в личной жизни. Обещание это он сделал Милеве в 1918 году – после того как уже несколько лет она не давала ему развода (что указывает на его страстное желание разойтись с нею официально). К февралю 1919 года их развод наконец состоялся, и в 1922 году вся оговоренная сумма оказалась у нее на счету. И хотя можно только гадать, каким гротеском обернулась бы ситуация, не получи он Нобелевской премии, – история насчитывает очень мало претендентов на эту награду (как до, так и после Эйнштейна), настолько уверенных в себе, чтобы так нагло распоряжаться деньгами еще до их получения.
И все-таки, раздвигая границы человеческого познания, Эйнштейн пережил немало страданий и сомнений. О своих метаниях в процессе работы – от агонии к восторгу и обратно – он поведал на лекции в университете Глазго в 1933 году:
Все тревожные попытки найти во тьме истину, которую чувствуешь, но не можешь выразить; все неодолимые желания, сомненья в себе и дурные предчувствия, преследующие тебя до тех пор, пока не достигнешь окончательной ясности, – всё это может быть понято лишь теми, кто это испытывал.
Его успех как физика-теоретика в огромной степени объясняется упорным нежеланием отступать даже там, где другие давно бы уже свернули с пути под гнетом неудач и разочарований. Хотя это вовсе не значит, что он продолжал слепо идти вперед, когда все указывало на необходимость смены курса. Эйнштейн понимал, что без ошибок не обойтись (ведь при битве на передовой человеческого познания они просто-напросто неизбежны), но что еще важнее, учился на этих ошибках – и либо вносил в свой маршрут коррективы, либо возвращался на старт и начинал все сначала.
Так случилось и с Общей теорией относительности, процесс создания которой от первоначального замысла до финальной публикации занял у Эйнштейна почти десять лет. За это время ему пришлось осваивать принципиально новые системы в математике (которая, как мы уже замечали, давалась ему не всегда легко) – и если один подход оказывался ложным, не опускать рук, а подбирать какой-то иной.
Когда было нужно, он без ложной гордости просил помощи у других. Полагают, будто Эйнштейн часто разрабатывал необычные идеи, от которых другие давно отказались, потому что работал один. Похоже, он мог особенно долго оставаться убежденным в верности своих предположений, поскольку не был окружен чужими сомнениями. И все же, если того требовали обстоятельства, он с удовольствием обращался к тем, кто мог бы помочь ему продвинуться вперед. Так, в 1915 году он убедился, что вычисления, которыми он пользовался, некорректны. «Боюсь, что сам я не смогу найти, где ошибка, – признался он тогда своему другу, инженеру Мишелю Бессо. – В этих вопросах мои мозги тонут, как в канаве».
Пока он сражался с демонами в собственной голове, растущая слава также вынуждала его обороняться от вопросов и огульной критики, с которой на него нападали публика и журналисты, слишком часто не понимавшие истинного смысла его работ. Так, в 1919 году газета «New York Times» (которая, по большому счету, долго поддерживала Эйнштейна) в своей редакторской колонке предположила, что его Общая теория способна подорвать основы человеческого мышления. Немало было и тех, кто искажал его идеи сознательно, из собственных идеологических побуждений. Не говоря уже о том, что ученые всего мира то и дело пытались проверить его теории на практике – кто из обычного научного любопытства, а кто из профессиональной ревности.
Пожалуй, самому серьезному испытанию постулаты Эйнштейна подвергались в период, когда вслед за Общей теорией относительности он предложил миру еще и Единую теорию поля – проект, которому явно недоставало согласованности с его предыдущими работами. Но несмотря на это, Эйнштейн упорно отстаивал важность этого исследования, которое, как он чувствовал интуитивно, готовило почву для новых открытий в науке ближайшего будущего[10].
Но как бы там ни было, Эйнштейн никогда не продавал себя слишком дешево. Хотя стремление к материальной выгоде не играло движущей роли в его карьере, он любил житейский комфорт и всегда претендовал на достойную оплату своих услуг – будь то месячное жалованье профессора или разовая лекция в университете. Зная, в какой нестабильности он пережил начальный период своей карьеры, кто мог бы винить его за стремление обеспечить себе должный уровень безопасности?
И все-таки однажды несокрушимая, казалось бы, самоуверенность Эйнштейна была поколеблена. В 1917 году, распространяя свою Общую теорию относительности на весь космос в целом, он вывел так называемую «космологическую постоянную», которая, насколько он верил, должна объяснить, почему вселенная под воздействием сил тяготения не схлопывается в одну точку. Позже он отрекся от этого хода мысли, назвав его «величайшей глупостью» всей своей жизни. Однако в сегодняшней науке космологическая постоянная вновь вошла в обиход – и рассматривается как серьезное оружие в битве за понимание феномена расширяющейся вселенной. Даже гению иногда свойственно колебаться, и эта история лишь в очередной раз доказывает, что иные ошибки бывают гораздо важнее чьих-то великих свершений.
Нобелевская премия
Эйнштейн возвышается над современниками так же, как когда-то Ньютон.
Артур ЭддингтонИстория о присуждении Эйнштейну Нобелевской премии напоминает чудесную сказку, в которой мировое научное сообщество выступает, мягко скажем, не в лучшем виде. Скорее, она показывает, насколько революционными явились работы Эйнштейна и какой любопытный вызов тот бросил как своим научным оппонентам, так и противникам-антисемитам.
Нобелевскую премию за 1921 год Эйнштейну вручили в 1922-м. Произошло это потому, что в 1921 году Нобелевский комитет решил, что ни один из номинантов не соответствует критериям, установленным волей Альфреда Нобеля. Зачем же было назначать премию задним числом? За исследования по относительности Эйнштейн, как и ожидалось, был номинирован в 1921-м. Но члены наградного комитета не смогли прийти к согласию по вопросу, можно ли считать его теорию «открытием или изобретением», как того требовали условия Нобеля. Противники кандидатуры Эйнштейна заявляли, что его выводам недостает экспериментально-практических доказательств, а потому вся проделанная им работа – скорее «теория», которая «выдвинута», нежели «закон», который «открыт». И это несмотря на то, что результаты наблюдений Эддингтона за солнечным затмением двумя годами ранее получили широкое признание как доказательства гипотезы Эйнштейна.
Впервые Эйнштейн был номинирован на Нобелевскую премию в далеком 1910-м – его имя выдвинул Вильгельм Оствальд, профессор Лейпцигского университета, ставший лауреатом за год до того. Номинация эта была для Эйнштейна очень лестной – ведь еще десятью годами ранее Оствальд отклонил прошение Эйнштейна о работе (к чести профессора, тот признал, что слишком поторопился с оценкой способностей молодого ученого). С тех пор минуло двенадцать лет, и Нобелевский комитет просто не смог игнорировать человека, который стал известнейшим из всех живых ученых земли. Французский физик Марсель Бриллюэн, голосуя за Эйнштейна в 1922 году, написал: «Представьте себе на мгновение, что скажут через пятьдесят лет, если имени Эйнштейна не окажется в списке лауреатов Нобелевской премии». Осознав, что непризнание кандидатуры Эйнштейна может негативно сказаться на репутации самой премии, члены комитета решили найти какой-нибудь компромисс.
