Коллектив авторов - Сравнительное правоведение. Национальные правовые системы. Том 1. Правовые системы Восточной Европы
Судьбы этих государств свидетельствовали о недопустимости тех законов, которые устанавливали «могущественные и несмешанные власти», поскольку «государство должно быть свободным, разумным и дружественным самому себе; законодатель должен давать законы, имея в виду именно это».[16]
Если эти требования нарушались, государство превращалось «в сожительство граждан, где одна их часть владычествует, а другая рабски повинуется».[17]
Чтобы не допустить такого правового развития, правители должны были стать «служителями закона». Доказывая эту мысль, философ писал: «Не ради нового словца назвал я сейчас правителей служителями законов, я действительно убежден, что спасение государства зависит от этого больше, чем от чего-то иного. В противном случае государство гибнет. Я вижу близкую гибель государства, где закон не имеет силы и находится под чьей-либо властью. Там же, где закон – владыка над правителями, а они – его рабы, я усматриваю спасение государства и все блага, какие только могут даровать государствам боги».[18]
Второе основное условие спасения государства: надлежащее устройство судебной власти.[19]
Третье условие – добровольное принятие законов, поскольку ни один государственный строй не может долго продержаться, если его опорой стали постоянное насилие и произвол, подавляющие волю подданных.[20]
Наиболее ярко античное сравнительное правоведение предстало в работах Аристотеля. Он не только существенно расширил его границы, сопоставив государственное устройство 158 государств и полисов, в том числе Крита и Спарты, Афин и Коринфа, Карфагена и Македонии, Персии и Египта, но и решительно отверг умозрительные подходы Сократа, Платона, других философов, которые пытались создать оторванные от жизни концепции идеального государства и права.
Основной сравнительно-правовой труд Аристотеля, дошедший до наших дней, – «Политика», в котором философ рассмотрел вопросы, касающиеся экономического устройства, форм правления, общей теории полиса, причин крушения и путей укрепления государств, идеального государственного устройства.
Целью любого государства, писал философ, является достижение высшего блага – справедливости,[21] поскольку «понятие справедливости связано с представлением о государстве, так как право, служащее мерилом справедливости, является регулирующей нормой политического общения».[22]
Справедливость требует, продолжал Аристотель, «чтобы все равные властвовали в той же мере, в какой они подчиняются, и чтобы каждый поочередно то повелевал, то подчинялся. Здесь мы уже имеем дело с законом, ибо порядок и есть закон. Поэтому предпочтительнее, чтобы властвовал закон, а не кто-либо один из среды граждан. На том же самом основании, даже если будет признано лучшим, чтобы власть имели несколько человек, следует назначать этих последних стражами закона и его слугами… Кто требует, чтобы властвовал закон… требует, чтобы властвовало только божество и разум, а кто требует, чтобы властвовал человек, привносит в это и животное начало… Таким образом, ясно, что ищущий справедливости ищет чего-то беспристрастного, а закон и есть это беспристрастное…»[23]
Вместе с тем Аристотель предупреждал, что законы, даже самые идеальные, не могут сами по себе обеспечить благоденствия государства. Необходима правильная организация государственного устройства, включающая в себя три составные части: «законосовещательный орган, рассматривающий дела государства», государственные чиновники и суды.[24]
Многое зависело от искусства правления. Примером этому мог служить Солон, который, сочетая «силу с правом»,[25] утвердил порядок властью закона. Не менее важным было воспитание граждан. «Никакой пользы, – утверждал Аристотель, – не принесут самые полезные законы, единогласно одобренные всеми причастными к управлению государством, если граждане не будут приучены к государственному порядку и в духе его воспитаны».[26]
Идеальным же, в представлении философа, был тот государственный строй, который давал возможность каждому «благоденствовать и жить счастливо».[27]
Новые страницы сравнительного правоведения были написаны Полибием. Его «Всеобщая история» была создана в период расцвета Римской империи, когда впервые право предстало в общем контексте всемирно-исторического развития. Как писал Полибий, «раньше события на земле совершались как бы разрозненно, ибо каждое из них имело свое особое место, особые цели и конец. Начиная же с этого времени история становится как бы одним целым, события в Италии и Ливии переплетаются с азиатскими и эллинскими, и все сводится к одному концу».[28]
Развивая теорию общей судьбы, Полибий доказывал, что право всех государств подчиняется единым законам циклического развития. Существующие формы «естественным» образом сменяют друг друга. Так, на смену первичных форм монаршей власти приходит царская власть, которая, в свою очередь, со временем вырождается в тиранию. На смену тирании приходит аристократия, а вслед за ней – олигархия. И наконец, утверждается демократия, чтобы через три поколения подвергнуться разложению. Устанавливается власть толпы, которая вновь рождает первичные формы монаршей власти.[29] Каждая из форм государственного устройства в своем развитии проходит пять стадий: зарождение, возрастание, расцвет, изменение, завершение.[30] Действие законов цикличного развития от рождения к смерти может быть прервано, если в государственном устройстве будут сочетаться преимущества разных форм, что придаст ему равновесие.[31] Примером такой смешанной формы был Ахейский союз, который, как отмечал Полибий, имел «надежнейшую опору в равенстве и милосердии».[32]
Следующая новелла его сравнительного подхода – широкая трактовка права. Он убеждал, что основу государственного устройства составляют не только законы, но и нравы, обычаи, религиозные установления. Так, прочность государственного устройства Рима во многом объяснялась тем, что она основывалась на страхе перед богами. Народ, писал Полибий, исполнен легкомыслия, противозаконных стремлений. Удержать его может только религия.[33]
Следующий шаг в развитии сравнительного правоведения сделал Страбон, который впервые представил в книге «География» общую панораму правового пространства и его достаточно большую однородность. Законы и обычаи одних народов нередко заимствовались другими. Зачастую они совпадали. Так, описывая обычаи одного из иберийских племен, Страбон отмечал, что брак у них совершался, как у греков, и что некоторые их обычаи имели сходство с обычаями, существовавшими в древности у египтян.[34]
Особое место в «Географии» Страбона занимает рассказ о законодательстве древнего Крита. По словам географа, древний законодатель Крита исходил из той предпосылки, что свобода – это «высшее благо государства»:
«Ведь только одна свобода делает блага собственностью тех, кто приобрел их, тогда как блага, приобретенные в рабстве, принадлежат правителям, а не управляемым. Те, кто обладают свободой, должны ее защищать. Далее, согласие возникает только там, где устранены раздоры, проистекающие от своекорыстия и роскоши… Если граждане ведут умеренную и простую жизнь, то нет у них ни зависти, ни заносчивости, ни ненависти по отношению к равным себе».[35]
По мнению географа, правопорядку Крита были близки законы Индии, отличавшиеся простотой и приучавшие к их исполнению.[36]
Завершая книгу, в которой были описаны обычаи, традиции, законы нескольких сотен народов, Страбон отметил основное присущее им свойство: «Объединенные в гражданские общины, они живут по общему закону… Иным путем народным массам в какой-нибудь стране было бы невозможно делать одно и то же в согласии друг с другом (в чем именно и состоит гражданский союз) или вообще вести общественную жизнь. Закон же этот двоякий, так как исходит или от богов, или от людей. Древние… божественный закон считали выше и священнее».[37]
Первоистоки ИндииУдивительно мощным потоком идеи сравнительного правоведения льются со страниц великих поэм Индии – «Рамаяны» и «Махабхараты».
Жизнь Рамы, героя первой поэмы, начинается с описания правового порядка, утвердившегося в царстве его отца:
«Царь Дашаратха.
Преданный только правде,
Верный трем целям жизни,
Он правил в прекрасной Айодхье,
Как Индра в Амаравати.
В этом лучшем из городов
Жили добронравные люди,
Щедрые, умные, правдивые,
Довольные своею участью.
В этом лучшем из городов
Не было бедных домохозяев,
У которых недоставало имущества,
Коров, лошадей или денег…
Не было злодеев, воров, нищих,
Детей от смешанных браков.
Брахманы, победившие чувства,
Знатоки вед и искусства дарения,
Скромные в своих притязаниях,
Всегда соблюдали карму…
Кшатрии почитали брахманов,
Вайшьи были послушны кшатриям,
Шудры, зная свои обязанности,
Служили первым трем варнам».[38]
Порядок в царстве поддерживали восемь министров:
«Удачливые, великие духом,
Изучившие шастры, решительные,
Они всегда добивались цели
И делали то, что обещали…
Справедливые и в суде, и в дружбе,
Они, если требовал закон,
Могли наложить наказание
Даже на собственного сына.
Они исправно собирали налоги,
Укрепляли царское войско,
Не преследовали даже недругов,
Если те не шли на злодеяние.
Мужественные и деятельные,
Искусные в управлении царством,
Они были во всем покровителями
Добронравных жителей страны…
Имея таких советников,
Наделенных всеми достоинствами,
Великий царь Дашаратха
Справедливо правил землею…
Охраняя подданных силой закона».[39]
И совершенно иными предстают в «Рамаяне» те государства, в которых не было царской власти. Лишенные милости богов, они были обречены на многие несчастья:
