Алексей Шилов - Звезда Генгера
— Пять, — отвечаю.
— Если через неделю будешь подтягиваться десять раз, дам штатив.
— Буду, обязательно буду! Только штатив-то нам нужен сегодня.
— Так и быть, дам. Но ты помни свое обещание. Не давши слово — крепись, а давши — держись!
— Сдержу, честное пионерское, сдержу!
Обрадованный, я схватил штатив и скорее бежать из, комнаты, пока Борис не передумал.
Подставку, на которую будет ложиться наша астрономическая труба (это я про себя ее так называю, а вслух — телескоп), Генка сам сделал.
Но нам не повезло. К вечеру все небо затянуло облаками, стало пасмурно. В пасмурную погоду звезд не видно.
Генка вздыхает:
— Это с севера пришел циклон.
— Долго он теперь будет тут торчать? — спрашиваю.
— Как только придет антициклон, так сразу и оттеснит его.
Два дня мы ждали антициклон. Еле-еле он добрался к нам, тут же надавал циклону по шее, чтобы не мешал смотреть на небо в астрономическую трубу.
Генка содрал с двери предбанника листок с надписью «НИИ» и прибил другой, на котором было крупно написано:
— Сегодня ночью состоится торжественное открытие, — радостно объявил он. — Программа такая: разглядим нашу Галактику, заглянем в туманность Андромеды. А пока установим телескоп на крыше обсерватории. Чем выше, тем для телескопа лучше. Крыша-то на бане почти плоская и глиняная. На ней и штатив хорошо будет стоять, и ноги не станут скользить.
— На крыше так на крыше, — соглашаюсь с ним.
Наступил вечер, приближалось время торжественного открытия нашей обсерватории. Как только смерклось и на небе появились звезды, мы приступили к делу. Притащили со двора лестницу-времянку. Она была сколочена на скорую руку из двух длинных жердей и круглых палочных поперечин.
По обеим сторонам бани у самых стенок рос клен-самосадок. Поэтому мы лестницу поставили к фасаду.
Дверь в предбанник Генка запирал на висячий замок, а ключ прятал, в кармане с собой не носил.
— Еще потеряешь, — говорит, — или домашние ночью возьмут ключ из кармана, откроют всю нашу тайну.
Он достал ключ из потайного места, отпер замок, и мы вошли в предбанник. Там была темь — глаз коли. Генка на ощупь взял со стола астрономическую трубу и подал мне:
— Держи в горизонтальном положении, смотри не урони!
Сам взял штатив, и мы вышли из предбанника.
Он полез на крышу устанавливать штатив, а я остался с трубой внизу.
Вечер был тихий, такой теплый, ласковый… В черном небе мигали яркие звезды, их было много-много! И где-то там далеко-далеко есть звезда, про которую еще никто на всем белом свете не знает, а мы с Генкой первые откроем ее. Вот будет здорово! Мне так охота стало посмотреть через трубу на небо, что я не вытерпел и, тайком от Генки, направил трубу вверх и глянул. От удивления чуть не выронил трубу из рук! Луна была такая здоровущая и так близко от меня, что ее хоть рукой хватай.
— Готово, — сказал Генка на крыше.
И я опять как ни в чем не бывало стал держать трубу в горизонтальном положении.
Генка спустился на землю, взял у меня из рук трубу и снова полез на крышу. Трубу он тоже держал обеими руками в горизонтальном положении. Так подниматься ему было неудобно, и он, осторожно переставляя ноги с одной ступени на другую, изо всех сил старался держать равновесие.
Лестница была выше крыши на две ступеньки. Перелезть через них с занятыми руками Генке было трудно, и он с предпоследней ступеньки широко шагнул сразу на крышу, но потерял равновесие. Он еще не упал, но уже понял, что обязательно упадет, и успел крикнуть мне:
— Держи телескоп!
Трубу я успел поймать, а Генку поддержать не успел. Он кубарем скатился по лестнице и брякнулся на землю, Сам еще лежит, а уже спрашивает меня:
— Телескоп цел?!
— Цел, — говорю. — А ты сам-то цел?
— Ребра все поломал, — стонет он.
— Все до одного?!
— Может, какие и уцелели…
Он кряхтел и морщился, даром что терпеливый.
— Наука без жертв не обходится, — наконец простонал он и грустно-грустно добавил; — Торжественное открытие обсерватории отменяется.
— Конечно, — согласился я, — какое уж тут торжество, если у тебя все ребра поломаны!
— Теперь когда из больницы выпишусь, тогда и откроем, — говорит, а сам все морщится и тихонько стонет.
— Отнеси телескоп на стол, — приказывает мне. — Потом лезь на крышу, сними штатив, не загреми, как я.
Потом мы сняли лестницу, положили ее в сторону и молча разошлись по домам. Мне жалко было Генку, и злость взяла: не мог вовремя удержать друга.
На другое утро мы пошли в больницу. Доктор осмотрел Генку от макушки до пяток, вертел, крутил, мял, щупал, потом сказал:
— Ребра, к счастью, у тебя остались все целые. А синяки и ссадины только украшают настоящего мужчину.
Мы здорово обрадовались и весело зашагали домой.
С радости Генка даже хромать перестал. Теперь нам осталось только открыть звезду Генгера.
