Роберт Силверберг - Бездна
Но все остальные были взволнованы новостью до умопомрачения. Маленькая и хрупкая женщина с золотистыми волосами – жена Брондо Катцина Элияна – разразилась неудержимым потоком слез. Отец Квиллан попытался успокоить ее, но и сам начал как-то странно потирать глаза. Старые неуклюжие Свейнеры что-то говорили друг другу тихими напряженными голосами. Несколько более молодых женщин старались объяснить суть происходящего своим встревоженным детям. Лис Никлаус вынесла из своего кафе кувшин бренди из морских трав, и он стал быстро переходить из рук в руки. Мужчины передавали емкость друг другу, делая из нее по большому глотку с мрачным видом отчаяния на лицах.
– И когда же конкретно вы собираетесь со всем этим разбираться? – тихо поинтересовался Лоулер у Делагарда. – У вас есть какой-либо план?
– Конечно, – ответил Нид. Внезапно он преисполнился некой безумной энергией. – Я же сказал вам, что принимаю на себя полную ответственность за все происходящее… На коленях поползу к джилли, буду лизать их задние ласты и вымаливать у них прощение. Рано или поздно они отступят и не станут принуждать выполнять условия этого абсурдного ультиматума.
– Меня прямо-таки восхищает ваш оптимизм, – саркастически заметил Лоулер.
Но Делагард, не обращая внимания на издевку доктора, продолжил:
– Если аборигены не пойдут на уступки, я предложу отправить в изгнание меня одного. Не наказывать всех, а только одного меня… Виноват лишь я. Перееду куда-либо… На Вальмиз или на Симбалимаке… Да куда угодно! И никто больше не увидит меня и моей уродливой физиономии на Сорве. Я все это скажу им – мое признание вины должно сработать. Они ведь разумные существа! Джилли поймут, что вышвыривать с острова такую старуху, как, например, Менди, для которой здесь родной дом, бессмысленно и глупо. Я – негодяй, я – убийца несчастных ныряльщиков покину Сорве в одиночестве… Хотя не думаю, что до этого дойдет…
– Может, вы и правы… А вдруг, нет?
– Если будет нужно, я стану ползать перед джилли на коленях.
– И вы пришлете одного из сыновей с Вельмизе, чтобы он управлял верфью… Ну, на тот случай, если вас заставят покинуть остров, не так ли?
Делагард взглянул на своего собеседника с нескрываемым изумлением.
– А что же в этом плохого?
– Джилли могут решить: «А он не так уж и искренен в своем согласии покинуть родные пенаты». Мышление у них развито прекрасно… А вдруг второй Делагард окажется ничем не лучше первого?
– Вы хотите сказать, они не удовлетворятся моим изгнанием?
– Именно об этом я и толкую вам почти целый час. Возможно, они потребуют от вас чего-то большего.
– Например?
– А если джилли заявят вам, что простят всех остальных жителей острова при одном условии: никто из вашего семейства никогда не должен появляться на Сорве, а ваши верфи нужно снести?
Глаза Делагарда сверкнули.
– Нет, – решительно сказал он, – они не могут потребовать такого.
– Откройте глаза, несчастный! Джилли уже потребовали, а потребуют еще больше.
– Но если я уеду, если я действительно уеду… если мои сыновья поклянутся никогда не причинять вреда ныряльщикам…
Лоулер отвернулся от него.
Шок, охвативший Вальбена вначале, уже прошел; простая фраза «Мы должны покинуть Сорве» уже вошла в его душу, разум, в самые глубины его естества, и он смирился с ней. Теперь, все взвесив, Лоулер относился к происходящему значительно более спокойно, но постоянно задавал самому себе один и тот же вопрос: «Почему за одно мгновение у меня отняли все то, на чем держалось мое существование в этом мире?»
Он вспомнил то время, когда ему удалось посетить Тибейр. Как неуютно чувствовать себя среди незнакомых лиц и слышать имена незнакомых людей, о которых ничего неизвестно, проходить по тропинке и не знать, куда она приведет! Вальбен тогда так радовался возвращению домой, а ведь отсутствовал на Сорве всего лишь несколько часов…
И вот теперь ему придется уехать в другое место и провести там остаток дней своих; придется жить среди чужих людей; его имя – Лоулер с острова Сорве – утратит всякий смысл, он станет просто безликим «кем-то», пришельцем, чужестранцем, вторгшимся в незнакомое общество, в котором для него нет ни места, ни цели в жизни. Это не так-то легко принять. И все же после первого мгновения ужасной растерянности и утраты ориентиров на него снизошло чувство душевного онемения; Вальбен готов был воспринять все что угодно, словно он стал столь же равнодушен к изгнанию, как Гейб Кинверсон или Гхаркид, бродяга и странник. Это показалось Лоулеру крайне необычным. «Может быть, я просто еще не успел осознать по-настоящему происходящее?» – допытывался сам у себя доктор.
К нему подошла Сандира Тейн. Ее лицо покраснело, а на лбу выступила испарина. Внешность и поза женщины прямо-таки кричали о предельном волнении, охватившем ее душу, и о злорадном самодовольстве.
– Я же говорила вам, что мы раздражаем двеллеров! Ведь так? Похоже, правдивость моего предположения полностью подтверждается.
– Да, вы оказались правы, – согласился Лоулер.
Какое-то мгновение она изучающе рассматривала его.
– Нам действительно придется покинуть остров… У меня нет ни малейшего сомнения. – Ее глаза блеснули. Казалось, Сандира торжествовала победу, и это состояние опьяняло.
Лоулер вдруг вспомнил, что Сорве – уже шестой по счету остров, который она меняет за тридцать один год жизни. Переезды, судя по всему, не слишком осложняли ее существование. Вполне вероятно, что Тейн получает от них удовольствие.
Он кивнул.
– Почему вы так уверены в этом?
– Двеллеры никогда не меняют своих решений. Если они что-то сказали, то верны данному слову при любых обстоятельствах. А убийство ныряльщиков – с их точки зрения – значительно более серьезная вещь, чем гибель каких-то других морских обитателей. Ведь двеллеры не возражают против нашего выхода в залив для рыбалки. Они и сами поступают подобным образом. Но ныряльщики – совсем другое дело. Аборигены считают своим долгом оберегать их, даже опекать.
– Да, – согласился Лоулер, – полагаю, так оно и есть.
Сандира посмотрела ему в глаза, благо они были одного роста.
– Вы прожили здесь много лет, не так ли?
– Всю жизнь.
– О, простите. Тогда вам придется очень тяжело.
– Справлюсь, – ответил он. – На каждом острове может пригодиться еще один врач. Даже такой недоучка, как я. – Вальбен рассмеялся. – Ну, а что у нас с кашлем?
– С тех пор ни одного приступа… Ваше лекарство – просто чудо.
– Вот видите.
Внезапно рядом с Лоулером вновь появился Делагард. Не считая нужным извиняться за вмешательство в беседу, Нид поинтересовался:
– Док, вы не сходите со мной к джилли?
– Зачем?
– Они знают вас и уважают. Вы сын знаменитого отца, это добавляет вам популярности… Аборигены считают вас серьезным и честным человеком. Если я пообещаю им покинуть Сорве, вы сможете поручиться за меня… Я обязательно сдержу обещание уехать и больше никогда не возвращаться…
– Джилли поверят вам и без моей поддержки, если вы им скажете об этом. Они считают, что разумные существа не способны лгать. Даже вы… Но все равно ничего не изменится.
– Ладно, Лоулер. Все-таки пойдемте со мной…
– Пустая трата времени! Лучше займитесь составлением плана эвакуации.
– Ну, по крайней мере, давайте попытаемся. Нельзя верить на слово, что жидкость сладкая, пока не попробуешь.
Вальбен задумался.
– Прямо сейчас?
– Нет, после наступления темноты, – сказал Делагард, озираясь по сторонам. – Сейчас они никого не захотят видеть. Джилли слишком заняты торжествами по поводу открытия новой электростанции. Два часа назад им все-таки удалось запустить ее. Они провели кабель от побережья до своей части острова, и по нему пошел ток.
– Что ж, молодцы!
– Встретимся у дамбы на закате, хорошо? А потом пойдем и побеседуем с ними вдвоем. Согласны, Лоулер?
Всю середину дня доктор провел в тишине своего ваарга, пытаясь осмыслить значение отъезда с острова лично для себя. Он с разных сторон примеривался к этой неприятной перспективе, стараясь приучить себя свыкнуться с ней.
За все это время не появилось ни одного пациента.
Делагард, выполняя свое обещание, данное утром, прислал ему несколько бутылей с бренди из трав, и Лоулер уже приложился неоднократно к содержимому, но без особого эффекта. Он начал подумывать о принятии очередной дозы своего транквилизатора. Правда, попозже Вальбен пришел к выводу, что наркотик в нынешней ситуации – это не очень-то хорошая идея. Даже сейчас он чувствовал себя довольно спокойно: его ощущения не являлись привычным беспокойством, а скорее, стали отупением души, тяжелым грузом депрессии, против которых его розовые капельки были совершенно бессильны. «Я скоро покину Сорве, – в очередной раз подумал Лоулер. – Мне предстоит жить где-то еще, на неизвестном острове, среди людей, чьи имена, предки и внутренний мир для меня – незнакомая земля».
