Александр Гордон - Диалоги (декабрь 2003 г.)
Можно ли уничтожить террористов войнами (Израиль, Афганистан, Чечня, Ирак)? Нет! Почему? 1. Теряем и «гениев». 2. Принцип «оборачиваемости» гласит: «чем выше смертность левшей мужчин, тем выше их рождаемость». Если даже не убивать, а кастрировать (не гуманнее, но дешевле), рождаемость все равно возрастет! В день референдума в одном роддоме Чечни родились 4 девочки и 13 мальчиков, т.е. на 100 девочек, вместо 106–108 мальчиков, 325! (демографический «феномен военных лет»). Их левшество увидим в школе в 2010 г., когда они начнут писать левой рукой, или в «Норд-осте» в 2020, когда придут с автоматом в левой руке. Таковы законы природы. Их надо понимать и учитывать! Нужны более гибкие и умные методы, чем танки и зачистки (тушение огня бензином!). Нужны новые идеи.
А.Г. Что это за тест, о котором вы говорили? Какой палец сверху?
В.Г. При сцеплении пальцев праворуких сверху бывает правый палец, у леворуких – левый. Как вам удобнее сцепить пальцы? Не думая.
А.Г. Вот так.
В.Г. Вы правша, я тоже правша.
А.Г. А леворукие вот так делают?
В.Г. Да.
А.Г. То есть левый палец сверху?
В.Г. Да. Этот тест самый значимый. Так как его никто не переделывает. Следовательно, все выдающиеся люди – мужчины-левши, среди них и гении и слабоумные, и великие гуманисты и злодеи-преступники. Это обусловлено их широкой дисперсией, которая, в свою очередь, зависит от условий среды. В любых экстремальных условиях она растет, в оптимальных – падает. Это имеет важное адаптивное значение и объясняет эволюционный смысл и предназначение мужчин и левшей. Если сказать в двух словах, афористично, то они творцы эволюции, но творят ее для женщин и правшей!
Современная палеонтология
Участник:
Алексей Юрьевич Розанов – член-корреспондент РАН
Александр Гордон: …и почему она уже требует обновления?
Алексей Розанов: Саша, если позволите, я начну с того, как общество воспринимает, вообще говоря, палеонтологию.
А.Г. Любопытно.
А.Р. Буквально вчера я посмотрел фильм, который был сделан о нашем институте. Начинается фильм с опроса людей на улицах Москвы. Простенький вопрос: что такое палеонтология? Надо сказать, что из десяти опрошенных только один школьник лет 10–12 ответил и достаточно точно ответил, что это наука о ископаемых животных и растениях. Но есть вторая сторона дела, это как воспринимают палеонтологию не на улице случайные люди, а те, которые к науке какое-то имеют отношение или отношение имеют к власти или что-нибудь в этом духе. Они воспринимают это занятие как некое подобие филателии или нумизматики. Люди собирают какие-то ракушки, кости, какие-то предметы.
А.Г. «Черт знает, чем занимаются».
А.Р. Да. И систематизируют их, раскладывают, ящички у них такие, коробочки и так далее. Но на самом деле это гораздо более серьезно, чем может показаться на первый взгляд. Потому что, во-первых, ни одна наука, которая занимается развитием жизни на Земле, не могла бы доказать, что эволюция необратима, если бы не было палеонтологии. Вообще для многих смежных наук, и биологических, и геологических палеонтология чрезвычайно полезна, как таковая, для развития. У палеонтологии есть и прагматический смысл.
Я как-то уже рассказывал: мы с академиком Борисом Сергеевичем Соколовым, когда написали лет 15 назад статью про палеонтологический музей, коснулись вопроса о том, сколько денег вообще нужно на содержание такого института, как наш. А это самый престижный институт в области палеонтологии в мире – не только в нашей стране, но и в мире. Так вот на содержание такого института нужно всего лишь навсего столько денег, сколько на одну глубокую нефтяную скважину. А не-употребление данных, которые производит институт и другие палеонтологи в нашей стране, заставляет тратить гораздо больше денег, по крайней мере, процентов на 15–20. То есть представляете, сколько можно было бы содержать таких институтов, и сколько можно было бы сэкономить денег на любые другие цели.
А.Г. Рентабельное у вас производство.
А.Р. Но дело в том, что никто особенно этим не интересуется. И парадокс состоит в том, что наши нефтяники не очень интересуются тем, что делается в Палеонтологическом институте.
А.Г. Хотя казалось бы…
А.Р. Да. А вот нефтяники, скажем, австралийские или американские, они интересуются. Потому что они знают этому цену. Я не буду дальше развивать эту тему, потому что это вообще больной вопрос со всеми нашими нефтяными делами, использование нефти и так далее.
Теперь есть третий аспект. Третий аспект состоит в том, что, вообще говоря, до тех пор, пока мы с самого юного возраста не начнем людей учить тому, что изучает палеонтология – учить, конечно, не в том объеме, как мы сами занимаемся, а в объеме школьного и университетского курса, – до тех пор мы всё равно не сможем сделать культурного человека, который бережно относится к биосфере. Потому что до тех пор, пока это не осознанно, не поймет человек, что то, что сегодня мы имеем вокруг, создавалось миллиарды, сотни миллионов лет, что это нужно очень беречь.
И поэтому, когда директор какого-нибудь завода сбрасывает в речку какие-нибудь отходы химического производства или что-нибудь в этом духе, то совсем не обязательно, что он стервец. Он может быть просто абсолютно неграмотным человеком. Когда человек стоит на остановке троллейбусной или трамвайной и бросает сигарету или там плюет, он тоже не совсем понимает, что он делает. Лучше этого не делать. Из этих мелких штришков складывается отношение к окружающей среде, к биосфере. А биосфера – это очень своеобразная вещь, она ведь в нас не заинтересована, биосфера существовала без нас и будет существовать без нас, и её задача-то вообще с нами расправиться, как можно скорее, потому что мы уродуем ее. Значит, палеонтология имеет, безусловно, огромное значение прагматическое, научное и чисто человеческое, воспитательное.
А теперь несколько слов о том, что палеонтология существенно менялась последние, скажем, 10–15 лет. Классическая палеонтология, она остается, она очень нужна, это всё очень правильно. Но палеонтология столкнулась с необходимостью заниматься совсем другими вещами, скажем, не только слонами, брахиоподами, моллюсками и так далее. Ведь в истории Земли существует огромный промежуток времени, когда этого ничего не было, и где мы должны искать какие-то подходы, потому что всё равно остается палеонтологический метод, самый точный для датирования возраста, по крайней мере, для фанирозойской части или последней части – от 600 миллионов лет – шкалы. Потому что, если мы не знаем семь восьмых истории Земли, то наши выводы по многим параметрам, научным и практическим, очень хлипкие. Поэтому некоторое время тому назад родилась палеонтология докембрия. Автор этого термина, и очень мощная фигура, которая продвигала это направление, это академик Б.С. Соколов. Сегодня, кстати, я его видел на заседании Бюро, он ещё здравствует, ему 90 лет исполнится вскорости, через несколько месяцев.
Это направление, палеонтология докембрия, развивается очень активно. И сейчас вообще произошли серьезные сдвиги, потому что, скажем, 15–20 лет тому назад никто бы не решился сказать, что бактерии сохраняются в ископаемом состоянии так же, как кости, ракушки и так далее. А оказалось, что они не только сохраняются, но они сохраняются изумительно, и ничуть не хуже, чем сохраняются другие ископаемые, которые имеют раковину, кости и так далее.
Теперь я всё-таки пойду сверху вниз. Знаете, сегодня мы имеем такую привычную фауну, когда даже дети отличают слонов от, скажем, гусениц, бабочек и так далее. Но такой более менее современный вид вся органика приобрела не так давно. Земля-то существует 4,5 миллиарда лет, а этот современный вид начал складываться всего-навсего 550–600 миллионов лет тому назад.
На картинке, которую сейчас вы видите, показаны первые скелетные фауны. Это приблизительно 550–600 миллионов лет тому назад, когда очень многие организмы приобрели возможность строить скелет. До этого почти их не было. И большинство этих ископаемых имели фосфатные скелеты. Не очень выгодная энергетически система, потом всё больше становилось ископаемых с карбонатными скелетами. Эта фауна очень интересная, название её – Томмотская, и это было достижение нашей российской, советской тогда науки – выяснение того, что есть такой момент, когда животные в массе приобретают возможность строить скелет.
Если мы пойдем дальше вглубь, то столкнемся со следующей фауной, где в основном тоже нормально развитые организмы. Это многоклеточные организмы, животные, но они все не имеют скелета. Сейчас на картине вы можете посмотреть некоторых представителей этой фауны, они близки к червям, медузам, может быть, к кишечно-полостным. Это знаменитая Вендская или Вендо-эдиокарская фауна. Впервые она была описана в Австралии, потом огромное местонахождение, сейчас богатейшее в мире, было найдено на Белом море. У нас в институте занимаются этим, и кстати, у истоков описания этой фауны в России тоже стоял академик Б.С. Соколов, а сейчас член-корреспондент М.А. Федонкин, который его заместил на посту заведующего лабораторией, и целая плеяда молодых людей, которые работают в институте.
