Вернер фон Сименс - Как я изобретал мир
Таким образом, правительством Пруссии, несмотря на неблагоприятные времена, выделены ассигнования в размере около 400 тысяч талеров и за менее чем 12 месяцев было уже полностью проложено 245 миль электромагнитных телеграфных линий, соединивших Берлин с Франкфуртом-на-Майне, Аахеном, Гамбургом и Щецином. До окончания этого года будет… полностью установлена связь между Берлином и Одербергом, которая посредством австрийского императорского телеграфа соединит Берлин с Веной и Адриатическим морем.
Из Dinglers Polytechnisches Journal,1849, с. 151–153Я согласился возглавить также и прокладку линий в Кёльн и Вервье, при условии, что получу очередной отпуск и что мой друг Вильям Мейер, в свободное время преданно поддерживавший меня в моих изысканиях и потому полностью бывший в курсе происходящего, будет откомандирован в мое распоряжение. Оба пункта были выполнены, так что уже ранней весной 1849 года[94] мы начали строительство линии одновременно из нескольких пунктов. Мейер имел талант организатора, ему особенно удавалось руководство там, где слаженно должны были производить работы множество людей. Трудности возникли и при прокладке линии по Эльбе и Рейну, где оживленное движение судов могло повредить провода. Эта опасность главным образом подстерегала на мелководье, там проводам практически по всей ширине реки угрожали либо плавучие якоря судов, либо рыбацкие снасти. Оплетка железной проволокой, использованная для проводов на Эльбе и реках поменьше, для Рейна оказалась недостаточной, так как острые края якорей могли зацепить и повредить изолированный провод под проволокой, кроме того, она была недостаточно прочной для плавучих якорей больших судов. Поэтому для Рейна я изготовил особую, состоящую из кованых труб цепь, внутри которой лежали изолированные провода, в то время как вторая толстая, снабженная тяжелыми корабельными якорями цепь предназначалась для защиты первой цепи от плавучих якорей проплывавших вниз по течению судов. Эта первая, имевшая внешнюю защиту подводная телеграфная линия очень хорошо себя зарекомендовала. Когда много лет спустя при строительстве железнодорожного моста ее подняли со дна, на защитной цепи висела целая куча якорей, которые вынуждены были обрезать моряки, чтобы освободить корабли. Таким образом, цепь выполнила свое предназначение.
Действительно тяжелым и поучительным было строительство линии из Кёльна через Аахен в бельгийский Вервье, где должно было состояться ее подключение к уже строящейся наземной линии из Брюсселя в Вервье. Планировалось, что линия пройдет через множество туннелей, к стенам которых крепились уложенные в железные трубы провода. На многих участках железнодорожного полотна для прокладки проводов приходилось взрывать скалы.
Во время строительства этой линии я познакомился с коммерсантом, занимавшимся голубиной почтой между Кёльном и Брюсселем, неким господином Рейтером, чье полезное и прибыльное предприятие было безжалостно уничтожено строительством электрического телеграфа. Когда госпожа Рейтер, сопровождавшая мужа в путешествии, пожаловалась мне на разорение, я дал супругам совет отправиться в Лондон и создать там точно такое же агентство для передачи новостей, какое было основано в Берлине господином Вольфом при посредничестве моего кузена, уже упомянутого ранее советника юстиции Сименса. Рейтеры последовали моему совету, добившись замечательных успехов. Телеграфное агентство Рейтер в Лондоне и его основатель, богач барон Рейтер, сегодня известны во всем мире.
Тем временем в Вервье состоялось подключение завершенной бельгийской телеграфной линии к прусской линии, и я получил приглашение из Брюсселя выступить с докладом об электрической телеграфии перед королем Леопольдом[95]. В Брюссельском дворце я нашел в сборе всю королевскую семью и прочитал длинный, сопровождаемый показом экспериментов доклад, выслушанный с огромным вниманием и пониманием, что доказала обстоятельная дискуссия по окончании моей речи.
И тут подошло время окончательного решения вопроса, какое направление я собираюсь придать моей будущей жизни. Военное министерство с неохотой согласилось на продление командировки в торговом министерстве и ясно дало понять, что дальнейших поблажек не последует. Теперь я стоял перед выбором: либо вернуться к активной военной службе, либо перейти в государственную телеграфию, где мне было гарантировано место ведущего технического специалиста, либо наконец-то отказаться от любой службы и полностью посвятить себя научной и технической предпринимательской деятельности.
Я выбрал последнее. Возвратиться к гарнизонной службе после недавней деятельной и успешной жизни было абсолютно невозможно. Гражданская служба меня совершенно не прельщала. В ней не хватало духа товарищества, смягчающего подавляющую разницу в рангах и власти и делающего ее переносимой, ей не хватало также неприкрытой искренности, мирящей даже с традиционной для армии грубостью. Мой небольшой опыт гражданской службы дал мне достаточно оснований для формирования такого мнения. Пока мои начальники ничего не понимали в телеграфии, они предоставляли мне совершенную свободу действий и ограничивали свое вмешательство распоряжениями финансового характера. Но ситуация скоро изменилась по мере того, как мой следующий начальник, регирунгсасессор, а позже правительственный советник по вопросам строительства Ноттебом набирался опыта во время проведения разнообразных технических работ. Мне присылали людей, которых я не мог использовать, давали технические указания, которые я считал вредными, в общем, появились трения и разногласия, отравлявшие мне радость работы.
К тому же недостатки незащищенных, лежавших в рыхлом грунте железнодорожного полотна изолированных проводов все больше давали о себе знать. Возникали трудно находимые и также трудно устранимые дефекты изоляции, обрывы проводов без потерь в изоляции, часто длившиеся всего несколько часов, поэтому их местонахождение было сложно определить. Поиском неисправностей и их устранением чаще всего занимались неопытные люди, перерезавшие провода в несчетном количестве мест для сужения поисков, что вследствие неумело проведенных раскопок и соединений давало повод к появлению все новых поломок, которые затем ставились в вину мне и изобретенной мной системе. Невзирая на это, все вокруг с почти слепым доверием стремились к созданию новых подобных линий. Скорее всего, виной тому стали политические обстоятельства, требовавшие быстрого создания охватывающей всю страну телеграфной сети, даже несмотря на опасность ее недолговечности. Предложенная мной внешняя защита проводов железными трубами, как это было при прокладке линии через Рейн, или с помощью оплетки железной проволокой, изготовление которой я по собственной инициативе уже заказал фирме из Кёльна[96], объявлялась слишком дорогостоящей либо слишком медленной в изготовлении, так что временный характер первых линий вошел в систему.
С другой стороны, мастерская телеграфных аппаратов, основанная мной вместе с другом Гальске, мое персональное вступление в которую было оговорено, под его чутким руководством и благодаря выдающимся успехам достигла большой популярности. Было признано большое значение электрической телеграфии для практической жизни, и, в частности, управления железных дорог начали повышать пропускную способность своих участков и безопасность движения, сооружая телеграфные линии для передачи новостей и сигналов. При этом возникало множество интересных научных и технических заданий, к выполнению которых я чувствовал себя призванным. Поэтому мой выбор был вне всякого сомнения. В июне 1849 года я попросил об отставке, а вскоре после этого оставил и свой пост технического руководителя прусских государственных телеграфов. Последнюю должность по моему предложению занял мой друг Вильям Мейер, уволившийся с военной службы вслед за мной.
За четырнадцать лет в армии при имевшихся плохих условиях продвижения по службе я как раз отслужил половину положенного для лейтенанта срока и потому при отставке, как полагалось, получил чин старшего лейтенанта «с правом ношения офицерского мундира с отличительным знаком уволенного в отставку». Я отказался от причитавшейся мне за более чем двенадцатилетнюю службу в офицерском корпусе пенсии, так как чувствовал себя совершенно здоровым и не хотел проходить положенную в этом случае военно-врачебную комиссию. Удовлетворение моего прошения об отставке сопровождалось, кстати, порицанием о нарушении установленной формы. Политический водоворот тогда уже настолько усилился, что проявленные мной в войне с Данией германские настроения послужили в правящих кругах основанием для упрека.
Из письма Вернера Вильгельму, 09.06.1849
