Дмитрий Морозов - Поколение Китеж. Ваш приемный ребенок
Мы знаем, что байроновское отношение к окружающим, которые «не способны понять», свойственно всем молодым поэтам в возрасте шестнадцати лет, но в условиях китежского социума Антон являл собой дурной пример для более юных учеников, пока еще склонных выполнять домашние задания, верить взрослым и уважать ровесников.
Антон обиделся на «батю», который не проявлял душевной чуткости и заставлял учиться, потом на учителей – за то же самое. Ему хотелось любви и свободы, а мы насиловали его волю подготовкой к экзаменам.
Мы развили в нем способность творить в сознании миры. Вот он и творил их, отрываясь от обыденности, отказываясь признавать реальность.
Теперь он сам, не слушая советов, создавал модели желаемого будущего:
«У меня дом в деревне, я вернусь туда и займусь бизнесом. Разбогатею и буду независимым!»
И через неделю: «Я решил поступать в милицейское училище. Там много платят».
Потом: «Я буду поэтом»...
И тут же с обидой: «Вам мои стихи не нравятся, но я докажу...»
Редко, кто из детей, попав в кризисную ситуацию, воздерживался от соблазна пойти по простейшему пути: принять свои мечты и желания за «меру всех вещей», путая мыслеобраз мира с реальностью.
Мы, взрослые, знаем, что обида – далеко не лучший способ воздействовать на окружающих. Состояние обиды съедает внутреннюю энергию, отвлекает силы от борьбы.
Человек уже не стремится получать удовольствие от победы, а значит, он и не будет стремиться побеждать.
Мы пытаемся показывать каждому ребенку, начавшему использовать право обидеться, что это плохой инструмент для достижения цели. Но если он не знает других инструментов воздействия на мир взрослых?
В благополучных семьях дети, проверяя мир на прочность, тоже бьются о тех, кто ближе всего к ним, но они подсознательно, как правило, считают себя внутренне едиными со своими родителями. Они привыкли к любви с грудного возраста, она заложена в подсознание и позволяет при конфликтах не терять связующую нить, по которой можно уходя вернуться.
Этого иррационального чувства связи с родителями у детей-сирот нет. Этот файл отсутствует. Поэтому они рвут отношения без сожаления – «все и навсегда». Поэтому так резки их замечания по отношению к окружающим: «Они меня достали», «Опять заставляют», «Родные родители мне бы это купили» и т. д.
Если мы пытались развеять их иллюзии, они начинали сражаться с нами, как с врагами, покусившимися на их мечту.
– Я все равно горжусь своим отцом. Он был гадом, он бил меня, но это мой отец. Он был сильным! – сказал один из моих приемных детей, объясняя, что в нем борются мои объяснения и совершенно нерациональное, но по человечески понятное желание быть похожим на отца.
Мы в Китеже давно заметили, что будь то пятилетний ребенок или шестнадцатилетняя девушка, они с одинаковой силой сопротивляются любой попытке взрослого развеять их иллюзии, отождествляя свои детские заблуждения с собственным Я. Соответственно, человек, пытающийся таким образом вмешаться в их внутренний мир, становится врагом.
Программа настоящих – биологических – родителей остается очень притягательной, потому что именно их образ действий был первым, заложенным в основу единого ОБРАЗА МИРА. Но в этой программе есть существенный изъян: в ней есть отчаяние проигрыша, горькое очарование неприкаянности, но не содержится понятия дисциплины, запретов, табу, свойственных любому цивилизованному человеку (не убий и не укради).
Именно поэтому выпускники детских домов часто прямо из школы попадают в колонии или тюрьму. Они не смогли унаследовать нравственные ориентиры, а жизнь в социальном учреждении не учит нюансам межличностных отношений, не позволяет различать невидимые социальные границы. Эти вызовы не всегда удается сформатировать и в Терапевтическом сообществе.
Нельзя насильно удерживать созревших для жизни юношей и девушек в лоне семьи или безопасного мира.
Мы поняли, что, сами того не желая, стали препятствием на пути развития Антона. Все зачатки талантов теперь могли развиваться только в реальных жизненных столкновениях.
Мы уже понимали, что словами не стереть жизненную программу, даже построенную на юношеских фантазиях и обидах. Только столкновение с реальностью может заставить юную личность внести в нее изменения. Научить человека быть разумным против его воли еще никому не удавалось.
Жизнь талантливее нас. Только столкновение с реальностью могло заставить Антона пересмотреть свои взгляды и начать подстраиваться под взрослую систему договоров. Только попытка достичь СОБСТВЕННЫЕ ЦЕЛИ могла заставить юношу развиваться, задействуя все свои резервы.
Антон к семнадцати годам был уже достаточно развитой и творческой натурой, что, по нашему мнению, давало ему не плохой шанс в борьбе за существование в реальном мире.
По решению педсовета Антон был отправлен в специальное техническое училище в Калуге. Ну а мы, взрослые, сохранили за собой право негласного контроля за происходящим. Мы помогали ему деньгами, советами, встречались с его новыми преподавателями.
Через год Антон приехал в Китеж, и мне удалось поговорить с ним о жизни. Вот что он мне рассказал:
– Дмитрий, теперь по прошествии нескольких лет, я понял, что вы заботились о моем развитии. Но тогда я этого не понимал и обижался. Я привык считать, что вы должны делать мне добро.
– А что такое добро, Антон? Кистеперые рыбы полезли на сушу, когда им стало совсем плохо в высыхающем водоеме. Им приходилось через боль делать усилия, чтобы доползти по камням до клочка травы. Ты понял, о чем я?
– Если по доброте душевной кому-то пришло бы в голову подкармливать рыб, то они так и остались бы в своем болоте, им не надо было бы лезть из кожи вон, чтобы измениться. И все потому, что добрый человек остановил их эволюцию.
– Итак, мы были злыми, Антон, когда заставляли тебя «ползти за знаниями» так далеко?
– Тогда мне казалось, что да! На компьютере не даете играть, сколько хочется, за уроки сажаете да с душевными беседами пристаете.
– Какая была главная претензия?
– Что меня не ценят. Взрослые меня не замечали. Мало хвалили.
– Но ты же сам говорил, не лезьте в мои дела. Что же нам оставалось? В любом случае мы не соответствовали твоим ожиданиям.
– А откуда я мог знать, что ожидать? Я, только оказавшись в общежитии в Калуге, понял, что значит считать деньги, так чтоб на еду хватило. В Китеже я как-то об этом не задумывался. Мы вообще не понимали – чем занимаются взрослые. Теперь я вам сочувствую и хочу, чтоб вы меня считали своим.
Какой будет конец у этой истории? Как сложится жизнь этого юноши?
Все ли мы сделали для него, что могли?
Теперь Антон сам отвечает за себя, но, похоже, мы все еще нужны ему. Он учится, работает. Он не спился и не стал наркоманом, и ему по-прежнему интересны окружающие люди и собственное будущее. Может быть, это и есть положительный результат?
Глава 11
ВЗРОСЛЕНИЕ И РЕАЛЬНОСТЬ
– Заплатит твой сын.
– Я буду защищать его всеми силами.
– Защищать! Ты сама знаешь опасность защиты: если ты станешь защищать его слишком усердно, он не вырастет достаточно сильным. У него не хватит сил для исполнения своего предназначение – каким бы оно ни было...
Ф. Гербрет. ДюнаКак правило, начиная с девятого класса, у юношей и девушек начинается борьба за расширение границ, свободу, самоидентификацию.
С кем борются? С миром. Но этим миром, его самой близкой границей, все еще остаются родители. С ними и вступают в борьбу взрослеющие дети.
– Я помню, мама со мной говорит, а я веду с ней внутренний диалог – возражаю, отругиваюсь, но про себя.
Правду ей не скажешь, а молчать тошно. Объяснять ей, почему я так поступила слишком длинно – она не дослушает, она никогда меня не дослушивала и не принимала моих доводов. А пререкаться? Взрослому особенно не погрубишь, страшно. Я даже сейчас не помню, за что она меня ругала.
Я только сейчас поняла, что со взрослыми можно говорить.
Тот, кто уже столкнулся с болью, то есть отсутствием поддержки и любви, несправедливостью, агрессией и т. д., больше подготовлен к встрече с социумом. Он не обольщается, поэтому более осторожен и реже получает боль. Зато и новой информации получает меньше.
Дети, попавшие к нам, чаще всего, уже успевали создать фантастические программы своего дальнейшего жития-бытия, и машинально отбрасывали все, что угрожало их красоте и стройности.
Вы летали на самолете? Помните, каково это идти на посадку в полном тумане, когда целиком зависишь от маршрута, проложенного диспетчером с земли. Приборы и диспетчер могут ошибиться, и тогда – верная смерть. А что делать? Приходится доверять.
