Никита Благовещенский - Расчленение Кафки
Конечно, Масяня не такой всенародный герой, как Семен Семеныч, Сухов или Штирлиц с Мюллером. Аудитория мультфильмов о Масяне ограничивается определенной социальной стратой, а именно группой людей, имеющих дело с компьютерами — «компьютерщиками», посетителями Интернета, хотя бы просто пользователями. Очевидно, что в нашей стране эта страта не самая многочисленная, однако она включает наиболее молодую, активную и динамичную часть населения, поэтому изучение значения и анализ героя и произведения, ставших культовыми для этих людей, представляет определенный интерес.
Четвертое предуведомление, связанное с названием статьи, относится к слову «зеркало». Но тут как раз все понятно. Метафора зеркала — одна из самых любимых и распространенных в психоанализе. Первым, конечно, ее употребил Фрейд (психоаналитик должен быть нейтральным, лишь отражая, как зеркало, проблемы пациента.) Ею широко пользовался Жак Лакан. К ней прибегали Сабина Шпильрейн, Мелани Кляйн, Дональд Вудс Винникотт и Рэне Шпиц. Наконец, она занимает центральное место в self psychology — «психологии самости» Хайнца Когута, о чем речь еще впереди.
Наконец, пятое предуведомление касается методики анализа. Традиционно, начиная с Фрейда, культурологический психоанализ, имея дело с произведением искусства, обращался также к пикантным эпизодам из биографии автора. Эта тенденция прослеживается и в эссе «Достоевский и отцеубийство», и в статье «Леонардо да Винчи», и в других. Я бы тоже с удовольствием потоптался на любимых мозолях родителя Масяни, но, к сожалению, во-первых, не вполне этично так поступать с еще живым человеком, а во-вторых, практически ничего я о нем и не знаю. Знаю лишь, что Олегу Куваеву лет тридцать-сорок, что по образованию он художник, и что занимается он, кажется, компьютерным дизайном. Поскольку биографии художника я не знаю, то и буду обращаться только к созданному его фантазией образу. Я не стану гадать, какими интрапсихическими конфликтами автора данный образ порожден, а вместо этого предлагаю вашему вниманию интерпретацию феномена популярности мультфильмов о Масяне и гипотезу об их особой психотерапевтической роли.
2. Масяня — актуализировавшийся транзиторный объектМасяня и все ее приятели говорят специфически искаженными голосами. Первое, что напоминают эти голоса, — это добрые старые советские мультфильмы о Винни-Пухе, которого великолепно озвучил Евгений Леонов. Причем напоминают не только искаженным тембром, но и интонационно: бормотанием, напеванием себе под нос «ворчалок» и «пыхтелок». Винни-Пух, плюшевый мишка, — это наиболее распространенный в нашей культуре транзиторный (переходный) объект. Позволю себе напомнить уважаемым читателям концепцию переходного объекта.
Он появляется у младенца в подфазу дифференциации фазы диадных объектных отношений, то есть в возрасте от полугода до года. На этой стадии у ребенка еще не сформирован константный внутренний объект, поэтому он нуждается в переходном объекте, как его описал Дональд Вудс Винникотт[123]. Переходный объект, задача которого реализовывать опыт общения с симбиотической матерью, обычно представляет собой любимую игрушку. Эта любимая игрушка (подушка, угол одеяла, комок шерсти) помогает формироваться постоянному объекту. Младенец может найти какой-либо мягкий предмет или тип предмета и пользоваться им. Тогда этот предмет и становится транзиторным объектом, который является жизненно важным для младенца во время отхода ко сну, а также его защитой от тревоги, особенно от тревоги депрессивного типа (тревоги, спровоцированной чувством вины за собственную враждебность по отношению к «хорошим» объектам) и тревоги сепарационного типа (связанной со страхом потери объекта). Впоследствии переходный объект по-прежнему продолжает сохранять для младенца свою важность.
На основе общепринятой психоаналитической теории можно сделать следующие выводы: во-первых, переходный объект заменяет грудь или объект первых взаимоотношений; во-вторых, переходный объект предшествует появлению способности к тестированию реальности; в-третьих, ребенок переходит от магического всемогущего контроля над переходным объектом к контролю над ним посредством манипуляции; в-четвертых, переходный объект может превратиться в фетишистский объект и в этом качестве проявляться во взрослой сексуальной жизни; наконец, в-пятых, под влиянием анально-эротической организации переходный объект может заменить фекалии[124].
Винникотт подчеркивал, что родителям необходимо знать о ценности транзиторного объекта и признавать ее. «Достаточно хорошая мать» не препятствует тому, чтобы этот объект стал грязным и даже стал вонять, отдавая себе отчет в том, что если его забрать, чтобы помыть, опыт младенца перестанет быть непрерывным. Разрыв опыта в этом случае может свести на нет ценность и значимость переходного объекта для младенца.
Паттерны, возникшие в младенчестве, могут сохранять свою активность и в детстве, поэтому первоначальный мягкий объект продолжает оставаться совершенно необходимым при подготовке ребенка ко сну, в одиночестве или при угрозе депрессии. Потребность в специфическом объекте или переходном явлении — определенной мелодии, слове или действии — может снова появиться и в более зрелом возрасте при тревоге или угрозе фрустрации.
Когда младенец начинает издавать первые связные звуки («ма», «ба», «да»), в его лексиконе может появиться специальное «слово», обозначающее переходный объект. Имя, которое даст этому объекту ребенок, очень часто имеет большое значение, и в него обычно включается звук из слова, используемого взрослыми. К примеру, звук «м» в названии «ма» может появиться из-за использования взрослыми слов «малыш», «мишка» или «кукла Маша», но он обозначает также и маму младенца. То есть словом «ма» младенец может называть и маму, и любимых мишку или куклу.
Можно перечислить ряд свойств и качеств, которые характерны для взаимоотношений младенца с переходным объектом. Во-первых, младенец заявляет о своих правах на владение объектом, и мы соглашаемся с его правами. Но при этом происходит частичное упразднение фантазии всемогущества. Во-вторых, объект не претерпевает иных изменений, кроме изменений, вносимых в него самим младенцем. В-третьих, младенец относится к объекту с инстинктивной любовью и инстинктивной ненавистью, и в дальнейшем объект может подвергаться агрессии в чистом виде. Младенец относится к объекту с большой любовью, нежно прижимает его к себе и повреждает его. В-четвертых, объект кажется младенцу источником тепла, имеющим определенную структуру, движущимся и совершающим действия, которые свидетельствуют о наличии у него своей собственной жизненной силы и своей собственной реальности. В-пятых, мы знаем, что объект появился извне, но ребенок думает иначе. Тем не менее, объект не возник в самом ребенке, он не является галлюцинацией. При использовании символики ребенок уже ясно понимает разницу между фантазией и фактом, между внутренними и внешними объектами, между сходствами и различиями. Переходной объект занимает определенное положение на пути ребенка от полной субъективности к объективности. В-шестых, объект со временем не забывается, но о нем и не грустят. Он постепенно теряет свое значение по той причине, что переходные явления приобретают диффузный, размазанный характер: они распространяются по всей промежуточной области между внутренней психической реальностью и внешним миром, одинаково воспринимаемым разными людьми, то есть по всему культурному полю.
Если сопоставить транзиторный объект с внутренним объектом Мелани Кляйн, то первый в отличие от второго никогда не находится под магическим контролем и в отличие от реальной матери не является источником внешнего контроля[125]. Постоянный переходный объект продолжает существовать в психике ребенка вне зависимости от присутствия или отсутствия матери; во время разлуки, например во время сна, он сохраняет некоторую иллюзию присутствия матери, или, во всяком случае, ее успокаивающих, защитных функций. При нормальном развитии необходимость в переходном объекте исчезает примерно ко времени формирования постоянного либидного объекта, с установлением которого восприятие образа матери, включаясь в Эго, принимает на себя защитные и регулирующие функции.
Повторю еще раз вслед за доктором Винникоттом: потребность в переходном объекте или переходном явлении может ожить вновь во взрослом возрасте в случае фрустрации или угрозы для Эго. Мне приходилось наблюдать в интернате для одаренных детей при Санкт-Петербургском университете несколько случаев, когда даже пятнадцати-шестнадцатилетние юноши привозили с собой в интернат больших плюшевых медведей, с которыми спали, как пятилетние малыши. Конечно, они могли отпускать по этому поводу неприличные шутки и выяснять, как в «Зависти» Юрия Олеши, чья сегодня очередь спать с «мишенькой», но делалось это скорее для защиты от насмешек товарищей, чтобы не выглядеть «маленькими». На самом деле, это «мишки» защищали подростков от сепарационной тревоги и фрустраций, вызванных отделением от семьи и помещением в новые непривычные условия жизни.
