Артем Желтов - «Если», 2015 № 02
Евгений Лукин
ПРОШКА
С БОЛЬШОЙ БУКВЫ
/фантастика/информационные технологии/город для жизниГлава 1,
— Ой! — Мамка вскочила, едва не скинув со стола клавиатуру, и кинулась на кухню, откуда давно уже тянуло чем-то палёным. — А ты чего сидишь молчишь? — досталось и мне мимоходом. — Нюх отшибло?
— У меня насморк, — буркнул я.
Отложил мамкин планшет, встал, подошёл к монитору, поглядел, что пишут. Имею право: компьютер — мой, аккаунт — мой. И с кем же это она тут сцепилась? Ага… С каким-то Будильником.
Будильник: С точки зрения будущего Вы давно мертвы.
Прошка: А Вы с точки зрения настоящего даже и не жили.
Будильник: С кем же Вы тогда сейчас спорите? С воображением со своим?
Прошка: Такое вот у меня больное воображение.
Будильник: А другого у Вас и быть не может.
Прошка: О как! Опускаетесь до неприкрытого хамства? Хотя чего ещё ждать от грядушки!
Будильник: Уважаемый Прошка, не выкручивайтесь. Вы спорите со мной. Стало быть, я существую.
Прошка: Не факт.
Будильник: А что?
(минутная пауза)
Будильник: Вы озадачены?
Нуда, озадачена! Просто на этом самом месте мамка почуяла гарь и кинулась к плите. Запах палёного усилился, в кухне громыхало, оглушительно шипело, временами слышались ругачки. Ох, вернётся — выпишет чертей этому самому Будильнику.
Кстати, по-моему, никакой он не грядушка — так, грядушечник. Да и мамка, ясен хрон, не Прошка. Прошка — это я.
В кухне грохнуло напоследок, и мамка ворвалась в комнату. На щеке сажа, в руке тряпка. Кинула тряпку на пол и, смахнув меня с дороги, плюхнулась на стул перед монитором. Затрещали клавиши. Я заглянул через мамкино плечо, прочёл:
Прошка: Да ты не только грядушка, ты ещё и дегенерат клинический!
— Мам, — позвал я. — Можно я пойду погуляю?
В ответ — досадливое мычание и треск клавиатуры.
Значит, можно.
* * *Странно, я ведь застал времена, когда грядушкой называлась спинка кровати. Теперь так не говорят: спинка и только спинка. Чтобы мебель не обижать.
Было мне тогда года четыре. Помню, посадил меня папка на плечи и понёс на митинг. Сижу выше всех — весело, страшно. Толпа, плакаты, динамики ухают. Вокруг огромные взрослые головы — как разинут пасти, как гаркнут: «Смерть грядушкам!»
Думаю: на чём же я теперь спать буду? Прямо на пол матрасик положат? А что, думаю, прикольно…
Вернулись домой — первым делом полировку на обеих своих грядушках гвоздиком исцарапал. Отругали, даже в угол поставили. Спрашивают: рехнулся ты, что ли? Стою в слезах, растерянный, испуганный, и трясущимися губёнками лепечу: «Смерть грядушкам…»
Рассмеялись, простили. «Дурачок, — говорят, — ничего ты не понял. Дяденьку из будущего поймали. Он к нам на машине времени проник. А они там, в будущем, плохие. Они нас работать на себя заставляют, чтобы им лучше жилось…»
А мамка ещё пошутила: «Не зря мы тебя, выходит, Прохором назвали…»
По-моему, зря. В школе мне из-за этого оценки по поведению то и дело снижали. Окликнет кто-нибудь: «Эй, Прошка!»
Я в ответ: «Что, Грядушка?» Тот: «Ты кого грядушкой назвал?!»
Ну и драка…
Наконец, учителке это надоело, оставила нас после уроков — всем влетело, и мне тоже.
«Как ты смеешь, — кричит, — стесняться своего имени? В нём отзвук нашего славного прошлого! И вы тоже хороши! Вы с кем ряды смыкаете? Сами-то вы кто? Тоже прошки! Все мы прошки!
Только он с большой буквы пишется, а мы с маленькой…»
Призадумались, зауважали. Да и сам я себя зауважал. Тем более, выбрали меня после этого старостой класса — за то, что с большой буквы пишусь.
Хорошие были времена: учиться некогда, каждый день что-то новенькое. Будущее время глагола отменить хотели. Я уже и страничку из учебника вырвал, а они взяли и раздумали.
Самих грядушек я ни разу не видел — разве что по телевизору, когда машину времени подобьют, а пилота захватят. Вроде человек как человек, только лицо на экране размыто, но так нарочно делают, для секретности. Зато грядушечников развелось столько, что их уже и ловить перестали. А раньше, когда я ещё в школу не ходил, ловили и сдавали в участок. Помню, вели одного такого — рвётся, настоящерами обзывается. А потом ещё и песню запел: «Завтра будет лучше, чем вчера…»
Грядушка — это который из будущего. А грядушечник — он из настоящего, как мы с вами, но предатель. Оказалось, бывший наш Президент — и тот грядушечник. Выступал по телевизору — прокололся: «Да, — говорит, — трудностей много, но мы обязаны их преодолеть ради того, чтобы потомки наши жили счастливо…»
Тут же разоблачили, сделали козлу импичмент, судить хотели, только он в Америку сбежал. Америка-то будущему с потрохами продалась — весь Сенат завербованный.
Десанта ждали, армию на уши поставили — так и не дождались. Струсили, видать, грядушки. У них там и машины времени, и нанотехнологии покруче… Зато мы духом сильнее!
Тогда они другое придумали: влезли в социальные сети — и давай нас оттуда чернить почём зря. То ли, не знаю, к Интернету можно прямо из будущего подключаться, то ли это они грядушечников подговорили, но всё равно обидно. Отечество наше вчерашкой прозвали — ничего себе? Чуть социальные сети из-за них не запретили. Хотя как их запретишь? Ну и стали у нас говорить наоборот: дескать, мировая паутина — главное наше идеологическое оружие.
Дружно выйдем в Интернет,
Скажем будущему: «Нет!»
Классно я устроился. Играю себе в «Смергр-2» на мамкином планшете, а «будущемунет» за меня мамка говорит — с моего аккаунта. Увлеклась, хозяйство забросила — сидит целыми днями перед монитором по клавишам стрекочет и только шипит от злости. А в школе думают, будто это я такой примерный.
Ну так ведь староста класса! И с большой буквы пишусь.
* * *Во дворе никого из наших не было. Только в песочнице копошились три карапуза под присмотром двух бабушек на скамейке.
— Да просто сволочи! — возмущалась одна. — За что они нас так ненавидят? Что мы им сделали?
— Я вам больше скажу, Марья Гавриловна, — подхватывала другая, — Чиновники-то наши…
— Воруют?
— Да если бы просто воровали! Президент вчерась по телевизору прямо сказал: в будущее смотрят — потому и воруют!
— На чёрный день запасаются…
— Да уж… — Пригорюнилась. — Нам с вами, Марья Гавриловна, и до чёрных деньков не дожить! Сами смотрите: у нас отнимают, а в промышленность вкладывают…
— Нет, но… промышленность-то тоже нужна…
— А кому она потом достанется, промышленность эта? Нам, что ли? Грядушкам и достанется… У, чтоб им там всем провалиться в этом их будущем!
Пришлось поздороваться. А куда денешься — я ж староста, на меня другие равняются.
Отошёл подальше. При виде меня карапузы прикинулись испуганными и спрятались за борт песочницы.
— Гъядуська!. — в радостном ужасе завопил один.
— Сам ты грядушка! — буркнул я — и остановился.
Вот, хрон сушёный, и спрятаться некуда! Через двор навстречу мне шла Улька Глотова, моя заместительница. Жаба очкастая. Третий год мечтает меня из старост скинуть и самой старостой стать.
И ведь скинула почти. Дома у нас раздрай случился. Нет, ругачек и раньше хватало, но всё из-за денег. А тут однажды мамка чего-то такое купила, а папка возьми да и скажи: «Ты бы хоть о завтрашнем дне подумала!» Ну та и взвилась: «Тоже в грядушечники подался?» А он ей: «Да уж лучше грядущее, чем такое настоящее!»
Ну и началось. Что ни день — скандал. Чуть он о тратах заикнётся, она тут же на хронополитику переводит. И как-то незаметно заделался наш папка взаправду грядушечником.
— Всё равно ведь придёт и наступит! — кричит.
— Не наступит! Не позволим! Как жили, так и будем жить! Вон и в гимне поётся: на все времена!
— Прошлячка!
— Будило Господне!
Развелись, короче. А Улька пронюхала, что папка грядушечник, шум подняла. На собрании меня разбирали. А мне что? Ну скинут из старост — подумаешь, беда! Самому уже надоело…
Не скинули. Опять училка всё наизнанку вывернула. Полчаса за душу брала.
— Распад, я бы даже сказала разлом, между настоящим и будущим, — щебечет, — прошёл через всё наше общество. Вот он расколол семью Прохора. Это трагедия, ребята. И Прохор с честью выдержал это испытание, оставшись с мамой, а не с папой…
Как будто меня кто спрашивал, с кем я останусь!
Нет, папку, конечно, жалко. Захожу к нему иногда тайком от мамки. Живёт в хрущёвке на окраине, пенсию получает по инвалидности, ждёт, когда дом под слом назначат. Лежит целыми днями на раскладушке, бормотуху из картонок пьёт. На водку не хватает.