Мирей Матье - Моя судьба. История Любви
В один прекрасный день мама приехала со сногсшибательной новостью:
— Дети, вы скоро увидите море!
До сих пор мы видели море только на фотографиях, в кино или на телевизионном экране. И тогда мама вспоминала, что ее детские годы прошли в Дюнкерке. Она признавалась, что ей всегда недостает моря. В ее памяти неожиданно всплывали воспоминания о той поре, когда она была девочкой, когда морские брызги били в лицо, свежий ветер хлестал по щекам, а воздух был, казалось, пропитан морской солью. Сама она прежде никогда не говорила с нами о море. И я с изумлением обнаружила, что в самой глубине души она таила от нас эти воспоминания. Но тогда, стало быть. мама не была совершенно счастлива с нами? Эта мысль некоторое время мучила меня. А вот теперь и мы отправлялись в Марсель.
— Вам необыкновенно повезло, — говорила мама. — Все дело в том, что мы — многодетная семья. Вот нам и позволили обновить загородный дом в Карри-ле-Руэ!
И все это по милости Кассы семейных пособий. Мои сестры были в восторге, мама тоже радовалась:
— Вы только поглядите, как здесь красиво!
Спорить с этим не приходилось. К пляжу спускались по дороге, обсаженной соснами. И, как обычно, держась за руки, чтобы не потеряться; так мы добирались до рыбной пристани.
— Тут вы вдоволь поедите рыбы, — говорила мама, — а это очень полезно для костей. И к тому же научитесь плавать!
Но на деле все получилось вовсе не так. Я даже потеряла аппетит. И, как говорится, вконец зачахла. Меня терзала смертельная тоска по дому. Ведь это была первая долгая разлука. Без папы и без мамы мир мне казался пустым. Море не заменяло семью! Оно меня пугало. При виде этой безбрежной, волнующейся, рокочущей, изменчивой, бездонной стихии меня начинало мутить. И никакими силами невозможно было принудить хотя бы войти в воду.
Я до сих пор так и не научилась плавать. Самое большее, на что я решаюсь, — это окунуться у самого берега. Разумеется, мне время от времени приходится совершать поездки по морю, и при этом мне всегда бывает не по себе. Я, не мешкая, надеваю наушники и часами слушаю Дэвида Боуи или «Аббу», чтобы забыть, где нахожусь.
У воспитательницы в Карри-ле-Руэ сохранилось, должно быть, самое дурное воспоминание о маленьких Матье. Глядя на меня, как на старшую, сестры тоже проливали потоки слез. Через две недели родители решили нас проведать. Сперва они ехали поездом, потом добирались автобусом под палящим зноем. При их появлении мы с сестрами разревелись. Пытаясь нас успокоить, родители тут же отправились с нами на прогулку по дороге, пролегавшей над портом. Мы поравнялись с красивой виллой.
— Погляди-ка, — сказала мне мама, — тут живет Фернандель…
«Наш» Фернандель, общий любимец всей семьи. Но ни тогда, ни на обратном пути, хотя мы намеренно замедляли шаг, нам так и не удалось увидеть Фернанделя: он будто нарочно не показывался! Мы снова расплакались и плакали до самого отъезда родителей — зрелище было душераздирающее. Словом, наш месячный отдых в Карри-ле-Руэ оказался сущим мучением: слезы лились в три ручья, низвергались водопадом.
— Из-за вас уровень моря, похоже, поднялся, — изрекла мама.
Мы с радостью возвратились к нашим полям. На прогулках мы собирали одуванчики, рвали дикий лук-порей, который гораздо вкуснее того, что растет в огороде, лакомились ежевикой, попадалась нам даже айва.
А в школе меня уже ждала госпожа Жюльен: ведь в этом году мне предстояло получать аттестат об окончании школы.
Мне так хотелось получить его. Прежде всего, ради нее: ведь она мне столько помогала, столько со мной возилась, не могла же я ее подвести! Но боже, какая это была непосильная задача! Просидев несколько лет на задней парте, я почти не слушала объяснений учительницы. Я хорошо понимала, что толком ничего не знаю. Кое-что помнила о Наполеоне, потому что этот человек маленького роста мне нравился. Немного больше — о Жанне д'Арк, она была мне симпатична, и я вообще обожала святых. Но эти вершины французской истории одиноко возвышались над «бездной» моего невежества, где смутно виднелся — благодаря картинкам в учебнике — какой-нибудь «поселок на сваях» или «вигвам американских индейцев».
С каким-то отчаянием я пыталась наверстать потерянное время, а его, как известно, наверстать невозможно. Целыми днями сидела, уткнувшись в книги. Безжалостно терзала свою память. И даже перестала петь.
— Что это совсем не слышно голоса вашей маленькой Мирей?
— Ничего удивительного! — отвечала мама с такой гордостью, с какой другие говорят об экзамене на ученую степень. — Она готовится к получению школьного аттестата!
Иногда меня охватывало малодушие.
— О чем ты только думаешь, Мирей, — распекала меня госпожа Жюльен.
Назавтра, чтобы заслужить прощение, я приходила в школу с большим букетом цветов, которые собирала в любезных моему сердцу полях.
— Спасибо, это очень мило с твоей стороны, — говорила учительница. — Но чем тратить время, срывая ромашки, ты бы лучше как следует выучила тройное правило!
Дело шло туго, очень туго! По вечерам я засиживалась допоздна, а папа этого терпеть не мог: он требовал, чтобы свет гасили в восемь вечера.
— Но послушай, Роже, она ведь готовится к школьным экзаменам! Все в доме только об этом и говорили. Я лишилась сна, хотя до тех пор спала как убитая. Время от времени бабуля возмущалась:
— Да вы ее в дурочку превратите. И зачем только нашей девочке этот ваш аттестат? Он что, поможет ей рожать здоровых и красивых детей?!
— Не будь у меня школьного аттестата, — возражала мама, — меня никогда бы не взяли на службу в мэрию!
— Вовсе не он тебя спас, а Господь бог! Знаешь поговорку: Бог помогает блаженным, детям и пьяницам. Так что наша девочка под его защитой! Получит она ваш хваленый аттестат!
Увы, я его не получила. До сих пор помню, как растерянно я глядела на лежавший передо мной чистый лист бумаги. Вопрос был о Капетингах. Я же их всех путала друг с другом. А вот про Жанну дАрк или про Наполеона им даже в голову не пришло спросить. Папа, как мог, утешал меня:
— Мне сдается, Мими, что гораздо уместнее употребить в разговоре имя Жанны дАрк или Наполеона, чем имена каких-то там Капетингов!
Госпожа Жюльен смотрела на это совсем по-другому. Суровым тоном она заявила мне, что я ее сильно разочаровала. Мне пришлось остаться на второй год в том же классе: учитывая мой возраст (14 лет!), это был мой последний шанс. На сей раз я отправилась на каникулы, навьюченная книгами. О поездке в Карри-ле-Руэ не могло быть и речи.
Мы снова оказались в летнем лагере «Стрекозы» в Вильнёв-дез-Авиньон. Там-то я и встретила ясновидящую.
Она жила возле кладбища. Одна наша подружка услышала, как ее мать, великая поклонница гороскопов, упомянула об этой женщине. У многих из нас были велосипеды, и вот мы целой ватагой отправились к ворожее, кто, сидя в седле, а кто — на багажнике. Перед тем мы выгребли всю мелочь из наших копилок и явились к этой гадалке на картах, немало позабавив ее тем, что сразу столько девчонок захотели узнать свое будущее. Беседовала она с нами поодиночке. Первая же подружка, выйдя от гадалки, объявила:
— Я выйду замуж, и у меня будет много детей.
Вторая сказала просто:
— У меня будет много детей…
— Но ты прежде выйдешь замуж?
— Об этом она мне ничего не сказала.
Разгорелся спор, потом все согласились, что без замужества дело не обойдется. Наступил мой черед. Эта женщина нисколько не походила на колдунью, в отличие от той противной старухи, которую я иногда встречала, когда ходила за покупками: та была вся в черном и у нее был ужасный, крючковатый нос. Однажды она на меня накинулась, крича, будто я утащила ее плетеную сумку. Я стояла красная от стыда, потому что это была наглая ложь, но привлеченные ее воплями прохожие останавливались возле нас. С тех пор всякий раз, собираясь идти к бакалейщику, я смотрела, нет ли поблизости этой ведьмы, а если замечала ее — всегда одетую в черное платье, сгорбленную и кривобокую — то поспешно пряталась за платанами. Ясновидящая из Вильнёва не внушала тревоги. Она была толстушка с ярко-синими глазами и приветливой улыбкой. В ее комнате висели карты небосвода, усеянного красивыми звездами.
— Когда ты родилась?
— 22 июля 1946 года.
— Ах, вот как!. Как раз на границе между знаками Рака и Льва. Ты, девочка, наделена живым воображением, возьму-ка я свои карты для гадания.
У бабули были точно такие же карты, но она пользовалась ими только тайком. Мне она никогда не позволяла к ним даже притрагиваться. С некоторым страхом я следила за тем, как гадалка их раскладывает. На ее лице изобразилось удивление:
— Странное дело! — вырвалось у нее. — Я вижу тебя в окружении королей и королев.
— Ничего удивительного, — сказала я. — Я зубрю историю Франции для школьного аттестата. Всех Капетингов запоминаю.
