Галина Гордиенко - Запах полыни
— У меня глаза от света болят.
Очки незнакомец протянул с явным сожалением, а Вероника почему-то сердито сказала:
— Ну и уродские у тебя окуляры!
— Мне нравятся, — пробормотала Сауле.
Спрятав ненавистные глаза за темными стеклами, она вздохнула с облегчением. И тут же смущенно заметила, что лежит на дорогом кожаном диване прямо в обуви. Торопливо села и невольно коснулась рукой лба, голова все еще кружилась.
— Да что с тобой сегодня? — возмутилась Вероника.
Налила в стакан воды и дала Сауле. — Ты же только на работу вышла, еще и сделать ничего не успела, а уже ноги не держат!
— Да я… в порядке, — пролепетала Сауле.
Сделала глоток и только сейчас поняла, насколько хочется пить. Во рту пересохло, язык показался Сауле слишком шершавым, горло почему-то саднило.
Сауле пила жадно, стакан дрожал в руках, на смуглом лбу выступили мелкие бисеринки пота.
— Хорош порядок, — проворчала Вероника. — Краше в гроб кладут!
Незнакомец строго приказал:
— Ну вот что — идите-ка вы домой! Завтра сделаете уборку, ничего с офисом за день не случится.
Вероника раздраженно фыркнула и отобрала пустой стакан. Сауле заставила себя встать и робко улыбнулась секретарше:
— Я правда хорошо себя чувствую. И все сделаю, вот прямо сейчас начну…
— Домой и только домой! — безапелляционно распорядился незнакомец. — Работа подождет!
— Но я…
— Иди уж, — неприязненно посмотрела на новую сотрудницу Вероника. Выдернула из рук Сауле пластиковую папку и проворчала: — Не волнуйся, Поле щука я предупрежу. Скажу — ты приболела и выйдешь завтра.
— Вот и ладушки, — кивнул незнакомец. Открыл перед ошеломленной Сауле дверь и весело предложил: — Вас подвезти? Я как раз на машине.
— Нет! Я… рядом живу.
Евгений Сергеевич проводил Сауле взглядом и задумчиво пробормотал:
— Какое необычное лицо…
— Дурнушка, — пренебрежительно хмыкнула секретарша. — Еще и очки эти дурацкие нацепила, а уж свитер, а юбка…
— Очки действительно страшненькие, — согласился Колыванов, по-прежнему глядя в коридор, хотя Сауле уже ушла. — Зато глаза…
Вероника передернула плечами и закрыла дверь в приемную. Обернулась к зеркалу и подумала, рассматривая собственное отражение: «Какие там глаза у этой черномазой дикарки! За темными стеклами черта с два разберешь…»
— И давно она здесь… уборщицей? — небрежно поинтересовался Колыванов.
Вероника наморщила лоб, пытаясь вспомнить хотя бы фамилию новой сотрудницы. Не вспомнила и с досадой воскликнула:
— Я должна помнить? Ну… второй месяц, кажется. Или третий? Да какая разница, Евгений Сергеевич?! — Она кивнула на кофеварку. — Давайте я вам лучше кофе сварю? Шеф скоро придет, он обещал к двенадцати. Если бы вы предварительно позвонили…
— Ты права, сам виноват. Мимо проезжал, вот и решил зайти. Спонтанно, так сказать… — Он усмехнулся. — Но кофе не нужно, спасибо. Совершенно нет времени!
Колыванов вышел, и Вероника разочарованно прошептала:
— Жаль. Классный мужик…
«Классный мужик» тем временем огляделся в коридоре и неуверенно пошел к выходу. Вдруг расхотелось заглядывать в комнату без окон, где работала мать его малолетнего приятеля.
Смешно, но Колыванов вчера полчаса на мальчишку потратил, пытался ответить на один из его зубодробительных вопросов. Хорошо, Кит позвонил уже после совещания.
Если честно, Колыванов сам не понимал, зачем дал ребенку номер сотового. Просто Никита так старательно делал вид, что все в порядке и он не слишком расстроен отказом нового знакомого заехать в ближайшее время…
Наверное, Колыванова тронула борьба Кита с самим собой, вот и разрешил звонить — не злоупотребляя! — если срочно потребуется «консультация». То бишь ответ на какой-нибудь «животрепещущий» вопрос.
Уже через пять минут, в машине, Колыванов пожалел о собственной мягкотелости. И почти не сомневался, что завтра-послезавтра придется менять номер. Однако забавный мальчишка за прошедшую неделю позвонил Колыванову всего два раза — редкая деликатность для шестилетнего ребенка.
Проезжая сегодня мимо офиса, Колыванов внезапно решил увидеть мать Никиты. По его расчетам, она уже находилась на рабочем месте, за компьютером. Не то чтобы Колыванову очень хотелось с ней познакомиться, но…
В голове мелькнула глупая мысль: вдруг они с Никитой похожи — не внешне, само собой. Мальчишка — семи не исполнилось! — говорил о матери непривычно бережно, с нескрываемой любовью и взрослой снисходительностью. Как старший о младшем, более слабом и ранимом.
Колыванов невесело улыбнулся — эта женщина просто не могла быть такой, как другие.
Посмеиваясь над собой, он все же припарковался у офиса. Правда, предварительно подыскал уважительный — для себя, не для других! — повод. Ему давно хотелось обсудить с Векшегоновым кое-какие идеи, и, понятно, не по телефону.
Жаль, пришлось уйти. Смешная девчонка в приемной вывела Колыванова из равновесия, в таком состоянии говорить о делах он просто не мог…
Колыванов непроизвольно посмотрел на руки. Ладони до сих пор чувствовали хрупкие плечи — косточки тонкие, птичьи. И сама она оказалась легкой, как ребенок, Колыванов буквально заставил себя уложить девчонку на диван, никогда с ним такого не случалось.
А глаза?
Что за необычные глаза! Яркие — невозможно. Колыванов и не понял толком, какого они цвета.
Голубые? Синие? Фиолетовые? Серебристые? Они словно подсвечены изнутри, странно светлые на смуглом худеньком личике.
Колыванов угрюмо усмехнулся: и почему эта молоденькая уборщица смотрела на него с таким страхом? Он что, похож на Квазимодо? Вроде до сих пор девицы не шарахались, скорее — липли, как пластырь.
Думая о своем, Колыванов машинально миновал холл и пошел дальше по коридору. Толкнул дверь в последнюю по правой стороне комнату — именно сюда бегал Никита — и раздраженно хмыкнул: закрыто.
И здесь не повезло, что за день?
Колыванов с досады стукнул кулаком по косяку и зашипел от неожиданной боли. Из соседнего кабинета — там, кажется, сидели бухгалтеры — выглянула дама лет пятидесяти и широко улыбнулась, узнав его. Непроизвольно поправила прическу и ласково протянула:
— A-а, Евгений Сергеевич, добрый день!
— Добрый, — буркнул Колыванов. Почему-то покраснел и разозлился еще больше.
— Вы к нам? Ошиблись дверью?
— Не ошибся. Просто пытаюсь вспомнить, что за комната — не курилка?
— Нет-нет, если в курилку, тогда вам в другой конец коридора, — доброжелательно подсказала Лидия Павловна — Колыванов с трудом вспомнил ее имя.
— А здесь что? Кладовка?
— Была когда-то, — согласилась Лидия Павловна. — Сейчас ее отдали… — Лидия Павловна замялась, лицо ее стало задумчивым.
— Под что отдали? — поторопил Колыванов.
— Знаете, точно и не скажу, — виновато посмотрела на него дама. — Кажется, эта должность называется «офис-менеджер». Девочка — она недавно работает — бегает за покупками для офиса: салфетки там, лимоны, печенье, яблоки, сыр… И секретарю помогает, она у нас что-то вроде библиотекаря при Интернете.
— И где ваша библиотекарша сейчас? Ее сегодня нет?
— Почему «нет»? Недавно видела. — Лидия Павловна пожала полными плечами. — Думаю, она ушла в магазин.
Или у программистов сидит. Михаил Иванович обычно дает ей задание — что-то заказать через Интернет, журналы, скажем…
— Понятно.
— Она вам нужна? — осторожно поинтересовалась Лидия Павловна. — Я могу передать, как вернется, чтоб тут же вам позвонила.
— Нет, не нужна, — холодно произнес Колыванов. — Я вообще-то к Векшегонову заехал, да не застал, а сюда так… сунулся случайно. Просто… непорядок, когда человека нет на рабочем месте.
Лидия Павловна сочувственно улыбнулась. Колыванов повернул к выходу. Оглянулся на крошечную комнату и раздраженно пробормотал:
— Странная должность — офис-менеджер!..
Никита восторженно наблюдал, как на обычной деревянной дощечке — чуть больше маминой ладони! — появляются маки. Всего три цветка в старой керамической кружке, самой простой, без рисунка и даже без полоски у края — такие похожие друг на друга и такие разные.
Первый — пышный, только-только расцвел. Нежные лепестки как языки пламени: алые, тонкие, шелковистые, почти прозрачные, у самого основания — черные.
Второй мак — привядший. Два лепестка уронил, оставшиеся три — вот-вот потеряет. Они уже не упругие, а вяловатые, обвисшие, жалкие.
Третий — еще не раскрылся. Плотная красная коробочка вместо цветка, робкое обещание близкого чуда…
Мамина кисточка порхала в воздухе, выплетая простенький узор салфетки под тяжелой кружкой Никита точно такие на рынке видел, старушки продавали. Готовые салфетки лежали перед покупателями, а новые они прямо на рынке вязали, крючки так и мелькали в морщинистых руках.
