Борис Горобец - Геологи шутят... И не шутят
(Из очерка И. И. Петрожицкого [Там же. С. 528])
Викинги «наследили»
Геолог Ю. И. Потапов описывает, как он приехал на побережье Охотского моря, в Тором — маленький поселок колхоза имени очередного партсъезда. У местных партийных властей была мания с каждым новым партсъездом переименовывать колхоз. Чтобы не путаться в цифрах, колхоз в разговоре называли просто «Съездом». «Я зашел к председателю оленеводческого колхоза Карпову, которого эвенки называли Карковым.
„Дам лучших каюров и оленей — налей!“ Просьба была немедленно выполнена. Я увидел, как сто граммов чистого спирта, не вызывая горлового булькания, без остатков впитались в карковский язык. Посвежевший председатель достал список каюров и стал диктовать: „Семен Гутчинсон, Иван Олафсон, Афанасий Густавсон, Никита Свенсон, Афанасий Тубеев…“ — всего семь человек. <…> В паспортах было черным по белому написано: Свенсон Никита Иванович, Густавсон Афанасий Семенович. Печати и подписи местного ОВД выглядели подлинными. Бывший интеллигент и учитель истории Карков поведал мне, что в начале XIX века Шантарское море было богатейшим китовым промыслом. Сюда сплывались браконьеры со всего света, но преимущественно из Скандинавии. <…> Местное население вместе с китобоями разделяло радость от удачной охоты, в результате чего появлялись дети, получавшие фамилии отцов. Карков рассказал, что, будучи ребенком, он сам видел огненно-рыжего эвенка по фамилии Эриксон».
(Из очерка Ю. И. Потапова [ГЖМ-18. С. 534])
«Здесь танкер зимовал»
Начало второго эпизода, рассказанного Ю. И. Потаповым, такое.
Пос. Демьяновск на берегу Сахалинского залива. 1965 год. Семья телефонистов. Глава семьи Вася, приветливый и улыбчивый, лет сорока. Его жена Клава, лет тридцати — высокая степень женского совершенства. Геологи приехали в поселок по р. Амгунь на резиновой лодке, которой управлял рабочий Витя. Сидят в гостях у телефонистов. За столом также трое детей. Ребятишки совсем не похожи ни на отца, ни друг на друга. За столом Витя усиленно пополняет стаканчик Клавы и уж слишком к ней наклоняется.
«Захмелевшая Клава, заметив, что я разглядываю ребятишек, улыбнулась и спросила:
— Что, не похожи? — Я полуутвердительно кивнул.
— Ну, так я скажу тебе: года четыре ране у нас зимовал танкер — вот Сережа и появился. А следующим годом катер „Яхонт“ зимовал, вот Вову оставил нам на память. А Катя от сухогруза — сел два года назад ниже нас на мель и тоже зимовал.
Ее рассказ ничуть не взволновал Васю, слушавшего жену со своей вечной улыбкой. Когда мы вышли на крыльцо покурить, он пооткровенничал:
— Видишь ли, женился я на Клаве, да так загулял на свадьбе, не помню, как под машину попал, переехало меня по животу, изломало всю внутренность, у меня и стоять перестал. А Клавке детей охота, вот я и не возражаю — все в дом, а тайга всех прокормит, — добавил он, задумчиво глядя на Витю.
В следующие дни Вася уходил по линии на обход, а наш „флотоводец“ помогал Клаве по хозяйству. Эта помощь, видимо, их сблизила, и Витя в палатку ночевать не приходил. Осталась ли у Клавы „память“ от резиновой лодки?»
(Из очерка Ю. И. Потапова [ГЖМ-18. С. 536])
Не место красит человека, а мягкое место
Еще один эпизод из очерка Ю. И. Потапова.
«Под вечер я пошел к геофизикам из ДВГУ. Они ждали вертолета уже больше месяца и совершенно озверели от комарья и безденежья.
<…> Через створки их палатки выглядывали голые ягодицы. Так густо покрытой комарами плоти я никогда не видел. На каждый сантиметр приходилось не менее 10–12 кровососущих насекомых. Комары, напившись крови до потери летучести, сваливались на землю. Их место тотчас занимали другие, голодные. Совсем как госчиновники при нашем диком капитализме, только сваливают они не на землю, а за границу.
Каждая ягодица вела себя по-своему. Одна конвульсивно подергивалась, пытаясь сбросить с себя крылатых вурдалаков. Другая, напротив, В сжималась, чтобы уменьшить площадь кровоотсоса. <…> Из палатки доносился голос начальника геофизической партии Архипова, который монотонно отсчитывал: „…711, 712…“. На счет 720 обе ягодицы дернулись и с воплем облегчения скрылись в палатке. Немного погодя я раздвинул створки и вошел в палатку. При свете свечей геофизики играли в карты.
— Играем на выставку, на минуты, — пояснил мне Архипов. — Проигравший отдает свой по-научному афедрон, а по-нашему — ж…у в распоряжение потомков Пенегюссе. — Очевидно, в детстве Архипов внимательно прочел эпос „Калевала“. В эпосе это кровожадный великан, после гибели которого его труп сожгли и пепел развеяли. Частицы пепла превратились в тучи кровососущих. Володя проиграл 12 минут, а Люда — только 6. Хочешь посмотреть, как она будет расплачиваться?
Сейчас я, конечно, посмотрел бы, но тогда постеснялся, о чем жалею до сих пор. Тем более что Люда была симпатичная полненькая блондинка, какие мне уже тогда нравились».
(Из очерка Ю. И. Потапова [Там же. С. 534])
Буровик Разговоров благодарит за орден
Рассказывает гендиректор «Гидроспецгеологии» Ю. С. Татарчук.
«В 1980-е гг. были проведены работы по бурению горизонтальных и восстающих скважин (до 15 градусов) протяженностью 1200 м12. <…>
Специалисты ВИТРа здорово помогли решить эту непростую научно-техническую задачу. А буровой мастер В. Ф. Разговоров был награжден за эту работу орденом Ленина. С его награждением был казус. Оно проводилось на коллегии Мингео СССР. Ребята из управления кадров мне говорят: „За такой орден надо бы сказать пару слов благодарности“. Но какой оратор из буровика, впервые оказывающегося на коллегии? Я стал его „накачивать“. Говорю: „Не волнуйся, скажи два слова: ‘Спасибо партии и правительству! Постараемся работать еще лучше’“. А он говорит: „Да что Вы волнуетесь? Все будет, как надо“.
Мы стояли на втором этаже нового здания перед входом в зал коллегии, и инструктаж я проводил на глазах членов коллегии, проходивших в зал.
И вот министр Е. А. Козловский вручает ему орден. Аплодисменты. Разговоров говорит: „Спасибо генеральному директору, что представил меня к этой награде“.
Хохот всех присутствующих. Я красный, как рак, что еще больше привело присутствующих в восторг. Я был уверен, что все понимали, что это выступление — не результат моей „накачки“. Но все равно чувствовал себя неуютно».
(Из очерка Ю. И. Потапова [ГЖМ-18. С. 562])
О Г. С. Момджи, смерти Ю. В. Андропова и докторской защите13
Георгий Сергеевич Момджи был крупным геологом, д. г.-м. н., специалистом по железным рудам. В 1964–1970 годах он был директором ВИМСа. Отличался твердым характером, был сух и негибок, не скрывал своих антипатий к ряду влиятельных сотрудников института. Его сняли с поста директора, так как партийная организация института проголосовала против его кандидатуры на тайных выборах в партком. Это было выражением недоверия со стороны партии, и в таких случаях министерство обязано было реагировать. Г. С. ходил по коридорам с каменным выражением лица. Я не был с ним лично знаком. Одна его сотрудница как-то сказала мне, что те, кто заискивал и ползал на брюхе перед директором, теперь едва с ним здороваются. Так обычно оно и бывает. И тогда я при случайных встречах с Момджи в коридорах стал подчеркнуто четко говорить: «Здравствуйте, Георгий Сергеевич!» Он, отвечая, как-то странно смотрел, видимо, пытался вспомнить, кто я такой. Но нас с ним ничего не связывало. Я тогда не был даже кандидатом наук. Потом где-то с 4-го раза он, отвечая на приветствие, стал задерживаться и протягивать мне руку.
Прошло много лет. В начале 1980-х годов я начал готовить докторскую диссертацию, посещал докторские защиты. Момджи выступал с жесткой критикой едва ли не всех работ. При этом он открыто говорил, что будет голосовать против. Не берусь сказать, насколько он был прав. Вероятно, в меньшинстве случаев. Так, он выступил против прекрасной докторской работы С. В. Малинко по борным минералам (там явно была личная неприязнь к ее мужу). Все диссертанты боялись Момджи. Некоторые товарищи меня предупреждали: Момджи тебя разнесет; в его глазах, да и глазах ряда членов совета, у тебя есть три личных дефекта: ты молод (около 40 лет), не геолог, да еще и Соломонович — в общем, выскочка: в отраслевой геологии так «рано», в 40 лет, докторские почти никто не защищает. Но директор ВИМСа А. Н. Еремеев меня поддерживал. И у меня были авторитетные оппоненты: профессора В. М. Винокуров (заведующий кафедрой минералогии и петрографии в Казанском университете) и А. С. Марфунин (ИГЕМ, членкор РАН, позже ставший заведующим кафедрой минералогии в МГУ). И вот наступил день защиты — 10 февраля 1984 г. Заседание совета началось в 15 часов. Я сделал доклад за 37 минут. Пошли вопросы. Г. С. Момджи также задал вопрос — довольно мирный, я на него легко ответил. А около 16 часов к директору подошла его секретарь и передала записку. А. Н. Еремеев прочел, наклонился ко мне и сказал: «Меня вызывают в райком, умер Ю. В. Андропов, собирают всех директоров. Председательствовать остается В. Т. Покалов, желаю Вам успеха, я сам сейчас проголосую». Затем он объявил о кончине Андропова, предложил встать и почтить его память. Процесс защиты продолжался. Итогом голосования ученого совета было: 24 голоса за; против и воздержавшихся не было. Думаю, что внезапное объявление о смерти Андропова подействовало в мою пользу: думали уже о другом, и никто не решался в такой день устраивать «бузу», даже если и были не симпатизирующие диссертанту. Впрочем, думаю, что Г. С. Момджи все равно проголосовал бы за.
