Елена Карцева - Вестерн. Эволюция жанра
Иначе обстоит дело со злодеями. У злодея на лбу уже лежит печать его низменной сущности. Он худ, у него восковой цвет лица, взгляд пронзительный и ледяной, нос ястребиный. Часто он уродлив. Голос его звучит отвратительно. Женщина-злодейка — это брюнетка ослепительной красоты, с необыкновенно жгучим взглядом. Плохие люди безоговорочно плохи. Похотливость, жадность, лживость и жестокость соединились для того, чтобы получился дьявол в человеческом образе. Злодей не знает иных увлечений, кроме злодейских, и ничем иным как злом он не занимается».
Далее Чапек пишет, что если в жизни «как следует приглядеться к самому прожженному из злодеев, то, несомненно, можно заметить, что, собственно, не такой уж он ужасный злодей; хотя он и порядочная дрянь, хотя ему присущи тысячи слабостей, дурных наклонностей и болезней, пагубных страстей, есть в нем, хоть ты лопни, нечто такое, что не согласуется с понятием безнадежной испорченности. Я хочу этим сказать, что психология разрушает стройную и ясную моральную классификацию добра и зла… Таким образом, роман Марии или Фанни продолжает старую моральную традицию, утверждающую, что хорошее — хорошо, а плохое — плохо… В этом мире добродетельных и злонравных нет места для половинчатости и двуликости, предпосылок и смягчающих обстоятельств».
И, наконец, один из важнейших для понимания долговечной популярности авантюрного романа вывод, в полной мере относящийся и к вестерну: «Странно, но факт: чем выше литература, тем безрадостнее конец романа. «Преступление и наказание» не заканчивается появлением на свет роскошного младенца. «Госпожа Вовари» не заканчивается свадьбой. Стриндберг в своих произведениях ужасает бездетностью и т. д. Действует некий скрытый закон, согласно которому качество литературы обратно пропорционально счастливому концу. Роман Марии или Фанни непременно оканчивается счастливо… Нравственный космос был бы развеян впух и прах, если бы этого не произошло. Сказка перестала бы быть сказкой, не будь змей в конце концов убит, а колдунья наказана, сказка превратилась бы бог знает во что, в нечто омерзительно напоминающее реальность».
Откроем один из таких романов американского производства. Это не вестерн, а типичный роман-фельетон типа «Парижских тайн», и даже название у него схожее — «Тайны Нью-Йорка». Он принадлежит перу Виллиама Кобба и написан до 1878 года, потому что именно тогда был уже переведен на русский язык и отпечатан в Санкт-Петербурге, в типографии В. С. Балашева. Мы не собираемся пересказывать его подробно, страница за страницей, ибо их число приблизительно равно числу приключений и необычайных происшествий и волей-неволей даже краткое изложение происходящего растянулось бы надолго. Поэтому отметим лишь важнейшие, основополагающие события и авторские приемы.
Колесо сюжета, как и полагается, вертится благодаря двум тайнам: тайне происхождения одной группы действующих лиц и тайне обогащения другой группы, связанной с убийством. В европейском романе, когда все загадки распутывались, оказывалось, что герои, не знавшие своих родителей, — дети герцога, графа или маркиза, а убийца — барон со своими прислужниками. В американском же варианте злодеями выступают два миллионера, а пропавшими без вести отцами — добропорядочные переселенцы, сколотившие себе капитал в Калифорнии. Однако на развитие и характер действия эта разница не оказывает никакого влияния. Она лишь подчеркивает местный колорит — не более того.
Следуя требованиям жанра, автор «Тайн Нью-Йорка» громоздит одно необычайное событие на другое, скрепляя эти фабульные кирпичики цементом чудесных случайностей. Уже в самом начале романа происходит нечто из ряда вон выходящее: из кабачка, пользующегося дурной славой, извлекают мертвецки пьяного молодого оборванца, привозят его в дом миллионера и выдают за него замуж наследницу. Затем следует каскад не менее удивительных событий, в результате которых на сцену является сам президент Соединенных Штатов и по принципу «deus ex machina» вознаграждает добродетель и наказывает порок. Переход от одного события к другому, как уже было сказано, снизывают роковые или счастливые совпадения. И когда, например, казалось, что ничто не может предотвратить уничтожение пенсильванских нефтяных скважин, затеянное одним из злодеев миллионеров в целях еще большего обогащения, взрыв в последний момент предотвращал чудак ученый, всю жизнь, оказывается, разрабатывавший именно такой аппарат, который мог пригодиться для подобного дела.
Почти ни один авантюрный роман не обходится без разбойников. В «Тайнах Нью-Йорка» — местный колорит! — их с успехом заменяют индейцы, нападающие на дилижанс. Вообще американские авторы, не нарушая традиционной схемы авантюрного романа, довольно умело вводили в нее национальную специфику, в особенности же такую экзотическую, как специфика освоения Дальнего Запада. Не составил исключения и Виллиам Кобб. В «Тайнах Нью-Йорка» есть не только индейцы, но и суд Линча и поиски золота в Колорадо, у Пик-Пайка.
Теперь мы хотим обратить внимание читателей на описание героев и злодеев. Благородный рыцарь Эдмон Эванс, которого автор наделил профессией врача, «молодой человек двадцати пяти лет, блондин, с почти женским лицом; его голубые глаза останавливаются с невыразимой любовью на дрожащей молодой девушке, которую он поддерживает». Вот ее портрет: «…под крепом, покрывающим ее лоб, видны локоны восхитительно светлых волос. И в то время, как она подняла глаза к небу, как бы прощаясь с существом, которого уже нет на свете, открывается ее лицо, полное очаровательной грации и нежности».
Первая встреча с мертвецки пьяным негодяем, которого вытаскивают из-под стола: «Лицо было синее, красноватые веки полузакрывали тусклые глаза, губа отвисла, белесоватая пена покрывала ее. Из груди вырывалось глухое хрипение». Описание другого злодея, которое можно было бы назвать «портрет с намеком»: «Лицо его было свежо, румяно, голова точно сделана из воска и на которую как бы наклеили волосы и усы после окончания ее выделки… Походка его была мерная, несмотря на то, что широкие плечи и крепкие члены свидетельствовали противу всякой, какой бы то ни было, аристократичности происхождения (!). Он был тяжел, как мешок с деньгами». Добавим, что оба эти мерзавца — брюнеты. Мы не знаем, читал ли Чапек «Тайны Нью-Йорка», скорее всего, нет, ибо он оперирует примерами только из европейских романов. Но это, в общем, не играет роли, потому что, как смог, надеемся, убедиться читатель, все главные особенности жанра в американском романе сохранены. И мы утверждаем еще раз, что если «Парижские тайны» и «Тайны Нью-Йорка» — кровные братья, то литературный, а затем и киновестерн — их прямые потомки.
Это близкое родство вестерна с авантюрным романом устанавливается по приметам столь же безошибочным, хотя, быть может, не сразу уловимым. Авантюрный роман, как мы знаем, немыслим без тайны. В вестерне тайна из движителя сюжета превратилась в одну из основных характеристик героя. Эта загадочность потребовалась для превращения его в полубога, в фигуру легендарную, появляющуюся ниоткуда и уходящую в никуда. Каждый волен разгадывать загадку жизни героя в зависимости от собственной фантазии. И в этом, может быть, одна из наиболее притягательных черт вестерна.
Следует оговориться, что сказанное относится не ко всем видам вестерна. Это лишь преобладающая тенденция. Существуют фильмы, где мотив раскрытия тайны руководит сюжетом или составляет один из важнейших его элементов. Например, в шедшей на советских экранах картине «Случай в пустыне» (оригинальное название «Циско Кид и леди») секрет расположения золотой жилы, которым владел герой, — главная пружина действия. Нелишне вспомнить также «Дилижанс», где центральный персонаж — Ринго Кид — отправляется в очень опасное путешествие, скрывая от всех, для чего он его предпринимает. И только в конце мы узнаем, что его целью была месть (кстати, типичный мотив авантюрного романа) за убитых отца и братьев.
Наконец, есть разновидность вестерна, где интерес к происходящему поддерживается совсем без примеси таинственного. Это прежде всего фильмы, перелагающие на язык жанра биографии реальных лиц. Однако следует помнить, что именно в таких картинах чаще всего создавались легенды, ставшие — ив этом еще один парадокс вестерна — отправными пунктами для фильмов с таинственными героями.
Вестерн вслед за авантюрным романом широко использует и необычные обстоятельства. Элементами его драматургической конструкции, причем элементами чаще всего основополагающими, являются и счастливая или роковая случайность, и чудесные избавления героев от смертельной опасности, и, наконец, сказочно Гюгатырские качества главного персонажа, во сто крат превосходящие возможности обычного человека.
Странствующий герой почти никогда не появляется на экране со специальной целью — покарать зло, о существовании которого именно в том месте, куда он прибыл, было бы ему известно заранее. Он останавливается п каком-нибудь городке проездом, на часок, чтобы дать отдохнуть коню и подкрепиться стаканчиком виски. Но первая случайность уже подстерегает его за углом, а может быть, и еще ближе: раздаются выстрелы, он выбегает из салуна (или оглядывается, если дело происходит здесь же) и видит, как злодеи убивают хорошего человека и как никто не в силах им противостоять. Теперь он уже не может уехать: нужно сначала освободить городок от гнета страха.
