Андрас Рона-Таш - По следам кочевников. Монголия глазами этнографа
Вот так-то, как я рассказывал, гонцы проезжают двести пятьдесят миль и доставляют великому хану вести, а кали нужно и весть важная, так и по триста миль проезжают[35].
Так была организована почтовая служба во времена Марко Поло.
В наши дни перевозка пассажиров и грузов возложена на государственную почту и автотранспорт, с которыми нам постоянно приходилось иметь дело во время поездок по стране.
Наша машина точно, следует по намеченному маршруту. Около двенадцати часов приезжаем в небольшой сомонный центр. Грузовик останавливается у бревенчатого здания магазина. Вслед за нами к магазину подъезжает молодая всадница, ловко спешивается, отстегивает от седла кожаные мешки и, взвалив их на плечо, входит в помещение. Она приехала за мукой, но, пользуясь случаем, сделает и другие покупки. Отрез синего шелка с пестрым цветным узором и крошечные, почти игрушечные, детские сапожки исчезают на дне одного из мешков. Выйдя из магазина, женщина снова пристегивает мешки к седлу, и через несколько минут облако пыли скрывает от наших глаз и всадницу и коня. Рассматриваем товары. Здесь можно купить гвозди, книги, бечеву, мыло, даже граммофонные пластинки, патефон и радиоприемник. Идем в здание школы, где в одном из классов нам подают обед. На стене — плакат, на котором изображены яблоки, груши, персики, сливы. Все эти фрукты порой неизвестны монгольским детям. Разве что яблоки еще попадают сюда, да и то очень редко. А ведь когда-то, в очень давние времена, монголы знали об этих плодах. В Монголии, очевидно, росли яблони, плоды которых местные жители называли «алим», а чанту[36] в Кобдо — «алма», будто заимствовав это слово у венгров[37]. В действительности же дело обстояло совсем наоборот: к венграм яблоки пришли от тюрок, но не от современных чанту, а от какого-то другого, более древнего народа.
После короткой передышки едем дальше. Небо покрывается тучами, поднимается сильный ветер. Стараясь от него укрыться, прячемся за кабину шофера и поэтому только в последнюю минуту замечаем, что уже прибыли в Худжирт, конечный пункт первого этапа нашего путешествия. Отсюда после недолгого отдыха мы начнем объезд страны. Первый этап привел нас только к начальному пункту наших странствований.
Худжирт значит «соленый», это один из самых современных и крупных курортов Монголии. Он затерян в стели, как остров среди моря. Худжирт, подобно всем остальным монгольским городам, начинается сразу. Здесь неизвестны городские предместья — это особенность совсем другого, чуждого Монголии мира, — по которым путник догадывается о приближении к крупному населенному пункту. Лишь несколько юрт говорят о близости какого-то населенного пункта, и вдруг перед нами совершенно (неожиданно вырастают красивые современные, ослепительно белые здания. С удовольствием разваливаемся в удобных креслах на застекленной веранде одного из этих домов в ожидании, когда откроют предназначенные для нас комнаты. Изящная мебель, на полу ковер с монгольским узором, на кроватях шерстяные одеяла и пуховики, а у окна — чего мы никак не ожидали — какое-то комнатное растение в горшке. Весело потрескивает огонь в затопленной печке — предусмотрительность отнюдь не излишняя, так как снаружи бушует метель. Трое суток отдыхаем мы тут, набираясь сил для долгого пути, но не забываем и о работе.
В Худжирте 3 тысячи жителей, разместившихся как в новых домах, так и в 500–600 юртах, расположенных вокруг центра.
В местной школе обучаются 600 ребят, здешних и приезжих; учителей — 30 человек. В большинстве своем местные жители работают в курортных учреждениях и больнице. Санаторий построен у целебного источника. Направление потока грунтовых вод можно проследить по зеленым кочкам и болотцам. К водолечебнице переброшен длинный мост на сваях. Маленькие бассейны выложены (красными изразцами. Песочные часы предупреждают, что длительность первой ванны не должна превышать 10 минут. Погружение в минеральную воду утомляет; после ванны приятно отдохнуть.
Сейчас в Худжирте не более 30–40 курортников: мертвый сезон. Но летом здесь лечатся до 200–300 человек; кочевники-скотоводы, рабочие, служащие столичных предприятий, шахтеры принимают целебные ванны и проходят курс санаторного лечения. Главный врач курорта — один из первых выпускников монгольского университета. Учиться он начал еще в Советском Союзе, а теперь работает над кандидатской диссертацией, посвященной целебным свойствам минеральных источников Худжирта для лечения накожных заболеваний. Лечебная и научная деятельность не мешают главному врачу уделять внимание зарубежным гостям; он — радушный хозяин, и по его распоряжению нам подают через день то монгольский, то европейский обед. Повар здесь отличный и угощает нас великолепными жаркими, компотами и соленьями, приготовленными, разумеется, из консервов. Его обеды сделали бы честь любому европейскому отелю.
По вечерам для курортников устраиваются концерты в Доме культуры, на сцене которого выступают поочередно школьный хор и ансамбль народных инструментов. Среди участников ансамбля есть и молодые и совсем старые люди. Все они не только музыканты, но и певцы-декламаторы. Самый любимый музыкальный инструмент монголов — морин хур, кобза с лошадиной головой на грифе[38]. Не думаю, чтобы современный монгольский морин хур был непосредственным и близким родичем венгерской кобзы, но дальнее родство между ними, безусловно, есть. Инструменты эти близки и по названию: современное монгольское слово «хур» в древнем монгольском языке должно было звучать «когур» или «кобур», родственное тюркскому «кобуз» и венгерскому «кобоз». Дека современного монгольского морин хура имеет форму трапеции, а конец длинного грифа обычно украшен выточенной из дерева и раскрашенной лошадиной головой. Отсюда происходит и постоянный эпитет монгольской кобзы — морин (по-монгольски лошадь). Играют на морин хуре смычком из конских волос, натянутых на сильно изогнутую трость. Лучший номер программы — выступление молодой певицы. Мощным фальцетом исполняет она старинные стремительные монгольские мелодии — пентатоны. Пение ее звучит как ликующий клич влюбленных, уносящихся вдаль на быстроногом скакуне, и заставляет трепетать сердца слушателей. С удивлением узнаю в певице обслуживавшую нас за обедом официантку. Любимая певица здешних жителей работает в столовой санатория.
Назавтра в полдень к нам пришла маленькая делегация. После долгого вступления делегаты сообщили, что отдыхающие охотно прослушали бы небольшой доклад о Венгрии. Ответить отказом на такую просьбу было бы грешно. Но когда мы принялись за составление доклада, то сразу поняли, как трудно за какие-нибудь 25 минут рассказать нашим новым друзьям все, что, по нашему мнению, им необходимо знать о Венгрии. До самого вечера просидели мы за составлением доклада о географическом положении Венгрии, ее истории, экономике, населении, культуре, о древних и совсем недавних битвах за свободу венгерского народа. Едва успели закончить к началу вечера в Доме культуры. Кара читает доклад по-монгольски, чем поражает и приводит в (восторг слушателей. Конец, доклада, прочитанного на безукоризненном монгольском языке, встречают овациями. Сыплются самые различные вопросы. Прежде всего нас спрашивают, где мы выучили монгольский язык. Но слушателям хочется знать и многое другое; как живут венгерские пастухи? Какой скот разводят в Альфельде? Сколько жителей в Будапеште? Вопросам нет конца.
На другой день около десяти часов утра отправляемся к реке Орхон. Это всего лишь экскурсия в последний день отдыха. Погода стоит прекрасная; все залито солнцем, небо поражает своей особой синевой — такой, какую можно увидеть лишь в Монголии. Вдали вздымаются снежные вершины; вокруг пасутся стада верблюдов, лошадей, яков, овец. Едем мы не на простую прогулку, а на рыбалку. Машина долго петляет среди холмов, пока наконец примерно через 45 минут перед нами не открывается вид на долину Орхона. Вдоль дороги возвышаются высокие каменные курганы, окруженные низкой круглой или квадратной изгородью, тоже сложенной из камней. Здесь погребены предки кочевников. Местные жители называют древние могилы «херегсур». Под курганами спят вечным сном древние жители этой земли: гунны, тюрки, монголы и другие кочевники, названия которых теперь не установишь. Археологи еще не добрались до этих погребений. Чем ближе мы подъезжаем к долине Орхона, том выше становятся могильные курганы, некоторые из них окружены могилами пониже. Даже после смерти глава рода или семьи покоится в кругу своих подопечных.
В моем дневнике перед сегодняшней записью стоит дата 17 мая, но Орхон во многих местах еще скован льдом, только около берега кристально чистая вода освободилась от зимнего панциря. Птичьи стаи пестрят многоцветным оперением: дикие утки, дрофы, чайки — все вместе купаются в реке. Расположившись на каменистом берегу, один из сопровождающих нас монголов уже вытаскивает из машины европейские удилища, катушки, крючки. В прозрачной воде хорошо видны большие хищные рыбы с черной спинкой — тулы[39]. Не успеваю я установить свой фотоаппарат, как одна уже попалась. На берег выбрасывают рыбу весом около килограмма. Но ее, оказывается, предназначают для приманки: рыбу тут же разрезают на куски, и вот ее хвост уже насажен на крючок. Все последующее правильнее было бы назвать не рыбной ловлей, а охотой. Рыбак нацеливается на добычу, хорошо видную в воде, как некогда делали это его предки, пронзавшие рыбу стрелой, и наживка опускается перед самым носом хищницы. Но иногда крючок превращается в гарпун и вонзается рыбе в бок. Рекорд сегодняшнего улова — крупная рыба длиной 130 сантиметров, но, по мнению наших спутников, это не слишком большая удача: обычно на крючок попадаются гораздо более крупные экземпляры.
