Василий Терехов - Самая большая тайна разума. Что такое сознание, и как это работает
Сравним с техническими перцепронами. Для технического перцептрона ситуация предварительно значительно упрощена. В ОСУ Обучатель, предъявляя системе ограниченное количество объектов в разных ракурсах, видах и позициях на контрастном фоне, может добиться того, что в матрице формируются дискретные значения нескольких конкретных образов. Аналогично, компьютерные системы распознавания текста («программные перцептроны») действуют в условиях значительных технологических ограничений. Практически число символов, которые необходимо распознавать, невелико. В матрице достаточно сформировать всего около 250-ти дискретных значений для распознавания всех символов.
У человека иная ситуация. Если бы он был простым программируемым или обучаемым перцептроном, то в связи с многочисленностью вариантов восприятия дискретные значения на выходе его аппарата зрения смешались бы. Видимый мир для разума превратился бы в одну унылую фигуру «звёздное небо». Поэтому на более высокие уровни восприятия попадают не точные, подробные и навсегда определённые, а относительные образы-репликаторы.
Глаз (сетчатка) и мозг вынуждены мгновенно забывать большинство текущих образов, чтобы освободить модельное пространство для следующих матриц-образов. Дискретные выходные данные и матрицы-образы в человеческом разуме – это строительные кирпичики, из которых строятся конструкции, но тут же разбираются, и из тех же самых кирпичей опять собираются временные конструкции, но уже совсем другого назначения.
Но как же при хаотичном самообучении и «забывчивости» мозг становится таким умным и хорошо организованным? Человек как многоуровневый самообучающийся перцептрон на всех уровнях использует метод метаэвристики. (Аналогия метаэвристической модели: насыпаем крупу и соль в блюдце; потрясём; кажется, что крупа «всплывает» в соли; но можно сказать и наоборот, что соль как бы просеивается через более крупную крупу вниз.)
Человек на самом деле, не осознавая этого, забывает большую часть того чему обучается, но каждый раз переобучается заново в момент действия, так как процессы восприятия и самообучения у него объединены. Он непрерывно самообучается на всех уровнях в любом процессе, в котором он участвует. Как ни удивительно, но даже в самых рутинных. При этом большая часть ресурсов интеллекта тратится на то, чтобы опять заново научиться тому же, чему он уже ранее учился множество раз.
Этот странный принцип одноразового обучения, кажется, противоречит генеральной методической предпосылке в психологии: ведь психология опирается на то, что интеллект имеет некоторую заученность, инерцию. Личность имеет историзм. Характер и привычки сохраняются или очень медленно изменяются в течении длительных периодов, сложные навыки требуют длительного обучения и многократных тренировок, и т. п.
Действительно, интеллект – это машина условных рефлексов, а рефлексы – это то, что хранится в памяти долго или остаётся навсегда. Этот парадокс в первом приближении можно объяснить тем, что разум не забывает всё глобально, а минимизирует затраты пространства памяти и освобождает место для вариантов репликаторов в матрице различений, разделяя рефлекс на «задачу» и «работу». (Аналогия: если землекопу ставят задачу прокопать траншею определённой протяжённости, и он выполнил эту работу, то это не значит, что на следующий день ему уже нечего делать. Задача будет той же на следующем участке работы, а работу придётся опять повторить.)
Фактом, подтверждающим справедливость этой гипотезы, служит известный феномен, отмеченный Павловым и Бехтеровым: условный рефлекс у подопытным собак в определённых случаях вырабатывался с одного предъявления, то есть без повторений. Малоизвестное для широкой публики открытие заключается в том, что минимально возможное число предъявлений раздражителя равно одному. Для выработки условного рефлекса повторы необязательны. Что же и как вырабатывается? Запоминается некая ситуативная «задача». А одного предъявления достаточно потому, что в любом случае самообучение «одноразово».
Второй довод, объясняющий парадокс одноразового обучения (переобучения заново в момент каждого действия) заключается в том, что рутинность повторяющихся действий – это только иллюзия. На самом деле не бывает даже в самых рутинных действиях и ситуациях точного повторения. В сущности, интеллект в биологических организмах существует именно потому, что он может гибко подстраиваться и перестраиваться в реальных условиях существования (чего не хватает современным простым автоматам, роботам и компьютерным программам, которые пока что без постоянной технической поддержки своего создателя-человека, самостоятельно существовать не могут).
Что касается сложных навыков, то они являются комплексными рефлексами. Например, разучивание исполнения музыкального произведения или выучивание стихотворения. При этом ассоциативные модели соединяются в К-lines (см. выше). Комплексы строятся по принципу «от общего к частному». Сначала создаётся общая задача, потом она «деталируется». Стихотворение разучивается по строфам. В процессе запоминания некоторые слова в произвольных частях текста приходится «подсматривать». Забывание протекает в обратной последовательности: сначала забываются некоторые слова, потом большая часть текста. Музыканты разучивают сначала мелодию, потом аккомпанемент, потом нюансы. Тоже от общего к частному. Так где же здесь одноразовость? Музыканты при исполнении никогда не повторяют в точности своё предыдущее исполнение. Зайдите в Youtube и почувствуйте разницу. А она бывает порой очень велика.
Множественность и рефлексии
Все люди в какой-то мере похожи, особенно если они одного роста и одеты в одном стиле, иногда их даже сложно различить в лицо (вспомним анекдоты про японцев, которые все на одно лицо). Представьте, что вы рассматриваете снимок похожих людей, например, несколько человек, работающих в одном коллективе, которые стали в ряд, чтобы сделать групповой снимок.
Теперь представьте вторую ситуацию. Перед фотографом стоит только один человек и рядом с ним установлено несколько зеркал. Фотограф снимет групповой снимок… отражений, среди которых есть только один настоящий человек. Или ещё проще: изображение одного человека дублируется с помощью компьютерной программы, как это часто делают рекламисты. Визуальные копии являются иллюзиями, ретранслированными копиями оригинала.
При первом взгляде разум ситуативную картину, и в первом, и во втором случае, будет воспринимать одинаково. Чтобы разобраться в ситуации, рассматривая группу людей в реале, или на фотоснимке, человеку придётся дополнительно задуматься и проанализировать некоторые второстепенные детали сцены, чтобы сделать вывод является ли группа действительно группой разных людей, или визуальной иллюзией.
Этот пример показывает, что интеллект воспринимает одинаковость, сходство и множественность сходных объектов как рефлексии в любом случае. Являются ли они реальными объектами или иллюзиями – это вторичный вопрос. Справедливость этой гипотезы косвенно подтверждает тот факт, что мыслящий интеллект очень легко может усомниться в реальности казалось бы заведомо реальных объектов, то есть объектов, реальность которых предварительно ему как будто бы известна.
Если ваше восприятие отмечает одинаковость объектов, то тогда их можно сосчитать. И наоборот, если мы считаем объекты, то мы полагаем, что они одинаковы в некотором абстрактном смысле. Например, прогуливаясь по бульвару, вы можете сосчитать количество, например, деревьев, кустов или людей. Но можно сосчитать количество всех растений: кустов и деревьев вместе. Или можно считать подряд вообще все объекты, которые встречаются по пути: дома, машины, лавки, люди, растения и т. д. В данном случае «объект на бульваре» – это наиболее абстрактное восприятие.
Восприятие рефлексий – это различение множественности объектов. Если два одинаковых объекта различаются как рефлексии, то для разума они становятся математическими единицами (штуками, вещами, единицами и т. п.). Логически два счётных объекта не различаются ничем, за исключением того, что это не один объект.
Благодаря восприятию множественности разум формирует представление о пространстве (в психологическом, а не физическом смысле). У Анри Бергсона есть чрезвычайно любопытные рассуждения о «непроницаемости пространства». Философ предлагает сентенцию: если какая-то часть пространства занята каким-либо объектом (он находится в этом месте), то в этом же пространстве не может располагаться другой объект.
И правда, если поставить чемодан на полку в купе, то на это же самое место не удастся поставить второй чемодан, место уже занято. Его придётся поставить рядом. Занятое пространство непроницаемо, или, другими словами, объекты разделены в пространстве и не могут занимать одно и то же место в пространстве. Обобщённый объект психологически является «местом», он монопольно занимает какое-то место. (Ну, мы ведь так и считаем свои чемоданы, когда едем в поезде: называем их «местами».)
