Петр Панов - Политическая наука № 3 / 2012 г. Политические режимы в XXI веке: Институциональная устойчивость и трансформации
Первая задача состоит в том, чтобы морфологически распознать упорядоченные структуры, вторая – в том, чтобы объяснить распознанное. В отношении рассмотренного с морфологической точки зрения мира растений и животных такое объяснение предоставляет общая теория эволюции. Очевидно, что теория эволюции дает историческое объяснение: от одного поколения к другому передаются «строительные планы», а именно «гены», которые в свою очередь претерпевают изменения, часть из них закрепляется, а часть исчезает в результате селекции, осуществляемой посредством конкуренции за ограниченные ресурсы и борьбы за возможность дальнейшей передачи генетического материала, т.е. за партнера – вследствие такой конкуренции одни виды с определенным «строительным планом» распространяются больше других. Эволюционная теория в культурологии как разновидность общей теории эволюции [Patzelt, 2007] похожим образом объясняет морфологически реконструируемый мир литературы, изобразительного искусства, музыки и философии, и даже технической аппаратуры. Только «строительные планы» будут передаваться не в виде генов, а в виде закодированных на языке культуры мемов, т.е. культурных моделей, представленных в чертежах, картинах, мелодиях или текстах и выражаемых в разных знаковых системах: буквах, нотах, математических формулах и т.д.
Эволюционный институционализм, третий пример применения общей теории эволюции, использует открытия культурологической эволюционной теории в сочетании с теориями общественного устройства действительности для исследования процессов возникновения и развития институтов [Patzelt, 2007 a; 2010; 2012 a, S. 30–35]. У этого подхода та же предметная область, что и у исторического институционализма, однако он претендует на заполнение лакун в объяснениях. Кроме того, рассматриваемое ответвление институциональной морфологии позволяет проводить всеобъемлющий сравнительный анализ институтов (как исторических, так и современных) и предоставляет точный понятийный аппарат для обозначения различных форм сходств и различий [Patzelt, 2007 d; 2012 c]. В общем и целом эволюционный институционализм усиливает институционализм исторический, а в случае институциональной морфологии даже превосходит его.
Как правило, сравнительное исследование имеет своим предметом структуры и процессы, их «сходства» и «отличия». Но при попытке раскрыть и объяснить сходства возникает «проблема Гэлтона», названная в честь сэра Фрэнсиса Гэлтона, который изложил ее в своем выступлении 1889 г. в Королевском Антропологическом институте. Она заключается в следующих вопросах: если признаки одной структуры (например, какого-либо института) являются схожими в двух различных контекстах, имеет ли это сходство своим источником приспособление различных структур к схожим вызовам среды, т.е. идет ли речь о форме аналогичного сходства, которое можно объяснить функциональностью? Или же это подобие происходит от общности «строительного плана» (т.е. от общего гена или мема), «использованного» в двух разных контекстах и сводится к «генетически» или «мемически» объясняемой форме гомологического сходства?
Гомология означает, таким образом, сходство исторически сложившихся общих основополагающих или глубинных структур. Поэтому гомологическое сходство может иметь место даже тогда, когда разные вызовы среды со временем приводят к большим различиям на «поверхностных» уровнях рассматриваемых структур. По этой причине гомологическое сходство зачастую трудно распознать, как, например, в случае сходства между руками человека и крыльями птицы или средневекового сословного собрания и современного парламента. Поскольку же из-за различий на верхних уровнях глубинное, гомологическое сходство структур зачастую оказывается неуловимым при простом рассмотрении, возникает необходимость в проведении специального исследования, в ходе которого можно проследить или реконструировать цепь передачи генов или мемов, ведущих к общему источнику. Эта задача достаточно легко решается в области хорошо задокументированной человеческой истории: например, несложно обнаружить, какие черты парламентаризма то или иное африканское государство заимствовало у Англии или Франции, какие почерпнуло из других источников, а какие являются местными разработками. Более сложно было идентифицировать такие репликационные цепи в длительной временной перспективе в истории природы. Только с открытием ДНК стало возможно не просто правдоподобно реконструировать, но однозначно указывать на то, какие элементы генетического материала являются общими для тех или иных видов, т.е. идентифицировать гомологическое сходство между ними.
Аналогия означает сходство не в общности «строительного плана» структур, исходящего из одного источника, а сходство поверхностных структур, явившееся результатом приспособления к вызовам среды. Аналогичное сходство (например, между крыльями птицы и пчелы или между орденом доминиканцев и коммунистической партией) чаще всего наблюдаемо непосредственно, и единственным серьезным препятствием может служить неполнота знания о сравниваемых объектах. Федеральные представительные органы США и Германии, сенат и бундесрат, на первый взгляд могут показаться довольно похожими по своему внешнему облику и положению в структуре власти, хотя формируются и функционируют они по-разному. Чисто аналогичное сходство может быть установлено только тогда, когда, как в приведенном примере, существование общего источника, т.е. гомологичное сходство, исключено. Таким образом, изучение возникновения аналогичного сходства между объектами предполагает рассмотрение взаимодействия структуры и окружения, а также степени влияния осуществляемых функций на структуры, их выполняющие17.
Конечно, возможно, что некоторые структуры не только были построены по схожим проектам, но и подвергались одинаковому воздействию среды. В таком случае речь идет об аналогичном сходстве на гомологичном фундаменте. В сравнительной зоологии это подобие именуется «гомойологичным». Гомойологичное сходство мы можем найти и при сравнительном изучении институтов, когда аналогичное развитие новых структур накладывается на гомологично схожее происхождение и в связи с этим возникает синергическое взаимодействие двух типов подобия. Например, парламенты часто могут быть подобны друг другу не только потому, что выполняют схожие функции (например, контроль над правительством), но и потому, что имеют общую историю (как британская палата общин и американская палата представителей) или включают в себя множество гомологично схожих структур, что обусловлено (частичным) переносом институтов18. Без четкого определения таких понятий, как аналогия, гомология и гомойология, невозможно различить три принципиально отличные формы сходства19. Сложность такого разграничения вызывает дискуссии о «неудачных примерах» и «недопустимых сравнениях», которые искажают результаты сравнительных исследований, прежде всего тогда, когда сравнения осуществляются в широкой (исторической) перспективе или с использованием метода наибольших отличий20. Но, вооружившись введенным понятийным аппаратом, позволяющим в подробностях рассматривать сходства и отличия, изучение морфологии институтов может осуществляться по следующему алгоритму: посредством (исторического) сравнительного анализа партий и парламентов, армий или органов власти на первом этапе21 может быть установлено, между какими партиями, парламентами, армиями и т.п. существует гомологичное сходство. Если таковое отсутствует, то осуществляется поиск аналогичного сходства. Если же и его не обнаружится, то либо сравниваемые структуры схожи лишь случайно, либо не схожи вовсе, и тогда из их изучения нельзя извлечь «уроки истории» для настоящего или будущего. На следующем шаге морфологического анализа сравниваемые структуры группируются по мемическим взаимоотношениям, т.е. по критерию гомологичного сходства. На этом этапе также происходит упорядочивание по исторической генеалогии или культурной диффузии. Затем неупорядоченный сравнительный материал группируется по критерию аналогичного сходства. После этого может оказаться, что какие-либо структуры как гомологично, так и аналогично подобны друг другу, в силу чего их следует выделить в группу гомойологичного сходства.
В области гуманитарных наук сила рассматриваемого метода была доказана открытием индоевропейской языковой семьи и определением зоны ее исторического и географического распространения. Не менее впечатляющими были результаты морфологических исследований органов власти и армий, партий и парламентов [Patzelt, 2007 d; Parlamente und ihre Evolution, 2012] или многочисленных течений современной политической мысли, упорядоченных, с одной стороны, исторически и с другой стороны – по их закреплению в конкретных отношениях между системой и средой. Особенно продуктивным морфологический подход оказался в области сравнительного анализа системных реформ и системных трансформаций. Он позволяет выделить традиции (даже прерванные), которые привели к появлению тех или иных институтов или частей институтов (например, возрождение ранее существовавшей партии) и определить, какие институты были заимствованы (к примеру, избирательная система из одной страны и конституционный суд – из другой)22. При этом высвечиваются «ошибки» заимствования (намеренные – ради лучшего приспособления к собственным традициям или ненамеренные, явившиеся следствием непонимания) и их последствия. Кроме того, морфологический подход проясняет влияние селекции на такие заимствования из другого контекста, на новые функции и потенциал развития института в новых обстоятельствах. Он обращает внимание на «пробы и ошибки», которые свойственны процессу апробации институциональных идей на практике. Наконец, он позволяет исследователю поставить вопрос: какие подобные институты обязаны своим сходством не заимствованному образу, а, возможно, всего лишь тому, что люди, имеющие общие цели и располагающие схожими средствами к их достижению, методом проб и ошибок приходили к схожим институциональным решениям? Кроме того, морфологический анализ показывает, что поверхностные и глубинные институциональные процессы зависят от определенных обстоятельств окружающей среды, которая может дестабилизировать «институциональную архитектуру». Приняв все это во внимание, можно оценить, насколько стабильны и способны к дальнейшему развитию существующие институты, чем они «больны», каким потенциалом они обладают и каких целей с их помощью можно достигать23.
