Норбер Кастере - Полвека под землей
К счастью, мое разочарование длилось недолго Просунув руку и голову в узкую расселину, в которой исчезал мой ручей, я вдруг испустил торжествующий крик, обративший в беспорядочное бегство обитателей небольшого водоема, заполненного илом и гниющими ветками Это была целая колония головастиков, которые жили здесь, по-видимому, никем не тревожимые. Я был первым человеком, нарушившим покой этих маленьких созданий, которые возвестили мне, что где-то совсем близко от того места, где я находился, подземный поток покидает дневной свет, поля и леса и уходит под землю, и, следовательно, я добросовестно прошел вверх по его течению весь долгий и трудный путь в недрах горы.
Присутствие головастиков в недоступных мне верховьях подземного ручья служило верным признаком того, что выход на поверхность близок, потому что эти земноводные никогда не забираются глубоко под землю. В последующие дни я удостоверился, что действительно лишь несколько метров отделяли водоем с головастиками от того места, где ручей скрывается под землей. Как я и предполагал, вход этот представлял собой узкую промоину в скале, через которую человеку невозможно протиснуться.
Итак, я прошел всю гору насквозь, и лишь в самом конце пути столкнулся с непреодолимой преградой, помешавшей моему выходу на поверхность. Волей-неволей пришлось мне пуститься в обратный путь, снова погрузившись во мрак подземелья и ледяную воду ручья; и следовать за ним на этот раз вниз по течению, что немного облегчало мою задачу. И хотя усталость давала чувствовать себя все сильнее, обратный путь прошел без особых происшествий, не считая нескольких минут мучительных сомнений, овладевавших мною, когда подземный коридор раздваивался и нужно было решать, какое из двух разветвлений выбрать. Первый, наиболее опасный сифон мне удалось преодолеть лишь со второй попытки. Нырнув в первый раз, я уклонился в сторону более, чем следовало, и потерял верное направление.
Я вошел в пещеру Монтеспан днем, при ярком свете солнца, а выбрался оттуда, продрогнув до костей, лишь глубокой ночью. Целых пять часов понадобилось для того, чтобы преодолеть под землей расстояние в три километра (как было измерено позже).
В последующие дни я провел подряд несколько дополнительных исследований грота Монтеспан, обнаружил новые подземные залы и верхний этаж — целый лабиринт узких галерей с низкими сводами. Меня не покидала надежда найти следы пребывания в пещере доисторических людей. Множество признаков указывало на то, что жители верхнего палеолита населяли эту пещеру в те времена, когда водный поток не протекал по ней и вход в пещеру был свободен.
Начавшиеся в скором времени осенние дожди резко подняли уровень воды в подземном ручье, и дальнейшее исследование пещеры стало невозможным. Пришлось скрепя сердце отложить эту работу до следующего года. Как выяснилось впоследствии, доступ в пещеру Монтеспан возможен только в августе и сентябре, хотя и в эти месяцы связан с трудностями, о которых я только что рассказал. Все остальное время года подземные галереи заполнены водой по самые своды почти на всем своем протяжении.
Единственным моим научным трофеем в первый год исследования пещеры Монтеспан был зуб бизона.
Находка этого ископаемого зуба укрепила мою уверенность в том, что пещера Монтеспан была населена в доисторические времена людьми, охотившимися на бизонов. С нетерпением ждал я лета, чтобы возобновить свои поиски.
Наконец долгожданный август наступил, и я с восторгом увидел вновь развалины старого замка, деревню, прилепившуюся у его подножия, и близлежащую гору, недра которой скрывали загадочную пещеру, названную мною именем Монтеспан.
Вместе со мной в деревню приехал один из моих товарищей, Анри Годе′н, большой любитель подземных экскурсий и выдающийся пловец.
Лето 1923 года выдалось исключительно сухое и жаркое. Уровень воды в подземном ручье оказался значительно ниже, чем в предыдущем году. Вода нигде не доходила до вершины каменной арки, образующей свод первого сифона. Между сводом и водной поверхностью оставалось несколько сантиметров пространства, что позволило нам пройти сифон, держа голову над водой и не погасив наших свечей.
Годен, только что вернувшийся из Бельгии, где он побывал в пещере Хан, а до того спускавшийся в пропасть Падирак, уверял меня, стуча зубами, что необычность этой экскурсии по горло в ледяной воде вполне стоит всех чудес, заключенных в обследованных им знаменитых пещерах.
Мы продолжали продвигаться вперед и добрались до огромной каменной колонны, основание которой омывали воды подземного ручья. Вид у этой колонны был такой, словно она советовала исследователю не идти дальше, если тому дорога жизнь. И действительно, пройдя несколько метров, мы увидели второй внушительного вида сифон, который я с такими мучительными трудностями преодолевал в прошлом году, — настоящий подземный бастион, защищавший подступы к длинному подземному коридору. Покинув здесь ложе ручья и его арктические объятия, мы свернули в сторону и углубились в боковую галерею длиной метров двести, с сухим каменным полом.
Именно здесь, в этой ничем не примечательной с виду галерее, мне суждено было сделать то сенсационное открытие, которое полностью вознаградило меня за тяжкие труды, страдания и проявленное упорство.
Галерея, размеры которой не превышают 4 метров в высоту и 5 метров в ширину, в начале своем представляет поистине волшебное зрелище. Стены и потолок обильно украшены известковыми натеками и сверкающими сталактитами. Что касается пола, то он тоже состоит из весьма живописных натеков, волнистая или гофрированная бахрома которых образует естественную лестницу, где каждая ступенька имеет форму чаши и заполнена прозрачнейшей водой. В другом месте целые цветники из мелких зерен и кристаллов великолепного желтого цвета напоминают подводные колонии звездчатых кораллов (мадрепор).
Внезапно все это волшебство форм и красок исчезает. Крутой поворот — и мы попадаем в сумрачный, лишенный украшений каменистый коридор с земляным полом.
Мы медленно брели друг за другом по этому коридору, где единственным звуком было шлепанье наших босых ног по влажной глине пола. Потолок постепенно снижался, и последние тридцать метров нам пришлось проползти на животе.
Достигнув конца галереи, мы повернули обратно и скоро выбрались из узкого лаза. Когда потолок над нами снова поднялся настолько, что мы смогли встать и выпрямиться, я остановился в том месте, где галерея расширялась. По некоторым признакам, это место показалось мне подходящим для предварительных раскопок. Вооружившись лопаткой, которую я всегда ношу с собой во время подземных экспедиций, я опустился на колени и стал копать твердую, слежавшуюся глину. Мой спутник смотрел скептическим взором на мои усилия, вероятно спрашивая себя, надолго ли задержит нас в этом малопривлекательном месте внезапно вспыхнувшая во мне страсть к земляным работам. После каждого удара лопатой мне приходилось освобождать рукой ее лезвие от налипшей глины. Вдруг мои пальцы нащупали в глине какой-то твердый предмет. Еще прежде, чем я высвободил этот предмет из облепившей его вязкой массы, пальцы уже сигнализировали мне, что я держу в руках один из тех обточенных кремней, которые вызывают лишь презрительную улыбку у профанов, но зажигают яркий огонь надежды в сердце археолога. Этот простой кремень, шероховатый и грубый с виду, но, несомненно, обработанный рукой первобытного человека и бывший у него в употреблении, неопровержимо доказывал, что люди каменного века посещали эту пещеру, а возможно, и жили в ней.
Мысли, одна другой дерзновеннее, вихрем закружились в моей голове. И с новой силой поразило меня сходство пещеры Монтеспан с другими пиренейскими пещерами, богатыми ископаемыми останками доисторических времен.
Археологи утверждают, правда, что первобытные люди, как правило, выбирали для своих жилищ неглубокие пещеры или «вестибюли» подземных лабиринтов, избегая забираться в их глубину из-за царившего там мрака, а также из боязни встретиться с хищниками. Между тем те же археологи давно заметили, что наскальные изображения — рисунки и гравюры первобытных художников на каменных стенах пещер — почти всегда находят в самых отдаленных, труднодоступных галереях и подземных залах.
Объясняется это, по-видимому, тем, что магические или религиозные запреты предписывали художникам создавать свои произведения вдали от дневного света и, главное, от глаз непосвященных. Повинуясь этому непреложному условию тайны и уединения, художники каменного века отыскивали удаленные от входа подземные залы и галереи и расписывали их стены изображениями, которые рассказывают нам о странных и загадочных обрядах и церемониях, совершавшихся там.
Вот почему находка под землей, в нескольких сотнях метров от выхода на поверхность, одного лишь обточенного кремня приобретает такое большое значение в глазах археолога. Зажав в руке это несомненное доказательство того, что первобытные люди бывали здесь, я поднялся на ноги и, приблизив огонь моей свечи к стенам пещеры, стал внимательно осматривать их, ожидая увидеть наскальные рисунки, которые, как я был теперь уверен, обязательно должны были здесь находиться.
