Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №04 за 1994 год
Более ста лет земля Карфагена, распаханная и посыпанная солью в знак вечного проклятия, стояла пустой. Только в 29 году до н.э. здесь было разрешено селиться людям. Возник новый Карфаген — один из крупных городов римской колонии, — с прямыми улицами, амфитеатром, форумом и другими признаками римской цивилизации. Однако просуществовал он недолго. Когда Римская империя стала трещать и разваливаться под ударами варваров и собственным несообразным весом, Карфагеном завладели вандалы, сделавшие его столицей своего королевства. Затем он вошел в состав Византийской империи и мирно прозябал в провинциальной тиши.
Такое положение могло бы продлиться до наших дней, если бы... Если бы не пророчество Катона. Наверное, энергия ненависти, заключенная в нем, была столь велика, что, проделав спираль во времени, она возвратилась назад. Возмездие постигло наследников той цивилизации, которую насаждал в Африке Катон. В VII веке арабские завоеватели смели с лица земля римский Карфаген.
На сей раз город исчез безвозвратно, его нет на географических картах. И только в туристских справочниках да на схеме Северной железной дороги Туниса можно прочесть имя грозного владыки Южного Средиземноморья, некогда повергавшее в трепет соседние государства.
Тофет Саламбо
Когда поезд катился по дамбе, разрезающей Тунисское озеро, я принял решение немного изменить намеченный маршрут и подойти к карфагенским древностям пешком, от окраин к центру города. Для этого вполне подходила станция Саламбо, расположенная вблизи старинной военно-морской гавани и святилища пунической богини Тиннит.
В окне мелькнула эмалевая табличка с надписью на двух государственных языках Туниса — арабском и французском — и через несколько секунд я уже был на платформе. Спустившись по ступенькам на землю Карфагена, уверенно направился по улице, носящей имя великого Ганнибала, полагаясь на справочник. Через два квартала указатель подтвердил: я на правильном пути, впереди святилище Тиннит.
Надо сказать, что название станции Саламбо — не случайно. Ведь героиня знаменитого романа Гюстава Флобера посвятила себя служению именно этой богине, считавшейся покровительницей Карфагена. Завязка событий, описанных в романе, происходила где-то в этих местах. Во время восстания наемников из храма Тиннит было похищено священное покрывало, символизирующее неодолимость Карфагена, и спесивый город был поставлен на грань жизни и смерти. Конечно, в романе много вымысла (в том числе и образ главной героини), однако восстание — исторический факт, и его предводитель, ливиец Мато, влюбленный в Саламбо, — историческая личность. И храм Тиннит существовал в действительности — сложенный из плиточного кирпича, окруженный дорическими колоннами и декорированный расписной штукатуркой.
Никто не знает определенно, откуда появился у пунийцев культ богини Тиннит. Наиболее распространенная версия отождествляет ее с Астартой, богиней плодородия и любви, которой поклонялись в Финикии, Сирии и Палестине. Возможно, так оно и было вначале: пунийцы поклонялись Астарте, которая со временем приобрела на новом месте новые черты и превратилась в Тиннит, Астарта же продолжила существование в пуническом пантеоне сама по себе.
Сохранившиеся изображения Тиннит вряд ли дадут основание говорить о ней как о воплощении женской красоты. Это далеко не Афродита. Одна из сохранившихся террактовых фигур изображает приземистую женщину с головой льва, задрапированную птичьими перьями. Очевидно, такая богиня вполне устраивала пунийцев.
Флобер, досконально изучивший пунические древности, был, видимо, настолько поражен несходством увиденного с наследием Эллады, что нарисовал в романе совершенно сюрреалистическую картину храма Тиннит:
«Они (похитители волшебного покрывала. — Авт.) увидели вокруг себя бесконечное количество животных, изнуренных, задыхающихся, выпускавших когти и сплетавшихся в таинственном беспорядке, наводившем ужас. У змей оказались ноги, у быков — крылья; рыбы с человечьими головами пожирали плоды, цветы распускались в пасти у крокодилов, а слоны с поднятыми хоботами гордо носились по лазури неба, подобно орлам. Страшное напряжение растягивало различные члены их тела, которых было то слишком много, то недостаточно. Высовывая язык, они точно испускали дух. Тут были собраны все формы жизни: казалось, что все зародыши ее вырвались из разбившегося сосуда и очутились здесь, в стенах этого зала.
Двенадцать шаров из синего хрусталя окаймляли зал; их поддерживали чудовища, похожие на тигров, пучеглазые, как улитки; подобрав под себя короткие ноги, чудовища были обращены головами в глубь зала, туда, где на колеснице из слоновой кости сияла верховная Раббет (одно из многих имен богини Тиннит. — Авт.), все плодотворящая, последняя в сонме измышленных божеств.
Чешуя, перья, цветы и птицы доходили ей до живота. В ушах у нее висели наподобие серег серебряные кимвалы, касавшиеся щек. Она глядела пристальным взором; сверкающий камень, в форме непристойного символа, прикрепленный к ее лбу, освещал весь зал, отражаясь над дверью в зеркалах из красной меди».
Как видно, реально существовавший храм выглядел значительно скромнее того, что возник в воображении писателя...
Территория, где находилось святилище, ныне заповедна. Она обнесена металлической изгородью с турникетом и сторожевой будкой у ворот. Показав привратнику удостоверение ФИЖЕТ, я ступил на дорожку, ведущую в мир открытий. Дорожка взбиралась на пригорки, огибала оплывшие и заросшие археологические раскопы (возможно, в один из них спускался сам Гюстав Флобер?!).
В угрюмых кронах гигантских платанов и эвкалиптов трещали тысячи скворцов, утверждая вечное торжество бытия белыми отметинами на листьях и на земле.
Раз есть тропа, обязательно будет развилка. Вот и она. «Налево пойдешь... Направо пойдешь...» После секундного размышления повернул налево и скоро оказался возле входа в подземелье. Остановился, огляделся. Я стоял на кусках узорчатых мраморных плит, а из полумрака выступали замшелые обломки колонн и нагромождения камней. Мрачный зев подземелья дышал затхлой сыростью. Не решаясь войти внутрь, я всматривался в сумрак и пытался понять, какая же историческая загадка предстала передо мной.
Возможно, я долго пребывал бы в задумчивости, если бы не крадущиеся шаги за спиной, заставившие меня вздрогнуть. Приготовившись увидеть скелет жреца в истлевшей хламиде, я оглянулся... То был всего-навсего страж пунических древностей. Выяснилось, что он почтительно следовал за мной на некотором расстоянии и теперь важно объявил, указав на подземелье: «Терме роман!» Несложно было сообразить, что тропка вывела меня прямо к римским общественным баням — термам, как принято называть их повсюду, где жили гордые потомки Ромула, любители перегретого пара и омовений в бассейне.
Термы на территории святилища за два тысячелетия ушли в землю. В Карфагене, впрочем, неплохо сохранились термы Антония, где туристу предоставляется возможность вообразить себя римским гражданином: переходить из парильни в горячую баню, затем из теплого зала в холодный с бассейном; отдать себя в руки банщику, чтобы тот натер тело благовониями, а потом прогуляться в зале для бесед...
Отдав должное предприятию античных коммунальников, сооруженному на месте пунического святилища (носители чуждой религии были проданы в рабство), я последовал за своим поводырем обратно к развилке. Ниже и ниже спускалась тропка, петляя среди похожих на могильные холмики бугорков и спутанных зарослей, пока не вывела нас на лужайку, сплошь уставленную покосившимися каменными столбиками. Нагнувшись и внимательно вглядевшись в серую поверхность камня, я различил на ней едва заметные линии и знаки.
То были так называемые бетилы — памятные стелы, имеющие вид игрушечных храмиков. Бетилы устанавливались знатными горожанами на территории святилища в знак принесения ими жертвы богам. Резчики высекали на них надписи, свидетельствующие, что такой-то, сын такого-то, посвятил жертву владычице Тиннит. Помимо надписи, часто изображался знак Тиннит — женская фигурка с раскинутыми в стороны руками или опрокинутый полумесяц с кругом-солнцем между рогами.
Одно из описательных имен Тиннит — «Луноликая» или «Лик Баала». Богиня считалась супругой верховного божества пунического пантеона Баал-Хаммона — того самого «Ваала» или «Молоха», что вошел в мифологию в образе кровожадного чудовища, живьем заглатывающего маленьких детей и сжигающего их в своей утробе. Молва, однако, не совсем справедлива к Баал-Хаммону, богу жестокому, но справедливому, по понятиям того времени.
Обычай человеческого жертвоприношения зародился в глубокой древности. Практиковался он и в Передней Азии, где обитали пунийцы. Наиболее известен сюжет о том, как библейский старец Авраам по велению Бога «наколол дров для всесожжения» своего сына Исаака, и только благодаря вовремя подоспевшему ангелу этот акт не состоялся — повелитель удовольствовался проявленной старцем решимостью. В Книге пророка Иеремии Господь, напротив, осуждает сыновей Иуды за то, что те «устроили высоты Тофета в долине сыновей Енномовых, чтобы сожигать сыновей своих и дочерей своих в огне, чего Я не повелевал». Тофет — это место, где приносились жертвы, и поэтому в научной литературе святилище Тиннит зовется еще тофетом Саламбо.
