Олег Игнатьев - Амазонка глазами москвича
Мануэл не ошибался. В тех местах реки Арагуаи, где скапливается несколько хижин гаримпейрос, появляются, как правило, и торговые центры. Лавки, склады снабжают гаримпейрос продуктами и оборудованием или, что бывает чаще, поставляют продукты и оборудование владельцам участков, которые, в свою очередь, выдают их в кредит и аренду гаримпейрос, работающим на их землях. Лавочников гаримпейрос зовут «корруптелос», что в переводе должно звучать как «обиратели» или «лихоимцы». Иногда лавочка выполняет роль своего рода увеселительного заведения, которому гаримпейрос дали оригинальное название «фешанунка», что означает: «Закрывается? Никогда!» Если какому-нибудь гаримпейро улыбается счастье и он находит приличный алмаз, то по старательно поддерживающейся традиции гаримпейро-удачник обязан угощать в фешанунка всех знакомых и незнакомых. Правда, не все гаримпейрос с охотой следуют этой традиции.
Мы привязали лодку к колышку, торчавшему недалеко от двух досок, выполнявших роль пристани, и подошли к фешанунка. Коптящие язычки пламени от полудюжины светильников освещали небольшой сарай, в одном из углов которого была поставлена стойка. Около нее было врыто в землю несколько столиков и деревянных скамеек, на которых в беспорядке громоздились пустые бутылки и грязные граненые стаканы. Синий дым не успевал улетучиваться сквозь большие щели крыши, крытой пальмовыми листьями, потому что все новые и новые клубы дыма от чрезвычайно вонючих сигар поднимались над столиками, за которыми сидели гаримпейрос. С первого взгляда было видно отсутствие среди них членов общества трезвенников. На стойке стоял граммофон с колоссальной трубой. Такая конструкция музыкального инструмента, вероятно, встречалась лишь в трактире, где останавливался Хлестаков. Из чрева трубы с трудом вырывались звуки развеселой самбы, бывшей в моде до рождения наших дедушек. Но, вероятно, у хозяина лавки-феша-нунка коллекция пластинок не отличалась большим разнообразием, и одни и те же произведения игрались в течение многих лет при проведении подобных культурных мероприятий. Во всяком случае, мотив самбы был хорошо знаком гаримпейрос, и они пытались довольно нестройным хором подпевать, причем от усердия опережали граммофон примерно на два куплета.
Не успели мы войти в проем двери, как сидевший в одних полотняных брюках гаримпейро вскочил, выхватил из кармана револьвер, что-то лихорадочно всунул в дуло и выстрелил, как показалось, в направлении Мануэла.
— О-ля, Негру, я вижу, к тебе пришло бамборро! — без тени волнения произнес Мануэл и, расставив руки, пошел к стрелявшему.
— Мануэл! — закричал тот. — Карамба! Это же Мануэл! Ты прав, дружище, ко мне пришло бамборро, бамборро в пять каратов. Сейчас здесь все гуляют. Ты тоже будешь гулять. Твой друг — мой друг, он тоже будет гулять.
«Ну и ну! — подумал я. — Кажется, мы попали в интересную историю. Сейчас начнут стрелять и в меня». Предположения, однако, не оправдались: пистолет уже спокойно был водворен на прежнее место, и только рукоятка его торчала из рваного кармана брюк.
— Кашаса, батида, пинга, а может быть, п-п-пива? — в восторге от щедрости своей натуры произнес с пафосом друг Мануэла.
— Кашаса! — был ответ.
Этот местный самогон в несколько раз дешевле, чем бутылка пива, привозимого издалека.
— Бутылку кашаса сеньору! — закричал гаримпейро, обращаясь к владельцу бара — худощавому мужчине, стоявшему за стойкой.
— Эх, Мануэл, — говорил гаримпейро, и белки его глаз сверкали на черном лице. — Полгода ждал я этого дня. А ты же знаешь, вся моя жизнь здесь, на реке. Я же не новичок, не курао. Вообще я родился под Южным Крестом. У других могут пройти два или три года, и ничего не найдут, кроме разве «рисовых семечек» (маленький алмаз овальной формы). Ну, в лучшем случае пускай им попадется «бала» (алмаз округлой формы называют «бала» — «пуля»), А мне вчера попался «шапеу до падре» (алмазы более трех каратов называются «шапеу до падре» — «шляпа священника». И это второй раз за год. Как раз на прошлой неделе я дал обет святой деве Марии: если найду алмаз больше трех каратов, сразу же устрою тройной салют, а то мы что-то обмельчали. Другие, какой бы алмаз ни нашли, пальнут раз, и баста салют. А я сказал — три, и будет три. Еще один остался.
Негру трясущимися руками опять вытащил из кармана брюк револьвер и комок измятых бумажных денег в пятьсот и тысячу крузейро. С трудом отделив от общей кучки пятисоткрузейровую бумажку, он старательно затолкал ее в дуло револьвера и выстрелил. Пуля ушла в том же направлении, что и предыдущая в момент нашего прихода. Это тоже традиция — отмечать таким образом очередную удачу.
Мы с Мануэлом ради приличия выпили немного из поставленной перед нами бутылки. Потом, незаметно выйдя из помещения, нашли место для наших гамаков в соседней хижине и улеглись спать. А из фешанунка до поздней ночи звучала хриплая музыка и слышался громкий голос Негру, еще и еще раз рассказывавшего о своей удаче: о том, как к нему пришло бамборро.
Встали, когда уже солнце стояло высоко над горизонтом. Было часов восемь утра. Ничто вокруг не напоминало о ночном пиршестве, кроме нескольких разбитых бутылок, валявшихся около закрытой на засов двери в фешанунка. На вопрос, обращенный к Мануэлу, где же его приятель Негру, гаримпейро пожал плечами.
— Все! Праздник кончился. Пошел, конечно, опять работать. А может быть, еще не проспался и спит где-нибудь. Выспится — придется опять идти на участок. Он же работает на хозяина.
Vануэл пояснил, что каждый из искателей алмазов надеется на счастье и живет в ожидании его — рассчитывает найти алмаз большой величины. А до наступления этого дня он или промывает речной грунт, или работает в карьерах, добывая мелкие алмазы, так называемые шибиоз, размером меньше одного карата. Сдавая мелкие алмазы хозяину, он поддерживает свое существование в ожидании удачи. Каждый гаримпейро надеется, что придет день, когда он одержит победу, когда к нему придет счастье, большая удача — бамборро. Вот вчера мы как раз и столкнулись с таким человеком, к которому «пришло счастье».
Около места, где была оставлена лодка, стояли двое мужчин.
— Ваша лодка, друзья? — спросили они Мануэла.
— Да. В чем дело?
— Не прихватите нас до Арагарсаса? — спросил один из них, здоровенного роста и с усиками на полном хитром лице.
— Так вы знаете, — нерешительно начал Мануэл, — мы не прямо пойдем в Арагарсас. Мы будем еще мыть алмазы.
— Так и нам не к спеху, — прервал его усач. — Кстати сказать, нам не в Арагарсас нужно, а просто добраться до Касанунга. Знаете, недалеко от города есть такой приток? Там у нас свое дело, свой участок. С попутной лодкой мы приехали на праздник, а вот обратно как добраться? Надежда на вас. Не хочется терять несколько дней.
Было непонятно нежелание Мануэла взять попутчиков, и я, не подумав, спросил:
— А почему бы нам не поехать вчетвером? Все-таки веселее будет.
— Я не против, — ответил Мануэл, — давайте поедем. Правда, двигаться будем очень медленно.
Сбегав в лавку, Мануэл принес канистру бензина, залил в бачок, и лодка тронулась снова вниз по реке. Через некоторое время пришлось проходить один из участков, сплошь покрытый водорослями. Чтобы винт мотора не запутался в них, решили идти немного на веслах. Здоровяк вызвался сесть на корму и выполнять роль рулевого. Он был очень колоритен в своей белой распахнутой ка груди рубашке и в таких же белых холстяных брюках, с сигареткой, прилепившейся в одном из углов толстого, мясистого рта. Было трудно удержаться от искушения и не потратить на него несколько кадров пленки. Мануэлу, видимо, не очень понравилось мое стремление сфотографировать попутчика. Вообще он в этот день был в каком-то неважном расположении духа, не похожий на самого себя, на обычно жизнерадостного и веселого Мануэла. В полдень решили пристать у очередного островка и посмотреть, нельзя ли найти на нем удобный участок для промывки алмазов.
— Посмотрите, — сказал Мануэл нашим пассажирам, — может, и подберете хорошее местечко. А я приготовлю что-нибудь перекусить.
Оба пассажира спрыгнули на островок и, раздвигая кусты, зашагали на его противоположную сторону. Не успели они скрыться из виду, как Мануэл резким движением руки завел мотор, отошел от берега на середину реки и, выключив его, стал дрейфовать по течению, всматриваясь в чащу, где скрылись два попутчика.
Вероятно, они услышали звук работающего мотора, потому что тотчас же показались на краю обрывистого берега.
— Эй, приятель! Что с тобой? Куда ты отправился? — донеслось с островка.
Мануэл встал во весь рост и, потрясая кулаком, начал кричать:
— Что, думаете, я не узнал вас, бандидос (бандиты)? На этот раз твои штучки не пройдут, старый, толстый, большой поросенок! — Видимо, эти слова были обращены непосредственно к усатому джентльмену. — Ты думаешь, я забыл, как ты меня обчистил недалеко от Анта? Вот сейчас добирайтесь вплавь, а потом топайте пешком, но не в Арагарсас, если не хотите, чтобы вас повесили гаримпейрос, а в обратную сторону, — Свой монолог Мануэл завершил длинной серией португальских слов, не подлежащих письменному переводу. Затем завел мотор, и мы, уже вдвоем, стали продолжать путь по направлению к Арагарсасу.
